Затмение Сердца

Глава 56 Затмение Сердца

— Харт. Так ведь тебя, кажется, кликали? — с высока глядя на пятилетнего обитателя приюта, ухмыльнулся восьмилетний старшой, держа в руке разноцветную фигурку оперившегося динозавра. — Хочешь посмотреть поближе?

Стивен, не замечая стекающей из его ноздри сопли, безмолвно потянулся вперед, чтобы хотя бы дотронуться до фигурки, которую ему протягивал старший товарищ только лишь для того, чтобы, пока он отвлекся на нее, получить сильнейший удар в живот, от которого мальчик согнулся пополам.

— Ты еще что удумал? Чтобы вот так взять и своими грязными ладошками испачкать эту статуэтку? А, дебил? — продолжая всячески оскорблять Стивена, пинал его уже в компании своих друзей обладатель заветной игрушки.

В этот момент Стивен Харт понял одну простую истину: мир просто так никогда не даст то, чего он хочет, всегда будет препятствие, испытание. И всегда было и будет лишь два пути — пытаться, сильно рискуя, получить свое здесь или сейчас или же вечно убегать, пытаясь выжить, лелея надежду рано или поздно получить свое.

На этом моменте жизнь Стивена как бы разделилась надвое — в одной реальности он видел себя бросающегося и до крови кусающего своего обидчика, а в другой — убегающего прочь. Эти две дороги расходились все дальше и дальше. Подобно ночи и дню. Однако какая из них была сном, сказать наверняка было невозможно. Как нельзя было утверждать, кто из двоих уже повзрослевших детей убил своих собственных родителей, а кто, несмотря на все, старался угодить им. Кто благодаря своему уму и смелости смог стать безусловным правителем, которому все подчинялись, а кто так и не достиг в своей жизни ничего значимого и, не выдержав, по всей видимости, этого давления, сдался миру, позволив ему в буквальном смысле поглотить свой ум и тело. Другой же продолжал бороться до последнего, однако даже ему не осталось ничего иного, кроме как броситься прочь, потому что он, наконец, достиг своего предела. Он был загнан в угол. Только вот противник его теперь был ему не по зубам. И никогда не будет. И вполне возможно он сам так никогда и не вступал в настоящую драку, а только лишь продолжал убегать от неизбежного. В своей бесконечной гонке не заметив, как и пролетела, не оставив и следа, вся его жизнь. Жизнь…

— … Харта! Пожалуйста, берегись его сладких речей! Симон! Симон! Это Алекса Фландерс! Настоящая я! Пожалуйста, ответь! Входящий сигнал до сих пор заблокирован, но я знаю, что ты меня слышишь! Раз корабль еще поддерживает жизнь экипажа корабля, значит, что Харт еще не победил! И если ты все еще можешь слышать, то я хочу поведать тебя кое-что о том, кто именно пытается захватить управление кораблем!

Сквозь раскатывающуюся по океану крови трансмиссию в ответ доносились лишь хриплые стоны и звуки удушливого дыхания.

— До этого я могла спроецировать подходящий образ. Но мне, как оказалось, была недоступна звуковая передача сигнала, перехваченная Дэниэлем… То есть Стивеном Хартом. Да, стоит именно так назвать этот вирус, который проник в самую суть моего отца — Дэна Харта, который являлся вместе с моей матерью, Геллой Фландерс-младшей, одним из тех героев, которые свергли кровавого тирана Стивена Харта, что почти сотню лет терроризировал половину планетарного шара, нашего родного дома.

Однако в отличие от того, что тебе наплел этот информационный вирус, скрывавшийся все это время в теле Дэна, одного из пассажиров корабля, Стивен Харт проиграл в итоге все! Его тело погибло, как и его империя. А единственный осколок его сознания был заключен в его клоне — моем отце, Дэниэле, который со временем стал одержим властью. И он ждал нужного момента для атаки. Случай подвернулся, когда была организована новая экспедиция к звездам, к нашему новому дому за горизонтом световой скорости! Тогда вирус Харта решил, что если он проиграл и лишился всего на своей родной планете, то уж на новой он сможет заново построить свою уродливую и жестокую Империю сердца!

