Затмение Сердца

Глава 32 Три часа до Затмения — Аэростат «Затмение». Десять тысяч километров над акваторией между Метрополией и Островом Крови

Нервно крутя в руке бокал с розовым шампанским, господин Реггс вместе с тем все больше фокусировался не на пузырьках в стеклянном сосуде, но исключительно на красной точке в мозговой проекции его чипа. Она демонстрировала точные координаты конечного прибытия «Затмения», которые соответствовали, по крайней мере, в памяти самого Реггса, именно тому месту, которое он, покинув однажды, надеялся больше никогда в своей жизни не видеть.

— Волнуетесь? — раздался голос подкравшегося сзади служащего, который, не спрашивая разрешения Реггса, чокнулся с ним своим бокалом. — А зря! Не стоит беспокоиться! Это высочайшая честь, которая может быть оказана человеку! Наш Справедливый Правитель, наш тысячелетний Генералиссимус, наш Благородный Граф взял всех нас с собой, чтобы мы стали свидетелями его триумфа! Поскольку этой ночью мы победим всех тварей и наконец-то на планете воцарится долгожданный мир! И «Затмение» — сейчас самое безопасное место во всем мире, поскольку этой летающей крепости ничего не страшно!

«Или же наш зарвавшийся тиранчик окончательно выжил из ума и решил покончить не только с собой, но и прихватить за компанию на тот свет весь остальной мир», — подумал про себя Реггс, вслух же выразив безусловную солидарность вместе с похлопавшим его спине Министром, на лысом затылке которого Реггс успел заметить выцветшую, но все еще различимую татуировку с глазом, заключенным в сердце.

— Да что там у него на уме… — глядя на свое отражение в стекле, коснулся шрама на губе Реггс, — одному дьяволу известно… Однако местечко для своей кончины или же безоговорочной победы он выбрал соответствующее. «За Горизонтом» или Остров Крови, может, и не самый сильный противник, с которым сражалась Метрополия на пути своей неостановимой экспансии, но вот что самый упорный — это точно, — оскалился Реггс, вспомнив забавный, эпизод, который приключился с ним во время его командировки на остров Тварей в юности. Этот инцидент и оставил на память это досадное ранение.

— И тем не менее… — выдохнул Реггс, направившись с парадной палубы, где уже заранее отмечали предстоящую победу генералы и чиновники, на нижний уровень, где содержались десятки тысяч пленников и изменников, которые больше напоминали подвешенные за крюки туши, чем живых людей, — всегда есть способ перехитрить даже самого сильного противника.

Особой нужды доводить пытками до такого состояния всех их не было. Узники и так намертво были закреплены в своих коконах, тут дело было в другом. Даже если бы и произошла осечка и кто-то из них смог бы пережить свое падение, нужно было не только не допустить того, чтобы они не встали в один ряд с Тварями и теми дикарями, что им прислуживают, но и запустить этот вирус, что основывался на многовековой традиции. А заключался он в том, что, несмотря на свою кровожадность, по крайней мере, по официальной версии министерства информации и пропаганды, и того, что они пожирали сердца друг друга, внутриплеменные узы были достаточно сильны, поэтому их, что логично, нужно было безжалостно разорвать. И как можно было сделать это проще всего? Психологической атакой и дискредитацией. Так, все эти кровоточащие полутрупы были доведены до такого состояния не алыми стражами, которые, безусловно, их тоже как следует помяли при захвате, но своими же собственными соплеменниками, что сами не выдержали пыток. В итоге все пленные утилизировались в виде бомб, а те, кто над ними издевался, сами попадали на записи, которые транслировались в момент близкого столкновения в местах, где чудом удавалось выживать, или куда в рамках диверсионных операций направлялись некоторые пленные. Чтобы подорвать моральный дух и парализовать волю дикарей раз и навсегда. Сломать несгибаемого противника изнутри.

Для Реггса поддержание этой системы самовоспроизводящегося насилия было обыкновенной рутиной, и он уже давно не испытывал никаких эмоций ни по отношению к тем, кто пытал, ни уж тем более к тем, кого пытали, но все же… Он опять погладил свой давно, казалось бы, заживший шрам на губе: «Почему эта темнозадая из недавней партии так засела в моем мозгу? Кого она мне так напоминает?» — никак не мог пока решить эту загадку в своей памяти Реггс, тут же забыв про все на свете, когда из динамиков, в том числе и в этом подземном чистилище заиграл торжественный гимн Метрополии, заставивший Реггса пулей метнуться обратно на банкетный этаж, который уже успели прибрать. Так, от расслабленных и уже далеко не трезвых, снующих от компании к компании министров и военных не осталось и следа. Все столы со всевозможными яствами и напитками тоже пропали как по мановению волшебной палочки, оголив просторный холл, в котором, выпрямившись и прижав ладонь правой руки к груди, стояли тысячи, казалось бы, ничем не отличимых друг от друга клонов в алых пиджаках, одним из которых стал и сам Реггс. Заняв свободное место, он с трепетом наблюдал за тем, как под переливчатые трели гимна гигантский голографический глаз, спроецированный на трибуну, медленно открывается, и из него начинает вытекать кроваво-красная слеза, трансформирующаяся в сердце, что, начав бешено стучать под ритм музыки, в итоге взорвалось ярким светом, который дезориентировал всех присутствующих. После этого своеобразного салюта гости один за другим начали оседать на пол со счастливыми лицами, когда лучи света, бьющие из эпицентра этого взрыва самой настоящей небесной благодати, стали пронзать татуировки в виде сердец на их телах. У кого-то они располагались на голове, у кого-то на руках и иных частях тела, даже между ног. Реггс смотрел на все это, боясь пошевелиться, беспомощно наблюдая за тем, как острые лучи подобно длинным кольям пронзают насквозь каждого присутствующего в этом зале, после чего под его одеждой в том или ином месте загоралось красное сердце, и, в конце концов, упавший замертво человек обнажал беззаботную улыбку на своем застывшем от безумия лице.

