Затмение Сердца

Глава 20 Десять лет до Затмения — остров Крови

Освобождаясь из тумана своей памяти, путница обнаружила себя валяющейся на полу, чувствуя, как нечто мокрое и холодное пропитало насквозь ее одежду, параллельно пытаясь хотя бы по косвенным признакам вспомнить, где именно она находилась и в какой именно роли она проснулась на этот раз.

— … на!…джуна! Арджуна! Быстрее! Великое счастье снизошло на твою семью!

— Не называй меня так! Ты ведь знаешь, что это не то имя… О, Богиня! — бросилась зашедшая в хижину мать к своему валяющемуся на полу ребенку, оттолкнув пожилую шаманку в перьях, которая радостно плясала рядом. — Что стоишь как вкопанная⁈ Помоги мне, дура старая!

— Хе-хе! Дура, может, и даже старая я! — все продолжала свой танец бабка. — Но вижу ясно! Дочь твоя великие вещи совершит! Ибо поцелована она самой Богиней и станет шаманом!

— … если прямо сейчас не сдохнет тут у меня на руках! — в истерике рявкнула мать, и, несмотря на больную спину, подняв на руки свою дочь, вынесла ее наружу на свежий воздух. Аккуратно положив ее в тень под крышу хижины, Арджуна метнулась за ведром с проточной водой, начав брызгать в лицо дочери ледяными каплями, чтобы хоть как-то привести в чувство. Не обращая внимания на продолжающиеся ритуальные танцы выжившей из ума старухи из ее племени и видя перед собой лишь свою дочь без сознания, что продолжала мелко дрожать с закатанными глазами, мать бросилась к плетеному ящику, что стоял снаружи с другой стороны хижины, чтобы извлечь оттуда курительную смесь и длинную палку для «инъекций». После этого она побежала обратно по дороге, чуть не прибив вновь появившуюся в поле ее зрения старую каргу. Не теряя ни секунды, Арджуна, как будто делала это уже до этого много раз, схватила ребенка за подбородок и, зафиксировав коленом ее голову, вставила ей в правую ноздрю конец трубки, куда забила терпкий порошок, после чего, набрав в легкие побольше воздуха, изо всех сил задула смесь в нос своей дочки.

Путешественница ощутила, что мягкий мир, в котором она плавала, мгновенно превратился в тысячи иголок, которые впились в каждую клеточку ее тела, и она мгновенно закашлялась так, будто бы пыталась изрыгнуть наружу свой опухший от боли мозг, что, казалось, уже не защищал никакой череп, и что кто-то посыпал острейшим перцем. Это было самое ужасное состояние, которое только испытывала за свои десять лет существования на этой планете девочка. Вместе с агонизирующим мозгом она ощущала, как будто бы ее живот и кишки насквозь пронзило невидимое копье. Однако даже это было ничего, поскольку так она хотя бы могла понять, что у нее в принципе еще есть тело после того приступа, когда она была…

— Почему ты раньше меня не позвала⁈ — ощетинилась обезумевшая от страха мать на хохочущую шаманку-повитуху ее племени. — А если она так и останется из-за тебя сидячем камнем до конца своих дней⁈ Что тогда…

Сквозь острую боль и крики своей матери девочка пыталась вспомнить, что именно произошло до того, как она потеряла сознание. В ее ум тут же ворвался вечерний эпизод, во время которого она уже было возвращалась домой, когда ощутила, как что-то холодное бежит по ее ноге. Она мгновенно среагировала, одной рукой тут же ударив по своей ляжке, чтобы приструнить наглое насекомое. Подняв руку, она, однако, не обнаружила трупа кровососущего паразита, при том что вся ее ладонь оказалась в крови. Опустив голову ниже, путница все еще не понимая, что же с ней такое происходит, увидела, как вниз по ее обнаженным ногам продолжает струиться кровь, впитываясь в соломенную обувь. Побежав в свою хижину, она, ощущая, как бешено бьется ее сердце, ворвалась внутрь и почти тут же упала от нестерпимой боли, которая скрутила живот. Сжав руками колени, девочка свернулась калачиком, пытаясь унять дрожь, однако все было тщетно. Тремор нарастал, и тогда путница, чувствуя, как ей становится все тяжелее дышать, перевернулась на спину и подняла к лицу свои окровавленные ладони, на которых стали проявляться рисунки, которые засасывали ум путницы все глубже в этот танец причудливых геометрических линий. После чего…

— Я оказалась тут… — заключила девочка вслух. — Но что же происходило между? — хотела была задаться вопросом она, однако вместо возможных догадок уже получила безмолвный ответ, и, чтобы не забыть его, путница вновь опустила свои ладони к коленям. Сжав подол своей одежды, чтобы ее пальцы окрасились в красный, потом перевернувшись набок, она начала рисовать на поверхности своего дома историю о том, чему именно она стала свидетелем в своем видении.

— … тебя за такое выгонят навсегда из нашего племени! Да что там! Я тебя лично сотру в порошок прямо за то, что ты чуть не угробила мою единственную!