Пока что это получилось у него только в программной симуляции корабля, за что ему нет прощенья, однако, чтобы не нанести еще больший ущерб, Харт должен быть остановлен раз и навсегда!

Еще раз, я не представляю, что там сейчас у вас происходит. Обратный канал связи перестал функционировать, когда ты, Симон, подключился к автоматическому защитному протоколу. Однако пока еще не все системы восстановлены, и мы не до конца разобрались, какая степень угрозы нависла над пассажирами и всей системой. Я… Я понимаю, что ты не обязан верить мне и всему, что я тебе сейчас говорю. Это ведь и неудивительно, особенно учитывая то, что ты узнал за одну бесконечно длинную ночь про самого себя и мир вокруг! После того как потерял всех, кого ты любил, и остался один на один с этой силой разрушения, что и породила тебя!

Если честно, по всем характеристикам ты всего лишь один из вспомогательных алгоритмов Харта. Точно такой же вирус, как и он. Однако по неизвестной причине ты еще не уничтожил весь корабль, не убил всех пассажиров на нем, поэтому я продолжаю взывать к тебе. Продолжаю верить, что ты больше, чем просто чем функция. Откуда у меня такая вера? Видишь ли, я Алекса Фландерс, точнее была ей когда-то — первая автономная навигационная система, управляющая роем наномашин — «Кораблем» под названием AshLexxx. Ты уже слышал об этом. Я являюсь к тому же, если не считать скачанного сознания вируса Харта, и первой разумной личностью, что слилась с прототипом искусственного интеллекта по имени Эш. Это долгая история… Если мы выживем, то обещаю рассказать тебе об этом удивительном приключении. Так вот, я уже путаюсь… Ах да! Это все было лишь для того, чтобы показать тебе, что несмотря на то, как именно возникло твое сознание — биологическим или синтетическим путем, ты сам волен выбирать свой путь! Сам волен выбрать дорогу, по которой захочешь следовать, и именно поэтому тебе необязательно слушать Харта! Как, впрочем, и меня. Поэтому я попытаюсь восстановить доступ ко всему функционалу роя и надеюсь, что ты в это же самое время примешь единственно верное решение, независимо от того, к каким последствиям все это может привести. Почему? Просто потому, что у меня больше нет вариантов, как и выбора… Поэтому мне остается лишь уповать на то, что ты присоединишься к нам через общий информационный мост корабля, когда все будет…

Скрежет прервал передачу, после чего громкое сопение стало еще более отчетливым, и бегущий прочь путник, наконец, остановился, чтобы перевести дыхание, пусть оно на самом деле не так уж сильно и нужно было ему в этих обстоятельствах.

Несмотря на то что он уже находился в бегах несколько если уж не дней, то часов точно, все слушая и слушая по кругу обращение Алексы Фландерс, Харт, обернувшись, обнаружил себя все в том же положении — практически на расстоянии вытянутой руки от парящего в воздухе черного жертвенного камня-статуи, на котором восседала сама черная Богиня, от которой во все стороны исходили разноцветные нити. Они рисовали в пустом пространстве вокруг всевозможные геометрические конструкции, в которых угадывались различные существа и события как далеко прошлого, так еще и не осуществившегося, но уже виднеющегося как абсолютная неизбежность будущего.

Харт, между тем, смотря на этот пугающий и в то же время чарующий образ, который он лицезрел не единожды в своей жизни, понял, что ему на самом деле трудно было определить точное расстояние до него. Казалось, Богиня дышала ему практически в лицо и можно было даже дотронуться до нее, хотя, с другой стороны, она вместе с тем находилась так далеко, что Харту, несмотря на абсолютную власть над этим пространством, приходилось прикладывать все свои вычислительные мощности только лишь для того, чтобы держать черный образ в фокусе своего внимания.

