Затмение Сердца

Глава 45 Сорок минут до Затмения — остров Крови

Несмотря на сильные потоки воздуха, которые были в лицо Симона, он видел, как на лице Лилы выступили его собственные слезы:

— А твой дед был неплохой дядька!

— Что? — попытался перекричать ветер Симон, хотя и без всяких уточнений и так прекрасно понимал, о чем хочет сказать ему его дорогая Лила. Поэтому, оставив бесплодные попытки физически докричаться до своей партнерши, Симон вместо этого вошел в золотой нисходящий поток змея-утконоса, который, вырвавшись наружу, пробил броню «Затмения», оставив в ней заметную дыру. Из нее тут же повалил густой черный дым от пожарища, вызванного Реггсом-старшим. Двигаясь по этой золотой дороге в тандеме с Лилой, Симон получил необходимое ускорение для того, чтобы на выходе пулей устремиться к тлеющему угольку — алому чудовищу, которое когда-то было его отцом и, вполне возможно, еще им и оставалось там, где-то глубоко внутри.

У Лилы в руках все еще оставалось длинное кровавое лезвие с черным острием, состоящим из ее собственной жизненной силы. А что же было у самого Симона? Он посмотрел на свою одежду с вечеринки, которая была вся испачкана впитавшейся в ткань темно-коричневой кровью, его собственной и чужой. На ней также оставили свои черные отметины пламя и сок растения. Симон перевел взгляд на свои изрезанные и запачканные ладони. Начав переплетать свои пальцы, он посмотрел сквозь них как через решетку невидимой темницы на расстилающийся внизу остров, что с каждой секундой становился все ближе. Он наблюдал за пожарищем, которое, казалось, являлось продолжением алого рассвета, что вот-вот должен был ознаменовать собой начало нового дня, явив солнце, которое сожгло бы всю заразу внизу. С другой стороны, Симон прекрасно отдавал себя отчет в том, что все это было неправдой. Никакой свет не способен был одолеть тот морок, который проник внутрь этого некогда зеленого рая, внутрь сердец, что населяли не только эту землю, но и Метрополию. Точно также было совершенно невозможно помыслить, что после всего, что произошло сегодня, он будет вместе с Кейт и Эдвардом. После всего того, что он узнал как о них самим, так и о самом себе. Однако это меньше всего сейчас заставляло Симона переживать, поскольку, вспоминая слова своего любимого дедушки, он действительно сознательно не выбирал рождаться в таком мире, и тем не менее, раз уж он обнаружил себя посреди всего этого безбрежного ада, то просто не оставалось ничего иного, кроме как хотя бы постараться не стать очередным источником страданий, как это уже сделали многие жертвы этой реальности до него. В этом не было ничего трудного, поскольку, несмотря на то что этот чудовищный процесс поглощения и доминирования был заложен в генетическую программу всякого живого существа, ему выпала удача не быть съеденным во время его жизненного пути и не стать хищником самому. И этот серединный путь казался воистину благостью свыше. Безусловно, можно было ничего не делать с этой возможностью и, как это делал раньше сам Симон, просто принять неизбежное. Позволить острову сгореть окончательно и отвернуться от всего происходящего. Но все же кое-что качественно изменилось, а именно он был не один. Симон посмотрел на Лилу, которая кивнула ему, давая ясно понять, что она тоже готова.

А потому не ради собственной боли и мести, не ради какой-то абстрактной надежды на лучшее будущее, которое никогда, возможно, так и не настанет, но просто потому, что он не мог поступить иначе, позволяя злу свободно и дальше разгуливать по миру. Симон, собрав всю ярость, устремился на полной скорости в свободном полете к тлеющему чудовищу. Оно тут же обратило на него свой взор в виде двух язычков пламени под капюшоном, на который и обрушился удар Симона. Затем еще один и еще. Симон сдирал кожу и мясо с костей своих рук, не чувствуя боли, все продолжая раз за разом бить по обугленным лохмотьям, которые желали затянуть в каменный век весь мир.

