Затмение Сердца

Глава 41 Девять лет до Затмения — Метрополия Сердца

— «Пожиратель»… — прочитал маленький Симон, целиком и полностью поглощенный изучением каталога игрушек, который прилагался к его подарку, — тварь из-за «Горизонта»[Р1], которая питается человеческими слабостями и страхами. Олицетворяет неуемную тягу к обладанию и поглощению всего, до чего она сможет дотянуться.

Симон уже хотел себе эту фигурку, что представляла из себя с десяток жадных зубастых ртов фиолетовой массивной гидры, которую окрашивали желтые полосы по всему ее телу.

Далее взгляд Симона упал на стоящую радом женскую полупрозрачную фигуру. Такой эффект получался за счет того, что вся она состояла как бы из разных деталей, напоминающих ветки, за счет чего свет проходил прямо сквозь нее.

— Описание… — прошептал Симон, — «Отражатель». Еще один враг алых освободителей и жителей острова, самовлюбленный монстр, притворяющийся тем, кем он не является, подпитывается домыслами своих жертв относительно его власти над ними. Мастер иллюзий.

— И наконец… — Симон посмотрел чуть выше на завершающую эту игрушечную экспозицию чудовище, что напоминало летучую мышь с расправленными крыльями, которые состояли как будто бы ни то из рваной кровоточащей плоти, ни то из точно таких же рваных тряпок, — главное чудовище — отродье застоя и регресса, паразитирующее на уже давно отживших себя страхах и идеях, которое хочет забрать у человечества его будущее…

— Сына, ну ты чего в эту книженцию уставился! Давай не отставай! — несколько раздраженно прикрикнул на Симона его отец, гордо вышагивающий чуть впереди него под руку с возвышающейся над ним практически на голову супругой Ирис.

— А я ведь говорила, что его лучше оставить его дома! — бросила через плечо Ирис, мотнув головой, тем самым заставив переливаться в ночном свете фонарей свои черные волосы.

— Ирис, не говори глупостей! — напрягся Симон-старший, отпустив руку своей супруги и немного отойдя в сторону, давая возможность Симону вклиниться между ними и взять их обоих за руки.

Лицо Ирис смягчилось, и она, сделав вид, что Симон-младший действительно был ее родным ребенком, гордо выпрямила свою спину, уже как будто бы и позабыв о том, что хотела прогуляться по наполненному жизнью ночному городу наедине с мужем, который, как ни старался прихорошиться, внешне никак не дотягивал до ее уровня. Подспудно, даже несмотря на то, что Ирис искренне желала забеременеть, чтобы уж точно привязать к себе перспективного государственного военнослужащего, все же зачастую ощущала свое собственное четкое намерение никогда не продолжить род именно от этого человека, поскольку ей было до боли обидно, если бы ее ребенок не был бы не то что красивее, но хотя бы не так хорош, как она сама. А с таким неказистым партнером ничего нельзя было исключать. И в этом плане приемный сын был вполне приемлемым вариантом, поскольку она видела товар лицом и могла выбрать самого, по ее мнению, симпатичного. Однако и это оказалось не так уж и просто, поскольку за то непродолжительное время, которые Симон-младший был частью их семьи, Ирис начала замечать не только объективные странности в его поведении вроде эпилептических припадков, о которых в его карточке базы данных приюта не было ни слова, но и, что еще больше на самом деле огорчало Ирис, что его миленькое личико приобретало какой-то одутловатый вид. Так, более отчетливо проявился его неестественно высокий лоб и угловатые черты лица, которые уже намекали на то, что в юношестве ее ребенок будет далеко не таким симпатичным, как она себе представляла. Однако что-либо загадывать было бессмысленно, и даже не из-за того, что она могла в конце концов забеременеть или они могли бы взять еще кого-нибудь из приюта, а из-за той небольшой «проблемы», о которой знала только лишь она одна и которая могла бы перечеркнуть не только ее планы на комфортную жизнь, но и, в принципе, само ее существование поставить под угрозу.

Решив не портить себе окончательно настроение, Ирис переключила внимание с внутреннего диалога на внешний вид своего приемного ребенка, сосредоточившись на красном логотипе в виде аккуратного сердечка на его белоснежном поло, которое дополняло белоснежное вечернее платье самой Ирис и светлый костюм Симона-старшего.

— Сердце, значит? — про себя усмехнулась, вспомнив фамилию, стоявшую в графе сдавших его в детский дом родителей, — вот уж действительно… Сердечная забота о своем потомстве, ничего не скажешь.

— Что, мам? — подняв голову, вопросительно посмотрел на нее Сима-младший.

— Да нет, ничего, — отрезала Ирис, подняв голову на своего мужа, который опять безо всякого стыда пялился на прогуливающиеся по вечернему пляжу парочки, явно отдавая предпочтение не мужской их части.