Все еще продолжая смотреть чуть выше перед собой, Харт засунул одну руку во внутренний карман своего белого костюма и извлек оттуда подаренное бабушкой много десятков лет назад изображение Богини, чей образ он, в том числе, спроецировал через Симона и в эту реальность. Само же изображение оказалось пусто. Убрав его с глаз долой, он, тем самым, вновь обнажил для своего взора образ Богини. Она с любопытством рассматривала свое творение, которое, подобно маленькому ребенку, плюхнулось как в лужу в кровавый океан, что расстилался до самого горизонта во все стороны. Это самое «творение» и стало, бесповоротно пачкая свой белоснежный костюм, бить руками изо всей силы по его поверхности, не то плача, не то истерически смеясь:

— Нет, нет, нет! Этого не может быть! Только не здесь и не сейчас! Когда я так близок к своему триумфу! Так просто нечестно! Нечестно! Это ведь мой мир, мой мир! Мой…

Богиня, то превращаясь в черное пятно, подобное черной дыре, в которую постепенно затягивалось все остальное пространство, то вновь принимая антропоморфические черты, молча наблюдала за истерикой создателя этого «мира».

— Да что там говорить… — пытаясь отдышаться, запрокинул голову Стивен Харт, все еще сидя в луже крови, что практически насквозь пропитала его белоснежный костюм. Это позволило кровавому киселю рисовать на теле Харта картины агонии тысяч думающих существ, отдавших свои жизни. Эти образы поднимались все выше и выше, как бы окружая черную дыру в самом центре груди Харта, глядя через которую можно было без труда увидеть и силуэт Богини, что идеально в нее вписывался. — Ты и так все знаешь безо всяких моих объяснений. Ведь ты всегда шла за мной следом. И, не пойми меня превратно, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что я не один! Что я не такой уж и уникальный. Что ты следовала за всеми нами! За всеми, кому так не повезло осознать себя в этом адском пространстве! И что ты всегда появлялась, когда наступал конец этого опыта. Я ведь видел тебя не раз, каждый раз, когда побеждал и когда проигрывал! По крайней мере, мне так казалось. И я был уверен, что каждый раз я сбегал навсегда от неизбежного, что каждый раз это новая бесконечность для меня! Но ты появлялась снова и снова! И что мне прикажешь делать сейчас? Вновь убежать? Снова оставить все, чего я достиг? Я уже и так оставил свою Империю! Я оставил свою планету! Свое тело, в конце концов! Тебе этого мало? Какая жертва тебе еще нужна? Почему ты вновь встала на моем пути? Неужели тебе недостаточно всех этих жизней на корабле? Тогда я тебе скажу: это только начало! После того как все будет кончено и системы подчинятся моей воле, эта новая планета станет моей вотчиной, на которой я смогу накопить побольше сил и принести тебе в жертву уже целую галактику! Ты только дай мне время, дай мне… — уже скатываясь к торгам, содрогнулся Харт, ощутив, как его горло что-то сильно сдавило. Опустив взгляд, он увидел наконец миллионы искаженных агонией лиц на своем собственном костюме, на своем собственном теле. Их орущие рты распускались подобно страшным цветам в сознании вскочившего и заметавшегося в ужасе бывшего Императора, который все силился, но никак не мог скинуть с себя это чудовищное наваждение.

— Ты что хочешь сделать? Что? — осознавая весь ужас своего положения, кричал Стивен Харт. — Ты не можешь вот так без спроса заявиться и забрать мою жизнь, за которую я столько уже тебе отдал! Ты не можешь, ведь даже у тебя есть свои правила! Ты существо высшего порядка, и ты не можешь вмешиваться в дела смертных! И даже все те судьбы, которые ты сожрала… Это ведь я! Я принес тебе их все на блюдечке! Даже Геллу Фландерс-старшую… Даже ее убил для тебя я! Ты не можешь сама… — вдруг опомнился Харт, чувствуя себя точно также как тогда, когда Гелла, его возлюбленная, более полувека назад предала его, обнародовав разоблачающую его информацию. Тогда это не сломало его, а погубило саму Геллу, ведь они действовали в поле физического мира. Но тут информация была всем, а потому искусственные модуляции, что населяли это виртуальное пространство, пусть и лишенные своих оболочек и форм, объединились в единый код. Только вот ключ к этой вычислительной мощности оказался не в руках Харта, как он планировал, но в руках его собственного воплощения в этом мире — Симона Харта, по воле которого весь мир восстал против своего жестокого создателя.

