Затмение Сердца

Глава 2 Двадцать четыре часа до Затмения — столица Метрополии Сердца: пентхаус отца Симона

После пробуждения зачастую испытываешь некоторый дискомфорт, особенно когда твои сновидения были не особенно приятны. Не стал исключением и этот раз для одного не особенно примечательного во всех отношениях юноши по имени Симон, что вальяжно растянулся на своей постели под гудящий в его мозгу будильник — программу вживленного в голову чипа-помощника. Его вибрации будто бы проникали в еще не до конца угаснувшее сновидение и становились его неотъемлемой частью. Вместе с тем они как бы вытаскивали своего хозяина из мира грез под вполне себе реальные лучи утреннего солнца, что нагло и без всякого приглашения проникло сквозь окна в комнату, падая на заспанное лицо путника. Симон, зажмурившись, перевернулся на живот, спасаясь от этого вездесущего зарева, однако уже понял, что его пробуждение состоялось. Приложив усилие, он все-таки смог послать незамысловатую, но при этом вполне осмысленную команду на чип. Симон тем самым деактивировал противный сигнал, вместе с которым на уровень подсознания автоматически отошло и тревожное сновидение. Оно, однако, постепенно забывалось и уступало место новому дню, желанному и долгожданному. Последний раз потянувшись, Симон перекатился к самому краю кровати. Встав босыми ногами на ламинированный пол, он направился в душевую под теплую струю воды, параллельно прихватив из ящичка бутылек с чистящей жидкостью, которая освежала и дезинфицировала его ротовую полость точно так же, как заводная музыка, которая сменила собой будильник в мозгу, прочищала его сознание от остатков надоедливого ночного кошмара.

Неохотно выключив уже успевшую приласкать его воду, Симон, дрожа от прохладного воздуха, выскочил наружу, прихватив с собой полотенце, которое он накинул на плечи, предварительно как следует промокнув роскошную шевелюру. Далее он направился непосредственно на кухню, где его уже поджидали ароматные фиолетовые пирожки со сладковатой начинкой из ярко-зеленого искусственного мяса. Аппетитно жуя хрустящую корочку, которая стала ярко-лиловой после того, как он подогрел их в микроволновке, юноша аккуратно присел на подоконник. Открыв створку окна, которая мягко уехала внутрь стены, Симон, вдыхая свежий воздух поздней весны, стал наблюдать за тем, как медленно, но неотвратимо рассеивается утренняя дымка над мегаполисом, за высотками которого вдалеке просвечивал, игриво поблескивая, океан.

Мысль о предстоящем мероприятии — закрытом фестивале «Затмение» — сегодня вечером на берегу океана будоражила юношу, заставляя сердце биться все быстрее под ритмичные звуки музыки в его голове.

Покончив с завтраком и закинув тарелки и кружки в посудомойку, Симон, уже находясь в коридоре, на мгновение задержался перед выходом, засмотревшись на полосу красноватого света, что падала на стену. Она внезапным образом пробудила в нем воспоминания о ночном приключении. В этом пространстве безвременья из сна яркие звезды на небе не просто согревали, как это было с утра, юного путника, но готовы были в буквальном смысле испепелить его своим жаром. При этом они явно уступали по размеру дневному светилу, хотя и сами являлись не менее ослепительными точками на черном небосводе. Тем не менее, эфемерная тьма после пробуждения рассеялась, и теперь все мысли Симона заняли размышления о светиле. Оно, с одной стороны, спасало путника от ночных кошмаров, а с другой — просто оттягивало неизбежное столкновение с ними же вновь. Находясь в подвешенном состоянии, Симон, казалось, разрывался на части между пустотой, в которой он был навеки заключен, и тем нестерпимым светом, что проглотит его за одно мгновение, расщепив на мельчайшие частицы, стоит ему только выйти за порог своего дома. Казалось, кошмары из его видений могли настигнуть его, если он не только нырнет вновь в мир снов, но и покинет апартаменты в реальном мире.

Более того, размышлял Симон: и тьма ночи, и само нестерпимо яркое пламя дня обладали своим собственным сознанием и вели между собой непрекращающуюся ни на мгновение битву. Наградой же в ней были разум и тело самого путника, который каким-то непостижимым образом был еще способен бороться и даже чего-то хотеть в этом конфликте, что развернулся как снаружи, так и внутри самого бытия страждущего ума.

Решив проверить, как именно выглядело его тело в этом пространстве неопределенности, путник, таким образом, с удивлением обнаружил, что его сущность была похожа на геометрический паттерн, состоящий из фиолетовых линий. Они формировали как само его тело, так и разум, являясь чем-то вроде сети, в которую поймали саму незримую и неощутимую сущность путника, в то время как фокус внимания был отвлечен такими абстрактными понятиями, как тьма и свет.

Был ли этот секундный миг озарения сбоем в работе чипа или же он действительно прикоснулся к чему-то сакральному?

Ответа на этот вопрос у наблюдателя не было. По крайней мере, пока, особенно учитывая то, что вся эта картина развернулась в уме путника за те краткие мгновения, когда он переступал порог своей квартиры. Шагнув навстречу новому дню, Симон уже напрочь позабыл и о своем ночном видении, и об инсайте, отмахнувшись от них, как от назойливых мух, что мешали ему наслаждаться моментом.