Занеся руку для очередного удара, Симон ощутил, как горло его сжали черные пальцы самой смерти, которая смотрела на него сквозь пустые глазницы обугленного скелета.

— Нет… — сжал зубы Симон, — ты не Ирис! Мертвые навсегда остаются мертвыми! — закончил он, когда лезвие Лилы рассекло мрачного жнеца, заставив его распасться на тысячи косточек.

— Не-е-е-е-т! — протяжно завыло существо в плаще.

— Давай! Сейчас! — воскликнула Лила, синхронно схватив алое чудовище так, чтобы оно не могло больше пошевелиться. Меж тем золотой змей с головой утконоса, нагнав противоборствующую троицу, поглотил их целиком, тем самым придав им еще большей скорости, чтобы они сияющим метеором обрушились сверху на функционирующую военную базу Метрополии. Ударная волна от прилета крошила на части, сдувая постройки, переворачивала боевую технику и заставляла тяжело вооруженных алых воинов плясать в светящемся теле торнадо подобно сорванной траве, которую чья-то невидимая рука подбросила в воздух.

Стараясь не потеряться в наступившем хаосе, Симон, едва держась на ногах после посадки, которую для них смягчил утконос Лилы, подал ей знак, чтобы она направилась на поиски своей матери, если та еще жива. Сам же Симон концентрировался на золотом вихре, что начал понемногу стихать. Благодаря его силе спуститься вниз с разрушающегося аэростата смогли госпожа Флауэрс с солдатом на пару с Эдвардом и Кейт, что приземлились, соответственно, справа и слева от Симона.

— Плохо дело, — откашливаясь и трясясь от перенапряжения, подал первым голос одноглазый Бернард, — на флагманском корабле осталось больше десяти тысяч человеческих бомб! Если корабль рухнет, то он сотрет в порошок не только эту базу и весь остров, но и может расколоть саму поверхность планеты. Похоже, наше так называемое руководство пошло ва-банк.

Симон поднял голову на дымящееся «Затмение», затем перевел взгляд на гигантскую черную пирамиду, вокруг которой еще несколько минут назад была расквартирована алая гвардия. Уцелевшие после удара, подобно саранче, начали появляться из-под обломков и собираться вместе, чтобы сожрать неприятеля в лице Симона и его друзей, к которым он обернулся в полной растерянности. Глядя на происходящее вокруг, Симон словил себя на пугающей мысли, что все происходящее с ним сейчас было абсолютно нереальным. Ведь все это Симон уже видел! И не где-нибудь во сне или в том измененном состоянии сознания, в котором находился вместе с Лилой, но в далеком детстве на коробке с игрушкой, подаренной ему на день рождения. Не хватало лишь пары фигур на этой игральной доске и подходящего освещения. Он бросил взгляд на алый рассвет за пирамидой. Симон боялся даже представить, что могло произойти, когда эта раскиданная по кусочкам во времени мозаика соберется наконец воедино.

— У нас пока есть дела поважнее, — пытаясь отдышаться и не в силах даже встать на ноги, выдохнул Симон, кивнув в сторону алого воинства, которое начало окружать его спутников. Группу бунтовщиков и бронированных захватчиков в итоге стали разделять несколько десятков метров, усеянных обломками зданий, по которым ползала фигура в алом изодранном плаще, что собирала черные косточки, которые то тут, то там валялись по всему периметру атакованной базы. Капюшон у фигуры спал с головы, и Симон с замиранием сердца смотрел на лицо своего отца, которое, казалось, полностью высохло так, как будто бы кто-то испил досуха из него все жизненные соки, а вместо глаз его виднелись лишь два тлеющих уголька.

— Я и не думал, что мне так повезет… — вышел вперед один из алых воинов, на котором не было шлема и стальных перчаток. А потому ему не составило труда почесать свой подбородок так, чтобы случайно ли или специально, но Симон смог безошибочно узнать знакомую татуировку сердца на том же самом месте, где она располагалась у его потенциального похитителя, — наш прославленный командир боев идеологического фронта! Победитель пропаганды врага и палач тварей в обличии людей — прямо тут на передовой! Да еще и со своим малолетним выблядком! Это ли не подарок для всех нас, а парни?