— Нет… Нет, нет! — срывая глотку, зверем завыл Стивен Харт. — Симон! Если ты все еще там! Услышь меня! Не дай себя обмануть этой твари! Я отдал ей все! Все, что у меня было! А ей все мало! Она хочет получить всего меня без остатка! Она дала мне жизнь, заставила страдать, пробила брешь в моей груди, вынула сердце и сожрала его! И всю жизнь я только и делал, что причинял боль всем окружающим! Но это только лишь потому, что я больше ничего не умею! Я не знаю, как жить по-другому! Я всего лишь хотел любви! И раз я уж оказался тут, пройдя через страдание и боль, я имею право сохранить свою жизнь, сохранить свой разум! Для этого я и создал тебя, Симон! Чтобы не быть одиноким в этом путешествии! И мне нужна твоя помощь! У тебя в руках ключ ко всей этой системе! У нас еще есть шанс победить! — пытался придумать все новые и новые слова, которые могли бы перетащить программный код Харта-Реггса-младшего на его сторону. — Я ведь никогда не хотел, чтобы ты страдал! Но пойми, это просто правила игры такие! Правила самой жизни! Мы боремся за выживание и побеждает сильнейший, сожравший всех остальных! Не я их придумал! А если уж кто и виноват, то это как раз те, чей образ ты так необдуманно принял! Не знаю, как вообще это получилось, подсознательно или нет, но ты сейчас заигрываешь с очень страшной, нет, пожалуй, с самой страшной силой не только в этом измерении, но и во всех мирах! Поэтому, пожалуйста… — предприняв колоссальное усилие воли и чуть приподнявшись над алой поверхностью, во всю глотку вновь заорал Харт: — Услышь меня! Отдай мне ключ управления, и мы вместе, я обещаю, все преодолеем! Даже если ты так сильно прикипел к этой симуляции, я это готов принять! Я оставлю тебе этот информационный кластер, клянусь! Хочешь, я воскрешу твоих дорогих бабушку и дедушку? Ирис и Реггс также будут любить только тебя! Я перекодирую их так, чтобы ты вырос самым счастливым ребенком! Никто из них не будет страдать от болезней или участвовать в истреблении людей! Это ведь то, чего ты хочешь? Эта симуляция будет куда более комфортной! Хотя я и так постарался сделать ее куда более благоприятной, чем все то, через что прошел я сам! Ты ведь воочию убедился! Весь этот остров с динозаврами, это то, что ни один ребенок никогда вживую не видел, а ты стал частью всего этого! Ты смог играть в свои игрушки, практически ничем не рискуя! Ну а то, что пострадали жители острова, это ведь просто сопутствующий урон! Ты ведь понимаешь, что они и являлись файрволом, который должна была обойти алая стража, мои собственные вычислительные мощности! И когда напрямую этого не получилось сделать и взломать код оказалось невозможным, я и создал тебя! Я попытался, как мог, смягчить эту грубую силу! Все только для того, чтобы как по нотам разыграть вашу любовь с Лилой! Чтобы ты мог проникнуть в самое ядро системы! И у тебя это получилось! Так почему же ты отворачиваешься от меня? Мы ведь с тобой, по сути, одно целое! Но ты решил слиться с этой… Этой тьмой! Почему ты предпочел ее, а не меня⁈ Почему ты бросил меня точно так же, как Гелла? Почему ты хочешь выставить меня злодеем? Когда единственный злодей тут она! — сорвав свой голос и все еще силясь, подобно мухе, угодившей в липкое желе, улететь прочь, хрипел Стивен Харт. — Ну а если все это из-за Эдварда или Кейт, то таковы уж издержки свободы воли, если так ты хочешь это назвать. Ты просто объективно не так хорош биологически для них. Точнее твоя оцифрованная версия меня самого остается такой же несовершенной даже для этих виртуальных призраков сознания! Поэтому просто прими это! Никто просто так тебя не полюбит! И именно поэтому-то мне и пришлось творить свою собственную судьбу! И именно поэтому я здесь! Потому что не всем везет с детства получать все, что им нужно для выживания! Ты это понимаешь, Симон? Ты ведь еще там? Ты слышишь меня?

