Затмение Сердца

Глава 39 Девять лет до Затмения — Метрополия Сердца

Симон, играя, продолжал тыкать своего отца игрушечным копьем, вложенным в руку черной фигурки, прямиком в странные, чуть потемневшие места на его коже. При этом он представлял, что это он сам в образе свирепой охотницы верхом на черном монстре атакует гигантское чудовище в лице своего собственного отца.

Симон Реггс-старший сам особенно не включался в игру своего приемного ребенка, однако в какой-то момент все-таки отреагировал, когда тот, разыгравшись, особенно больно ткнул его в коричневатое место на коже.

— Сына, — огрызнулся Реггс-старший, — давай прекращай!

— Прости… — моментально закрылся Сима-младший, продолжая при этом разглядывать эти странные узоры на коже отца.

— Пап? — после небольшой паузы раздался неуверенный голос сына, который решил почему-то впервые в жизни проявить интерес не только к своему собственному состоянию и телу, но и к чужому. — А что… Что это такое?

— Что именно? — обратил наконец на него внимание отец.

— Вот это! –указал на пятна пальцем Симон.

— Это следы ожогов.

— И где ты их получил?

— В своих алых войсках! — вклинилась в разговор Ирис. — А еще говорит, что все должны пройти там обучение! Так там даже не соблюдаются банальные меры безопасности! Вот расскажи Симе, как ты их получил!

— Да прекрати, Ирис! Работа в алых войсках необходима каждому мужчине! Она дает понять, что в жизни по-настоящему важно. Да и к тому же предоставляет отличную возможность посмотреть мир и понять, ради чего мы сражаемся и от чего защищаем Метрополию. А эти ожоги и шрамы… — Симон-старший посмотрел на свои руки, — это всего лишь напоминание о тех беззаботных днях с сослуживцами, когда мы были предоставлены сами себе и только от нас зависела судьба наших товарищей, которые всегда готовы подставить плечо даже в самой безвыходной ситуации!

— Так как именно ты их получил, папа? — все никак не унимался Сима, будто бы подсознательно отфильтровывая все, что говорил ему отец.

— Да я же говорю: ничего особенного… — ответил отец, при этом начиная обильно потеть и зачем-то опускаться на колени и, растягиваясь на полу квартиры, через который начали пробиваться диковинные растения вместе с тем, как стены стали расступаться в стороны, — просто небольшой ожог от костра.

Симон-младший ощутил привычную дрожь, понимая, что вновь теряет связь с реальностью. Это было похоже на то, как он сам играл с фигурками, однако в эти моменты он уже ничего не контролировал и сам являлся всего лишь куклой в руках неких сил, которые были выше его понимания и всякого разумения. Так, если еще минуту назад он лишь в своем воображении переносился в мир монстров и джунглей, то прямо сейчас лично оказался во влажной и душной реальности ночного марева, что исходило от гигантского костра, вокруг которого были воткнуты колья с проткнутыми насквозь людьми.

— Вы только полюбуйтесь, — указывая на них, толкал свою речь одноглазый командир алой дивизии, — что чудовища творят, используя свою богомерзкую магию крови с местным населением! Они заставляют им приносить кровавые жертвы ради их нечестивой прихоти! И наш священный долг — очистить землю от этой заразы! Как жалко, что не все из вас это еще понимают, — кивнул он одному из закованных в броню солдат, что извлек из пламени с десяток колышек поменьше, раздав по одному таким же, как и он, воинам. Они рассредоточились рядом с несколькими привязанными к земле мужчинами, чьи руки и ноги были в форме звездочки растянуты в разные стороны так, чтобы они не могли даже пошевелиться.

— Правила вы знаете, новобранцы! — ухмыльнулся одноглазый, кивнув их более старшим товарищам, которые тут же начали раскаленными иглами прижигать различные части тела полностью обнаженных мужчин, что затряслись от боли. — Никаких звуков! Нужно ведь как следует подготовить вас к встрече с чудовищами! А это лучшая закалка! Однако кто первый из вас сдастся — покажет, что на него нельзя положиться в этих диких джунглях! Поэтому нет смысла подвергать нас всех опасности, не так ли ребята? Но и просто устранять его как опасный элемент сразу неразумно, поэтому лучше уж вам потерпеть ради вашего же блага, если вы понимаете, конечно, о чем я…

Симон смотрел, как его отец уже грыз землю, только чтобы не закричать, однако его силы были уже на пределе, и в момент, когда он было уже открыл рот, чтобы завопить, другой визг разорвал напряженное молчание, заставив окруживших сразу его алых воинов расхохотаться.

— Очень жаль! — рассмеялся одноглазый. — Но, видимо, слабое звено найдется всегда и везде! И мы это, конечно, не можем оставить просто так, особенно когда местные бабы уже закончились, не так ли, парни?

— Ребята, да вы что⁈ — отчаянно пытался вразумить пристраивающихся к нему сверху алых воинов их новый сослуживец, однако уже через несколько минут он орал еще страшнее и отчаяннее, чем когда его прижигали горящими иглами. Через десяток-другой мучительно долгих минут страдания проигравшего окончились, когда в него зашла уже не чья-то плоть, но острый кол, который забивался в него до тех пор, пока его острие с хлюпом не вылезло из его рта, выбив почти все зубы наружу подобно страшному черному паразиту. Еще через несколько минут его тело уже висело в воздухе с десятком других точно таких же пронзенных как местных жителей, так и самих алых стражей. Симон, с ужасом наблюдая за этой картиной, опустил свой взгляд вниз на своего отца, чье место заняла уже темнокожая девушка с белыми волосами. А на месте одноглазого карателя теперь стоял сам Симон Реггс-старший, только уже не в броне, но в своем деловом алом костюме, точно также насмешливо, но все же более скучающе смотря на свою жертву, которая теперь пронзалась не раскаленными иглами, но черными проводами, что, заходя внутрь ее тела, заставляли ее буквально подпрыгивать на полу.

Симон не мог знать ее до их встречи, однако, казалось, с самого первого своего вдоха в этом мире уже знал имя — Лила. Прямо как по имени черного образка, который прикладывала к нему его бабушка во время болезни, поскольку она воистину выглядела как страдающая темнокожая богиня, что держали взаперти дьявольские силы, которые она по преданию пока почему-то не в силах была отогнать от себя.

Но это мог сделать сам Симон, который несмотря на то, что как бы он ни пытался приблизиться, напротив, все дальше и дальше отдалялся от места экзекуции, как будто бы его забирала приливная волна этих тяжелых воспоминаний. При этом он отчетливо чувствовал это напряжение во всем пространстве вокруг, что пока не могло его сломить окончательно. И Симон сам будто бы мог уже сконцентрировать эту энергию прямо в своей ладони — ощутить все это страдание и, не раздумывая, вернуть его тому, кто был так неосторожен в своих поступках по отношению к другим и что поддался волне насилия, которая в свое время захлестнула и его самого с головой.