Симон хотел было открыть рот, чтобы вступить в словесную перепалку со своим неудавшимся похитителем, однако между ним и алой гвардией вклинились все-таки не обманувший и в итоге приведший всю компанию к искомой точке базы Бернард вместе с госпожой Флауэрс, которая и помогла тому подняться на ноги. Справа и слева от Симона расположились, соответственно, ранее спикировав при поддержке золотой энергии змея-утконоса Кейт и Эдвард, которые, казалось, не утратили своих чудесных способностей, но уже сами их контролировали. Эдвард, упав на колени, напрягся всем своим телом, в то самое время как одна из его рук вместе с половиной тела превратилась в один гигантский зубастый рот, который изрыгнул пламя. Симон сначала принял все происходящее за демонстрацию очередной способности или новую атаку, однако она на деле обернулась реверсивным процессом, через который на глазах у сотен пораженных зрителей на свет буквально из ничего явились Индра и его верный черный ящер.

Симон несмотря на то, что был безумно рад видеть вновь своих союзников, все же не мог поверить до конца в то, что они могли хоть каким-то образом остаться в живых. «Хотя, с другой стороны, если даже такое возможно на этом острове, то ведь это означало бы, что можно воскресить кого угодно! Любого из тех, кто погиб в этом конфликте! Да в любой войне, что только случалась в этой реальности! Да и не только тех, кто погиб от насильственной смерти, но и от любой другой биологической гибели организма! А это значит, что и мама тоже…» — тряхнул головой Симон, прекрасно понимая, что сейчас не время для подобных спекуляций.

— Ребята, все, хватит! — махнул рукой, привлекая к себе внимание своих бывших сослуживцев старый вояка Бернард. — Вся верхушка Метрополии мертва! — он поднял палец вверх, указывая на падающий корабль. — Вы и сами в этом сможете убедиться, но для этого нам нужно как-то остановить падение этой махины и спасти тех, кто заперт там в качестве живых бомб! Тем самым мы спасем и самих себя! Поскольку, если эта махина рухнет прямо сюда, на эту базу, и все эти бомбы рванут, то автоматически сдетонируют и запасы энергетических кристаллов, чей основной кластер находится ровно под этой самой пирамидой, вокруг которой и построена эта база!

Симон огляделся вокруг и еще раз отметил про себя, что что-то было не в порядке со всем этим местом. Как будто бы все части этого ландшафта изначально были подогнаны под общий шаблон происходящего, смысла которого он пока никак не понимал.

Все его спутники, что привели его в эту точку, и золотое тело змея-утконоса, которое постепенно испарялось, делая невозможным проникновение на «Затмение». И все благодаря небольшому комочку-утконосику, который последним спланировал прямо в руки Симона. Чувствуя исходящие вибрации от его тела, Симон поднял голову и вновь посмотрел на темно-алую полоску впереди, состоящую из доспехов алой армии, за которой виднелись сотни кольев, приготовленных для беспощадной казни пленных. Они были будто бы уменьшенными версиями гигантских бурильных установок, которые подобно великанам, раздвинув в разные стороны джунгли, впивались своими гигантскими дробящими клыками в саму плоть этого острова, доставая до самой сути — сверкающих кристаллов, что давали жизнь этой земле и делали ее такой волшебной, удивительной, полной чудес, с одной и только лишь одной целью — забрать эту магию и присвоить себе, не оставив ничего взамен.

Казалось, что весь мир являл собой не что-то осмысленное и имеющее какую-то цель, но представлял собой лишь расходный материал. Он был топливом, которым подпитывал даже не что-то внешнее, а сам себя, бессмысленно раз за разом перерабатывая страдания всех мыслящих существ, его населяющих.

— … разве непонятно? — продолжал свои попытки достучаться до бронированных солдат Бернард. — Все закончилось! Больше нет тех, кто управляет живыми бомбами! И нам нужно как можно скорее взять их под контроль, пока не стало слишком поздно, и спасти оба наших мира!