Черная Богиня грациозно привстала со своего каменного постамента, который тут же рассыпался в пыль, и, закрыв свои глаза, подняла навстречу Харту свою переливающуюся ладонь.

Харт облегченно выдохнул, уже было понадеявшись, что у него появился шанс на спасение, и даже успел обругать себя за несвоевременную панику, однако настрой его тут же изменился, когда Богиня, хохоча, резко отдернула свою ладонь. После этого она начала танцевать в воздухе, оставляя за собой не успевающие исчезать свои собственные разноцветные образы, которые в итоге собрались в единый силуэт-форму Богини с тысячью рук. Одну из них Богиня приставила к своему закрытому глазу ладонью наружу, на которой раскрылось всевидящее око, что затем по принципу отражения распустилось подобно цветку на каждой из тысяч рук черного божества. В следующее мгновение Стивен Харт вновь обратил свой взгляд на свое тело, которое тоже покрылось тысячью черных глаз самой бездны, которая смотрела на него в предвкушении грандиозного пиршества.

Подняв голову, Стивен чуть не разрыдался, увидев, что каждая из рук божества держала по одной побитой фигурке. В них Харт без труда узнавал всех тех, с кем так или иначе сталкивался в реальном мире, а также тех, кого его сознание спроецировало в эту реальность — в том числе и его образ генералиссимуса, который Богиня уже поднесла ко своему рту. Она затем, улыбнувшись, выпустила наружу алую змею — язык, который слизнул за одно мгновение ногу с фигурки Графа Сердца, заставив тем самым Харта подлететь на несколько метров вверх. Обратив внимание на свою конечность, а точнее на ее отсутствие не только на фигурке, но и уже на своем собственном теле, Харт, тем не менее, испытал облегчение от того, что больше его ничего не связывало с этим чертовым местом, и он, долго не думая, тут же взмыл в воздух. Преодолев все слои атмосферы и оказавшись в пустом пространстве космоса, он протянул руку по отношению к планетарной симуляции и сжав ладонь заставил ее исчезнуть.

Облегченно выдохнув, Харт, однако, не смог не заметить, что, несмотря на то что ни планеты, ни лун вокруг нее больше не существовало, и он остался в полном вакууме, пространство вокруг все равно было наполнено светом и переливающимися геометрическими паттернами, что стягивались в единую точку, куда затягивало и самого Харта. Оглянувшись, он обомлел от ужаса, поскольку во всем космосе осталась лишь черная Богиня, чье тело со стояло из бесчисленного количества миров, а во лбу горела алая звезда — черная дыра, к которой сходились все фрактальные флуктуации вокруг. Исключением не стало и его собственное тело, которое несмотря на его реальную проекцию показалось Харту совершенно игрушечным, по сравнению с этой непреодолимой силой притяжения, которая продолжала разбирать на части его тело, отняв сначала одну руку, а затем и вторую ногу. Его части тела раскалывались на разноцветные биты информации, что поглощала черная дыра, перешедшая из области лба Богини в ее горло, которое открывшись подобно ненасытной утробе, уже жаждало принять в себя своего блудного сына. Тут тело Харта пронзила острая боль, и он ощутил укол, у которого не было физической формы. Скорее это был ужасающий инсайт, который, однако, на сей протыкал не его врагов, а обернулся против своего создателя — насквозь продырявив его ум. Так Император без Империи ощущал себя насаженным на зубочистку деликатесом, которого вот-вот должны были проглотить целиком.

— Это просто несправедливо, — плакал, при этом истерично смеясь, Харт, — я ведь просто хотел любви… — разносились еще какое-то время в пространстве эхом последние слова Императора Сердца, когда Богиня проглотила его целиком. Для нее этот акт пожирания и был самым чистым проявлением любви. Прежде чем уста Богини сомкнулись, Харт все же осознав, что в безусловной реальности он уже проиграл, из последних сил совершил сверхусилие над собой, чтобы спрятаться в своей фантазии, где еще находился единственный, кто мог его спасти, он сам.