Ирис в такие моменты тут же закипала и хотела высказать ему все, что она думает, однако каждый раз проглатывала это невербальное унижение, лишь еще больше выпрямляя спину, прекрасно осознавая, что если она и не была самой красивой в Метрополии женщиной, то на этом вечернем променаде являлась самой эффектной уж точно, ловя на себя взгляды точно таких же, как ее Симон, голодных, но куда менее удачливых в плане карьеры мужичков.

— Хотите мороженого? — как ни в чем не бывало спросил Симон-старший, даже немного смутившись, когда встретился с выражающим крайнюю степень презрения взглядом своей супруги.

— Да, да! — радостно запрыгал Симон-младший, после чего его отец, поцеловав мать, направился к видневшемуся в паре десятков метров продуктовому киоску.

Ожидая возвращения главы семейства, Симон опять впился глазами в каталог, как раз в то самое место, на котором он и остановился, на сей раз получше разглядев это самое чудовище регресса и застоя, которое, как оказалось, состояло из целых двух фигурок. Одна была манифестирована в тряпье, вторая же… Не успел до конца рассмотреть Симон, как прямиком на глянцевые страницы прямо перед его носом упали рубиновые капли, которые насквозь пропитали его каталог.

Подняв голову, Симон ощутил, как сердце его защемило, поскольку капли эти принадлежали Ирис, которая дрожащей рукой зажимала рот, не в состоянии сдержать поток крови, который уже перепачкал весь перед ее белоснежного платья.

Симон хотел было уже бросится за отцом, однако его мать крепко схватила его за руку, заставив мгновенно остановиться.

— Мам! Ты что? Давай я позову папу, он поможет…

— Никакая я тебе не мать, гаденыш, — оскалив окровавленный рот, проговорила женщина, сжав его руку так сильно, что ее ногти вошли Симону под кожу, заставив его глаза предательски заслезиться, — меня зовут Ирис, запомни! И твой приемный папаша мне не поможет, потому что я умираю! А ты только посмей сказать ему об этом!

— Но как же? — ощутил боль в груди Симон, даже не от ее слов, что явно служили для того, чтобы его уязвить, но от возникшего внезапно понимания, что его мать говорит правду — Наверняка же можно что–то сделать!

— Ничего уже никто не сделает, — огрызнулась Ирис, — это кристаллическая болезнь, меня съедает изнутри мой же организм, который таким образом реагирует на эти гребаные кристаллы из-за Горизонта, которые питают практически каждый дом в Метрополии! Дешевый источник энергии, твою же мать! — с надрывом проговорила мать, — но, видимо, я попала в тот малый процент, чья кровь негативно реагирует на выделяемые этими кристаллами микрочастицы! Но не будут же ради меня одной лишать всю Метрополию света и тепла!

— Но ведь наверняка есть лечение! Нужно хотя бы попытаться… — не успел договорить Симон, как словил с размаха хлесткую пощечину и тут же поджал губы, чтобы не заплакать.

— И что ты предлагаешь? Что бы меня как свинью разрезали, а? — брызнула кровью на белое поло сына Ирис. — А ты вообще знаешь, где оседает концентрат этих самых энергокристаллов? — Ирис в этот момент, царапая еще больше кожу сына, начала тыкать свободной рукой все сильнее в свою голову, затем уже начав откровенно колотить ее кулаком. — Тут! Тут! В голове! И ты понимаешь, что это значит?

Симон испуганно молчал.

— А то, что… — взяла прядь своих волос Ирис и начала вытирать ей свой рот и нос, из которого продолжала бежать кровь, а затем с силой, чуть не выбив Симону глаз, начала размазывать как кистью алую жидкость уже по его лицу, — чтобы попытаться удалить эти наросты кристаллов в моем черепе, врачам потребуется срезать мои шикарные волосы!! Ты понимаешь⁈ И кому я лысая нужна буду, а, а⁈ И знаешь что? Может, это и кристаллы виноваты! А может, потому что твой отец уже не трахает меня так, как раньше! Но в последнее время я думаю, что в моей смерти будешь виновата лишь ты, тварь! Потому что о диагнозе я узнала как раз в то время, когда мы взяли тебя и твое проклятие, которое никто вылечить не может! Эти твои тряски родом прямиком из-за Горизонта, где все твари и обитают! Может быть, и ты такая же чешуйчатая тварь под этой кожей, как и они? И ты сюда послан, чтобы меня сгубить, а, а⁈

— Ирис, Ирис! Что такое⁈ — уже бежал к ним напуганный Симон-старший.

Слушая рев и всхлипы матери, Симон уже вновь уставился в испорченный каталог на демона регресса, чьи окровавленные тряпки обнимали руки черного скелета, который некогда был человеком.