— Ты… — сложив руки на груди, поднял подбородок обладатель герба-татуировки на руке, — из какой части, старик?

Мужчина проигнорировал это оскорбление:

— До того, как мой батальон был расформирован, я числился за…

— Я знаю, кто ты, — вновь перебил его алый воин, — ты просто ходячая живая бомба, которая пока не разорвалась. Как и эта старуха рядом с тобой. Вы просто предатели интересов Метрополии или поддавшиеся магии тварей идиоты, что в принципе одно и то же. И вы даже стоите в одном ряду с этими тварями, — он кивнул в сторону Индры и его черного питомца, — поэтому никакой пощады врагам Метрополии, — поднял руку алый воин, заставив ряды позади него сомкнуться и выставить вперед себя пики, на чьих наконечниках возникло зеленое пламя, которое в любой момент могло спрыгнуть с их остриев в сторону Симона и его союзников, которые уже приняли защитные стойки.

— Тем более что эта тварь сожрала моего дорогого брата, а вот этого я никак простить не могу.

В голове Симона мгновенно вспыхнула картинка того, как эффектно питомец Индры разделался с целой ротой алых солдат, среди которых был и тот коротышка, который применял насилие по отношению не только к нему лично и госпоже Флауэрс, но и к тысячам беззащитных обитателей как в Метрополии, так и на этой земле. А потому, даже не думая о своей собственной безопасности, которую не могли гарантировать ни его новые и старые друзья, ни даже то существо, что когда-то было его отцом, что ползало по земле, собирая оставшиеся черные косточки, Симон выступил вперед, выбросив вперед руку, как будто бы этот жест мог защитить его от боевого пламени, которое могло бы сожрать его за несколько мгновений:

— А вас, значит, доблестные охотники и охотницы должны благодарить за смерть, которую вы принесли на оба наших острова?

— Спроси у своего одноглазого дружка о том, по своей ли воле мы оказались тут. Мы следовали приказам и воевали на благо Метрополии, пока другие трусы пытались сбежать отсюда или отсиживались в тылу!

— Но даже если все действительно так, и вы последовали этим преступным приказам, что казались легитимными, то сейчас уже нет смысла продолжать это кровопролитие!

— Ты совсем охуел что ли? — нервно хохотнул солдат. — Мы тут оказались по воле вот таких ничтожеств как твой папаша, — воин указал на Реггса, который все продолжал копошиться в пыли, — и пока мы дохнем, такие, как он, этот штабной трус, и ты, его отродье, снимаете все сливки с этой бойни! А вот если бы он не был твоим папашей, то уж, поверь мне, мы бы тебя просто так не отпустили, и ты бы уже давно сгорел бы сам и отдал долг Метрополии, спалив пару десятков местных тварей.

— Значит, этого хочет Метрополия? Она хочет смерти? Но кто конкретно? Может, несуществующий и выдуманный генералиссимус? Или его советники, которые погибли все до одного?

Воин оскалился:

— Нет. Этого хочу уже я.

Сделав жест рукой, он дал недвусмысленный приказ стрелять на поражение, после чего в сторону Симона и его союзников полетели зеленые языки пламени копий-огнеметов, которые разбились о стену алого пламени, из которого вышел Реггс-старший, глядя на свои ладони, с которых, превращаясь в пыль, исчезали в воздухе последние воспоминания об Ирис.

— Что ж, Сима, похоже, ты добился своего, — поднял в сторону своего сына лицо, которое напоминало потрескавшейся фарфор, — ты лишил меня прошлого. Лишил всего, что было мне дорого.

Симон ощутил, как к его горлу подступила обида. Да, впервые он испытывал не стыд или страх перед своим отцом, но обиду за то, что он не может принять его целиком и полностью:

— А как же я? Неужели моей любви тебе недостаточно?

— Это другое, — спокойно проговорил Реггс-старший, — ты, сына, не более чем напоминание о том, чем могла стать наша семья, но чем она уже не станет никогда.

— То есть тебе все равно, что со мной происходит?

— Не понял, — злобно взглянул на Симона Реггс.