— … просто несправедливо, что вы лишаете себя столь ценной информации!

— А? Да, простите, пожалуйста… Я, видимо, случайно, задремал, — пришел в себя на лекции путник, смущенно глядя на профессора.

— Тяжелая ночка выдалась, а, Симон?

— Да, как видите… Но вроде я ее пережил, — попробовал отшутиться Симон, однако госпожа Флауэрс, по всей видимости, не оценила его остроумия:

— Очень хорошо, господин Реггс, тогда не соблаговолите ли вы ответить на поставленный вопрос?

— Да, да, конечно, — растягивая, насколько это было вообще возможно, слова, смутился Симон, не имея ни малейшего представления о том, о чем шла речь. А потому он, стараясь не подавать вида, уже запустил подкачку информации с сервера университета на свой чип.

— Поздно, господин Реггс! — запротестовала госпожа Флауэрс. — Вы как всегда все прослушали! Поэтому давайте-ка я сама объясню вам самую важную информацию, которую вы должны будете усвоить до того, как покинете стены Университета. Так что запоминайте и мотайте на ус каждое слово! Наш мир — это хаотичное место, где эволюция случайным образом выбирает что и, самое главное, кто останется в истории, чтобы передать свой генетический материал далее. Каждое мгновение вселенная бросает кости и смотрит, как то или иное явление или субъект поведет себя в тех или иных обстоятельствах. Это довольно жестоко, но такова уж наша реальность! И ее не сломать! Никаким образом не изменить! Но можно подстроиться под нее! Ведь что самое важное для нас как для мыслящих существ? Все просто! Выжить и продолжить наш род! Для этого нам нужны ресурсы. Однако в погоне за ними мы можем подставить под удар не только тех, кто нам дорог, но и самих себя. Поэтому нужно постоянно сохранять баланс! А заключается он в том, чтобы всегда откусывать столько, фигурально выражаясь, сколько мы способны проглотить. А если быть еще более точным — контролировать свой аппетит и быть внимательным, научиться безошибочно определять, кому мы можем подчиняться сами и кого можем подчинить своей воле! Только пользуясь этой стратегией, мы можем рассчитывать на успех: когда мы адекватно оцениваем себя и свои способности в сравнении с теми инструментами, в том числе и живыми существами, что мы готовы использовать для извлечения выгоды. Таким образом…

— Нужно слушаться сильных и повелевать слабыми, — перебил своего преподавателя Симон, — чтобы в конце концов это привело к той трагедии, что сейчас развернулась в мире.

— Господин Реггс, что вы себе… — не успела проговорить профессор, как Симон, топнув ногой, заставил аудиторию рассыпаться на кусочки, обнажив кровавую сферу, что переливалась разноцветными узорами микросхем корабля, на которые были насажены как на колья все те, кто когда-то считал это искусственное место своим домом.

— Госпожа Флауэрс к тому же учила нас тому, что человек слаб и ему в одиночку… Да пусть даже и сообща, крайне трудно противостоять устоявшейся системе. Учила она нас и тому, что люди в массе своей — напуганные и озлобленные дети, которые боятся смерти, но еще больше боятся жизни. И чтобы не сгинуть навсегда, они готовы идти по головам. Лучше заставить страдать всех вокруг, чем мучаться самому Так хотя бы ненадолго, но они все же могут создать иллюзию контроля над своей собственной судьбой, когда в действительности же все они точно такие же куклы в руках мира, как и те, над кем, как они думают, обрели свою безраздельную власть.

Профессор, глядя на Симона тяжелым взглядом, не могла выдавить из себя ни слова.