Наконец, очередной луч ударил и самого Реггса. Его тело мгновенно пронзили непроизвольные конвульсии, и слезы брызнули из глаз, после чего он залился смехом, глядя на нестерпимо яркий свет. Весь мир сократился до маленькой черной точки в его сознании, которая понемногу начала расширяться и, подобно водовороту, вновь затягивать Реггса в феноменальный мир причин и следствий.

Вынырнув, попутно жадно глотая воздух и саму реальность, на поверхность физического мира, Реггс мелко дрожа всем своим телом, обнаружил себя лежащим на мраморном полу вместе со всеми остальными служащими, которые, однако, в отличие от него уже не то что не двигались, но, в принципе, не подавали никаких признаков жизни. Внимание Реггса в это время привлек звук шагов, который эхом стал отражаться в его сознании. Он даже инстинктивно поднял взгляд на сцену, откуда бил свет, с благоговением ожидая увидеть Графа во всей его красе. Однако, когда свет потух, там никого не оказалось, а шаги, по всей видимости, исходили с противоположного конца зала, что означало, что не один он пережил это схождение графа к своим подданым. «Кто-то смог даже остаться не только в сознании в присутствии Графа… Но и смог подняться? Но кто мог бы… — запнулся Реггс, понимая, что вовсе не этот вопрос на самом деле занимает его разум, но совершенно иначе сформулированный: — Почему прямо сейчас он никак не мог припомнить лица Графа, хотя регулярно видел его на совещаниях и на трансляциях? Что…»

— … вообще тут происходит? — оглушил его голос, который при этом как будто бы проник острыми иглами в его череп, заставив зажмурится от боли.

— И почему кто-то может читать мои мысли? — насмешливо вновь задребезжал голос внутри головы Реггса. — Может, это потому, что я такой особенный? В этом есть часть правды. Ведь я единственный, кто пережил сошествие Графа! Так ведь ты думаешь?

Реггс ерзал по полу, стараясь не сойти с ума не только от физической боли, которая пронзала каждую клетку его мозга, но и от осознания…

— … нереальности происходящего? Так ведь ты думаешь, а? Господин Реггс? — рассмеялся голос, который вальяжно гулял будто бы одновременно как снаружи, вокруг Реггса, так и внутри его головы, нарезая круги как в физическом мире, так и в его сознании. — Да. Ты действительно особенный. Вот только это вовсе не твоя заслуга. Это я тебя сделал таким. Тот, чьего лица ты даже не в силах припомнить. Ну, радуйся, что ты хотя бы остался в живых после моего появления. Что опять же является чем-то выдающимся, но лишь только потому, что ты пока еще мне нужен. Именно поэтому-то ты еще жив. Поэтому ты примешь мое предложение и мою правду! Не сойдешь с ума и не умрешь! Потому что ты мне нужен для самого важного дела! А у нас времени осталось совсем мало. Поэтому начнем.

Реггс ощутил, как его тело начало биться в конвульсиях от невыносимой боли и этого голоса, который, казалось, проникал внутрь всех окружающих его вещей, что начали буквально плавится от его вибрации.

— Но ты ведь просто так не согласишься. Потому что и это правила игры, мною созданной. Именно поэтому я открою тебе часть правды о том мире, в котором ты родился. С чего бы мне начать? Ах да! Тебя что же, совсем не смутило то, как именно ты оказался на борту этого корабля или, может быть, зачем вообще мы боремся с Тварями? В чем тут смысл? Ради ресурсов? Ради идеи? — вокруг зазвучал адский смех, который будто бы выворачивал наружу тело и обнажал жилы Реггса.

— Я умоляю! Ответ на самом деле не так очевиден, хотя и лежит на поверхности. Да вот только откуда тебе-то о нем знать? Сразу, однако, обнадежу — ты не сошел с ума и не умер, сбитый на «Затмении» Тварями и варварами, и твой так называемый мозг и тело еще существуют в этом мире. Просто сама их природа не совсем та, которую ты мог себе вообразить. Поэтому слушай же мой небольшой рассказ, после которого ты согласишься со всем, что я тебе предложу, потому что такова моя воля. А начну я его с того… — на плечо Реггса мягко опустилась ладонь, которая моментально сняла всю боль, — что напомню тебе… — после его лица коснулась рука, которая мягко приподняла его подбородок так, чтобы он смог увидеть подсевшего к нему «выжившего», — как именно выглядит дорогой твоему сердцу Граф.

Все еще продолжая дрожать, губами, которые отказывались его слушаться, Реггс чувствуя, что находится на грани умопомешательства, лишь прошептал, давясь слезами горечи и экстаза:

— Этого… просто не может быть!