— Все ты прекрасно понимаешь, отец, не строй из себя дурака.

— Ты забываешь, с кем ты разго…

— С кем? Так ответь же мне, папа! Ты ведь взял на себя эту роль! И ты своими руками сотворил весь этот ад вокруг нас! Посмотри на всех этих алых воинов! Посмотри на охотников и их сестер! Неужели все это достойно памяти мамы? Неужели…

— Ирис была со мной как раз только лишь из-за того, что я был частью этого механизма! А ты думаешь, если бы я не выгрыз себе путь наверх, то такая как она вообще обратила бы на меня свое внимание?

— Но я-то обратила, — заставил глаза Реггса расшириться голос, который принадлежал темнокожей аборигенке, которая несмотря на свой возраст, казалось, не утратила девичьей красоты и будто бы являлась отражением Лилы, на пару с которой они вместе поддерживали третью израненную сестру. К ним моментально подскочил Индра, и Симон понял, что это, судя по всему, и была та самая Шанти, которую они должны были освободить. А эта женщина постарше значит была мамой Лилы.

— Но ты тем не менее захотел, чтобы матерью твоих детей стала эта Ирис, а не я, — передавая Шанти в руки Индры проговорила, не спуская своих глаза с Реггса, Арджуна, — что ж, это твой выбор дорогой. Как и то, что ты бросил нас с дочкой одних. И это я могу принять. И то, что предпочел какую-то светлокожую мне. Я даже не пыталась с тобой связаться все эти годы, хотя и могла. Гордость не позволяла. Хотя я любила тебя так, как никто никогда не полюбит, Реггс. Но и это все я могу простить. Однако… — она подошла к Симону, — несмотря на то, что ты прекрасно знал, что у тебя уже есть кровная дочь, ты все равно решил начать новую жизнь в Метрополии. Я следила за твоей жизнью через нашу плоховатую, но все же иногда работающую коммуникационную сеть, подключаясь к серверам общедоступной информации Метрополии. Уж прости мне это мое любопытство! И даже тогда я не нашла в себе сил тебя ненавидеть, когда ты усыновил этого мальчика. Но, Реггс, чего уж точно я простить тебе не могу… — Арджуна положила свои мягкие и теплые ладони Симону на плечи, — так этих ужасных слов, которые ты сказал этому молодому человеку. Он не какое-то напоминание. Он твой сын! И ты взял за него ответственность! С Ирис или без нее, но для него ты должен постараться сделать мир лучше! А не ввергать его во тьму! Не уничтожать его будущее! Будущее этого неиспорченного мальчика, который дал имя моей дочери, которое так и не смог или просто не захотел подарить при рождении ее родной отец! А ведь она так хотела, чтобы мужчиной, что даст ей координаты в этом жестоком мире, будешь ты! Но ты оставил ее, и иронично, что именно твой, пусть и не родной сын, наконец, позволил ей почувствовать себя желанной в этом мире!

С этими словами мать Лилы отошла в сторону, давая своей дочери возможность встать рядом с Симоном и взять его за руку.

Симон же, когда Лила оказалась рядом, вновь ощутил это волшебное чувство сопричастности, как будто бы они были с ней единым целым, отражением в двух стоящих друг напротив друга зеркалах, что до бесконечности множили их одно на двоих сердце.

— Все, что делал я… — протянул Реггс, — было ради Симона. Только ради него одного.

— Ну рада слышать! Хоть что-то! — выдохнула мама Лилы. — Значит, в тебе осталось еще хоть что-то человеческое…

— Все было ради этого одного момента. Все миллионы прожитых жизней. Все, что гниют столетиями в земле. Все те, кто доживает свои последние минуты агонии на кольях, все те, кто продолжает бороться. Этот остров, Метрополия. алая гвардия, охотницы и чешуйчатые твари, достижения науки и феноменальная магия, все жизни и смерти были положены на алтарь этого одного-единственного момента, когда Симон выполнит то, что должен, и станет наконец свободным.