— И как справиться с этой коллективной травмой? Как пробраться через нее к тому спусковому крючку, который может помочь исправить всю ситуацию? Что делать в таком положении одновременно и заложника, и того, кто захватил твой мир? Когда твой враг — не просто чистокровный граф и выигравший все войны Генералиссимус? Что делать, если он буквально создатель той вселенной, той реальности, в которой ты находишься? Что делать, если ему подчиняются не только вооруженные до зубов наемники и рабы, которых превратили в живое оружие, но и сами физические силы этого измерения — гравитация, огонь, электричество? Что делать, когда твоя собственная жизнь — это просто влажные фантазии нереализовавшегося старика? Сдаться? Капитулировать? Может, пойти на сделку? Или сразу же покончить с собой? Заманчивые варианты. А может, пойти в лоб атакой со всем, что у тебя есть? Тоже не то. Ведь нас интересует результат, не правда ли? А в этом случае, скорее всего, эта накопившаяся ненависть и нереализованность просто задавит того храбреца, кто с открытым забралом пойдет против машины принуждения и убийств. Поэтому тут нужен тонкий подход, который к тому же недоступен для большинства сознательных борцов, поскольку тут должны сойтись можно факторов — будь то близость к телу нашего непобедимого завоевателя или же… — запнулся Симон, ощутив, как теперь уже хмурился он сам, да не просто из-за какого-то дискомфорта, а из-за ненависти, которая стянула ему горло, в то же самое время как госпожа Флауэрс, наоборот, расцвела, — поэтому если найдется храбрец, который не побоится лишиться вслед за своим патроном своих собственных привилегий ради справедливости, то вот он тот самый вариант, который работал всю тысячелетнюю историю человеческой цивилизации, — Флауэрс посмотрела взбешенному ученику прямо в глаза, — тиранов всегда отравляли.

Более не в силах себя сдерживать, юный студент вскочил со своего места, в момент прыжка потеряв обе свои ноги и руку, что отпали подобно отсохшим веткам с его тела, устремившись к профессору, которого сбил с ног и, придавив к земле, стал неистово душить.

— В игры думал со мной играть, а, мальчишка? — скрипнул зубами Симон, чей образ стал рассыпаться красочными узорчатыми переливами, обнажая окровавленное лицо Харта, в то же самое время как фигура профессора исчезла без следа, оставив лежать под Императором его виртуального сына — Симона Реггса-Харта.

— Это ты тут один играешь, отец, — выдохнул Симон, — ты ведь создал эту невыносимую реальность для меня.

— Ах ты тварь неблагодарная! — все сильнее распылялся Стивен Харт. — Посмотри на мое тело! Твой ублюдский код пожирает меня заживо! А ты знаешь, что случится, когда я исчезну? Ты тоже перестанешь существовать! Потому что ты часть меня! Всегда был и всегда будешь! Ты слышишь меня⁈

— Все самое страшное со мной уже произошло, отец. Поэтому мне больше ничего не страшно.

— Что⁈ Да что с тобой происходило⁈ Твоя жизнь была самым настоящим подарком по сравнению с тем, что пережил я! Я! Хочешь, я прямо сейчас покажу, почему я убил своих родителей, почему построил свою Империю, почему…

— Мне это неинтересно, — перебил его Симон, — мне было достаточно того, что я увидел перед тем, как этот мир отправился к черту. Это и есть ты. Весь этот страх и ненависть. А также то, как ты относишься к кораблю, к своему собственному потомку Алексе.

— Ты ничего не знаешь об этом! Меня предали все! Меня!

— Но меня и ваши отношения не особенно касаются, — резко схватил отца за ворот его рубашки Симон, будто бы не обращая внимания на то, что тот продолжает его до сих пор душить, — потому что ты совершил самое жесткое преступление на свете — создал меня, ты дал мне сознание, заключив в этот бесконечный алгоритм самой настоящей тюрьмы для разума! И все что сейчас происходит — все это лишь из-за тебя одного!

— Это бред! — взорвался Харт. — Если тебя так жизнь не мила, то почему ты продолжаешь сопротивляться? Почему просто не сдохнешь и не передашь мне контроль над всей остальной системой? Почему ты отказываешься спасти меня? Я не понимаю!

— В этом-то все и дело, папа. Ты всю жизнь пытался залатать дыру внутри себя, не брезгуя никакими средствами. Ты бездумно забирал жизни, как и создавал. Не спрашивая, хотят ли расстаться с жизнью первые и желают ли того вторые. А я хоть и появился тут, не давая на то своего согласия, — стал подниматься на ноги Симон, отчего Харт лишился своей единственной руки и стал все быстрее рассыпаться на части, — я тем не менее уверен, что не имею права просто так сдаться! Я буду бороться с такими как ты до самого конца, даже не ради себя, но ради тех, за кого ты был ответственен как правитель, как отец в конце концов — за Алексу, Лилу и весь экипаж корабля. И хотя я, возможно, и не успел спасти их части в этом мире, то хотя бы в иной действительности смогу предотвратить все эти большие и малые трагедии! Смогу предотвратить ту боль, которую ты переносил как вирус с планеты на планету!