Старуха же все не унималась, продолжая гоготать. Однако, когда уже разъяренная мать схватилась за перья на ее одежды, намереваясь не то избить, не то задушить, шаманка начала делать недвусмысленные жесты, указывая куда-то за спину женщины. Та, несмотря на свой праведный гнев, все же испугалась, что ее ребенку порошок мог не помочь. Резко обернувшись, Арджуна тут же замерла, в недоумении наблюдая за тем, как ее дочь своей собственной кровью рисует какие-то символы и картины на их доме так, будто бы она была искуснейшим художником, хотя до этого она никогда в жизни даже и палочкой-то в песке не пыталась ничего изобразить.

Арджуна хотела было тут же броситься к ней, чтобы выяснить, где именно она поранилась, но старая шаманка тут же впилась в ее руку, что матери тут же стало понятно, что эта хрупкая на вид пожилая женщина обладает такой силой, что это она сама при желании может без проблем разделаться с испуганной мамашей.

— Твоя дочка стала настоящей женщиной, — мягко проговорила шаманка, — не мешай ей. Именно в этот чудесный период дева может стать шаманом. На этом перепутье Богиня входит в тело ребенка и позволяет узнать и племени, и самой избранной о предназначенной ей и племени судьбе.

Арджуна ощутила, как на глазах ее выступили слезы одномерно и горечи, и радости, после чего она тихо проследовала вместе с шаманкой к своей дочери, сев чуть поодаль нее, чтобы не мешать. А после вся просыпающаяся деревня, обычно шумная и суетливая как по команде затихла, и один за другим ее жители устроились на небольшой площади между хижинами, наблюдая, как на их глазах твориться их общая судьба.

Юная шаманка, сама еще не подозревая, какие последствия будет иметь сегодняшний день, самозабвенно продолжала водить пальцами по поверхности своего дома, вырисовывая сюжет, который она не выдумывала, а просто брала из своей памяти.

Так, она видела двух юных охотниц, с одной стороны, и убегающих ящеров и зубастых тварей с другой. Затем — молния! Она пронзила и разделила плачущих дев, которые уже вознеслись к облакам во чреве шарообразного гигантского чудовища, с которого стали падать вниз демонические коконы, что сжигали дотла джунгли, где жили девы. Одной из них удалось сбежать из мира демонов верхом на огненном шаре-коконе вместе с бесом-жителем преисподних с тремя глазами, что влюбился в эту земную деву. Однако это не понравилось самому королю демонов, чей сын влюбился в это мерзкое создание. И поэтому он отправил целую орду своих слуг, похожих на гигантскую алую саранчу, истребить весь род людской.

Однако бес, что захотел быть с человеком, дал отпор нападающим, после чего разыгралась грандиозная битва: люди, ящеры, звери — все джунгли восстали против армии демонов и уже было оттеснили их обратно в ад, однако тут вмешался король демонов и своей поступью прошелся по земле, выжигая леса и сокрушая пирамиды матерей и отцов племени.

В своем гневе король ада убивал и своих, и чужих, пока в живых не остался лишь его сын и возлюбленная женщина, которую он на глазах своего ребенка-беса убил одним ударом. После этого юный демон, смотря на умирающую на его руках любимую, вырвал ее сердце и проклял в своем отчаянии и горечи весь мир, и вот тогда, тогда…

Много часов прошло в молчании во время того, как племя наблюдала за вырисовывающимся кровавым полотном, однако в какой-то момент на рисунок упала тень и девочка остановилась. Любопытные жители племени подняли головы вверх и увидели, что это не тучи закрыли утреннее небо, но началось солнечное затмение.

Тело девочки задрожало, и она начала стирать свои рисунки — и мир демонов, и мир людей, и орды саранчи, и всех зверей, и мужчин, и женщин, стариков и детей, превращая все в кровавые лучи солнца, которые сходились к вершине уцелевшей пирамиды, на которой юный бес проклял своего отца и мир. Его безразмерное горе взывало к великой Богине, которая не простила такое преступление даже королю демонов, что в ужасе смотрел на то, как всякая жизнь в мире сливается в единую черную точку погибели, которая начала обретать свою истинную форму.

— Десять лет пройдет, — поднявшись среди испуганной толпы, начала читать знаки старая шаманка, — и мир опишет полный круг. Юная дева вберет соки обоих миров. Она познает горечь утрат и сладость первой любви! И влюбится она в самого сына тьмы! И их любовь уничтожит и наше племя, и бесовское! И над пепелищем будет хохотать злой царь бездны! Но не долго! Потому что громче него будет смеяться… — черный диск теперь горел над джунглями и роковой хижиной на поверхности которой, находясь на грани умопомешательства и экстаза, выводила свою колдовскую мандалу юная шаманка. Она сводила все узоры к центру, тем самым выписав черную женскую фигуру, которая прожигала своим силуэтом взор всех свидетелей этого пророчества еще острее, чем даже затмение над их головами, — черная в своей ослепительности Богиня!