Симон хотел было переспросить своего отца, что он имеет в виду, однако ход его мыслей прервал страшный гул, который приближался подобно пикирующему снаряду, что не было так уж далеко от истины, поскольку посмотрев наверх, все собравшиеся стали свидетелями того, как, наконец, расколовшийся на две части корабль, начал свое финальное падение прямо им на голову.

Даже среди строя ветеранов алой армии прошел ропот, поскольку никто не готов был к тому, что смерть явится в столь устрашающем обличии, которому нельзя было ничего противопоставить.

Можно было бы, конечно, попробовать уничтожить корабль в воздухе, но, во-первых, это бы убило всех, кто до сих пор был в заложниках непосредственно внутри «Затмения», а во-вторых, он мог спровоцировать детонацию частиц их крови, что, в свою очередь, уничтожила бы всю разумную жизнь на планете.

— Посмотри на меня, — ласково проговорила Лила. Симон тут же обратил взор на лицо своей партнерши, которое было угольно-черным. Но не из-за ее природного смуглого цвета кожи. Казалось, ее лицо стало темным как сама черная дыра. Форму лица Лилы можно было опознать только по фиолетовым узорам, которые формировали не только образ самой охотницы, но и всех окружающих объектов.

— На нашем острове есть легенда, что двое влюбленных представляют собой воплощение Богини с ее супругом, которые создают этот мир исключительно для своего развлечения и своих сердечных игр. И прямо как сказал твой отец, сам того не понимая, все, что пережили, как мы, так и бесчисленное количество существ, что до нас, что после — все это всего лишь декорации к тому единственному моменту истины, что мы переживаем здесь и сейчас. И хотя не стоит обманываться в том, что конкретно мы такие избранные и что именно мы небожители, тем не менее в данный момент можно с уверенностью сказать, что они это мы. А потому… — она прикоснулась к лицу Симона, сняв с него маску человека, под которой обнаружилось то самое голубое лицо, которое прикупил он сам для вечеринки, — нет ничего удивительного, что мы можем взять немного энергии из их мира для своей собственной игры.

С этими словами Лила коснулась утконосика, которого Симон все это время прижимал к груди, заставив того вновь обратиться в золотой поток, по которому Лила и Симон взлетели в небо, направляясь прямиком обратно к «Затмению». Симон сначала испугался всего происходящего, однако затем громко рассмеялся над своим страхом, над всеми страхами, которые были и в его жизни, и в жизни любых других людей. Казалось, сейчас он мог все. Воскрешать мертвых, как это произошло с Индрой, дарить новую жизнь, быть кем угодно и чем угодно! И сейчас он был вечным любовником, который со своей любимой становились героями, что могли спасти весь этот мир, просто потому что могли. Просто потому, что, коснувшись поверхности корабля, они разобрали его на мельчайшие информационные единицы, сквозь которые виднелись пленники, которые уже не являлись таковыми, и которые стали свободными, как и они сами. Для них теперь тоже не было никаких ограничений ни в виде места их заключения, ни их собственных тел. Они также стали вечно свободными Богиней и Богом, которые играли собой в разных телах, уже окончательно потерявшихся и не разбирающих, где была Лила, где Симон, поскольку ни на земле, ни в воздухе уже не было никакой угрозы для жизни, но лишь танец любви и свободы, где Богиня притянув к себе своего вечного спутника уже слилась с ним в поцелуе, вспомнив, что пока она считала себя человеком, она и позабыла о том, что у нее есть ее ликующее от восторга и экстаза сердце.

Реггс наблюдал за распускающимся в небе ярким узорчатым цветком, сквозь закрытые веки, которые он накрыл своей ладонью, чтобы никто не увидел его слез. В то же самое время рука его нащупала в алых лохмотьях роковой пульт, которым он мог активировать чипы, что дали бы нужную химическую реакцию в крови пленников:

— Все ради тебя, Симон. Все это только лишь ради тебя.

Поглощенный своей безупречной игрой, тандем Бога и Богини даже не обратил внимания на этот очередной узор в их фантазии, пока не стало слишком поздно, и безжалостный огненный цветок их сердца не выплеснулся наружу, сжигая в огне страсти не только их сердца, но и все вокруг.