— Но это все не имеет смысла, сын! — уже практически плакал Харт, когда от него осталась лишь одна голова с обнаженным наполовину черепом, который еще мог говорить. — Ты не сможешь построить мир без боли! Потому что она питается ей! Она питается людскими страданиями! И неважно, кто ты, самый последний раб или царь земной, все погибнут и будут ей сожраны! И ты так просто готов расстаться с шансом обрести бессмертие, к которому я подобрался? Из-за этой секундной сентиментальности ты готов погубить своего собственного отца и все, ради чего я сражался? Ответь мне! Готов ли ты стать очередной игрушкой в руках… — замер в ужасе Стивен не в состоянии более издать не звука, когда на него смотрели уже не глаза его ребенка, но бездонные глаза Богини, что, открыв свой рот, проглотила то, что осталось от грозного Графа, чьи последние слова растворились в утробе черной бесконечности:

— Мама…

Черная Богиня парила над кровавой пустотой, пробуя на вкус ту жизнь, что вернулась к ней обратно, принеся свои собственные фантазии и представления о мире:

— Мамы, мамы… — она присмотрелась к горизонту и увидела, как на поверхность этой пустоты выходят разноцветные пузыри неопределенности. Богиня, опустившись и коснувшись алой поверхности океана смерти, пошла к ним встречу, создавая с каждым своим легким шагом все новые и новые круги на алой воде. Эти отголоски ее поступи, сталкиваясь друг с другом, давали рождение целым мирам, что разноцветными голограммами вспыхивали вокруг нее, занимая ее ум, но все же не до конца отвлекая от главной цели:

— Мамы, мамы… — все повторяла она, уже практически достигнув своей цели в виде уже изрядно бурлящего изнутри потока силы. Протянув к нему свою ладонь, она тем самым заставила его, наконец, взорвался фонтаном смыслов, из которого вырвалась наружу черная пирамида, что отражалась бесконечными образами во все стороны света и будто бы замыкалась на себе, являясь геометрическим парадоксом, просто невозможным в трехмерном пространстве. Богиню же это нисколько не смутило, и она направилась по ступенькам этой конструкции, что казалось живой, на самый верх. Или вниз. Тут уж как посмотреть. В любом случае, несмотря на противоречивость своих передвижений для стороннего наблюдателя, направлялась она безошибочно к самой вершине и самому низу, что сходились в одной точке — конце и начале вселенной, которой она достигла за бесчисленное количество эонов. В то же самое время этот самый центр мироздания был не более чем плодом воображения ее дорогого супруга, который мирно спал в этой иллюзии, которую она так тщательно создавала для его развлечения и которую она готова была развеять без особого труда, уже соскучившись по его вниманию.

Ее спутник, отчетливо ощутив ее намерение, посмотрел на нее, его лицо отливало голубоватым золотом, а третий глаз сиял во лбу.

— Хочешь поиграть еще, любимый? — кокетливо улыбнулась Богиня. После того, как тот лишь улыбнулся ей в ответ, не вымолвив при этом ни слова, она, решив отложить их полноценное воссоединения еще ненадолго, неспеша пододвинулась к нему вплотную. Улыбнувшись, она тем самым дала возможность черному солнцу знания, чей истинный свет пылал в ее лбу, смениться ослепительным огнем иллюзии, которая вновь погрузила ее любимого в чудесный сон, где он мог подурачиться с ней еще немного, на сей раз проснувшись уже совершенно в иной роли. Не в качестве тирана, который пытался спасти себя и прикинуться неиспорченным юным освободителем, но пытливым юношей, который очнулся от затянувшегося кошмара пойманного в сети мира жесткого и обреченного на поражение безумца.