Затмение Сердца

Глава 4 Двадцать три часа до Затмения — Центральный Государственный Университет Метрополии Сердца

Дверь позади захлопнулась слишком громко из-за сквозняка, а потому собравшаяся аудитория тут же обратила свои любопытные взгляды в сторону вошедшего. Если быть точнее, то именно та часть, что не была в данный момент занята обработкой информации через свои чипы. Их фокус внимания в данный момент находился далеко за пределами данного помещения, хотя внешне и казалось, что они просто сидят с закрытыми глазами и медитируют.

Женщина-профессор, облокотившаяся на кафедру, посмотрела поверх очков и едва заметно понимающе улыбнулась, тем самым пригласив опоздавшего к началу занятия нерадивого студента внутрь, чем тот не преминул воспользоваться. Миновав основную сцену, Симон, проследовал по ступенькам на возвышавшийся над ней седьмой ряд парт, присев, наконец, рядом со своим другом, который был едва ли не единственной причиной, по которой Симон все еще продолжал посещать унылые залы этого казенного учреждения. Как только их взгляды встретились, на лице Симона практически моментально заиграла улыбка, которую он не мог сдержать и которая, казалось, была непосредственным отражением выражения лица его товарища. Эмоции от встречи с другом были настолько сильны, что будто бы сама их интенсивность стала искажать все пространство вокруг, вместе с тем вызывая необыкновенные ощущения и ассоциации, что волной захлестнули путника. Первые несколько секунд, казалось, ничего не происходило, однако затем стало понятно, что нечто незримое все же, вне всякого сомнения, уже случилось. Так, все началось с мельчайших частичек пыли, танцевавших в свете утреннего солнца, что проникал сквозь жалюзи. Их движения, по началу казавшиеся абсолютно хаотичными, приобрели несомненно выверенную и даже математически просчитываемую траекторию. Более того, сами они, поначалу будучи невзрачными белыми закорючками, внезапно стали переливающимися частичками света, который проникал внутрь с улицы. И не только они одни. Профессор и стены помещения стали мерцать, с каждым мгновением сияя все сильнее. Складывалось впечатление, что стыки стен, пола и потолка сейчас просто распадутся от этой вибрации. По всей видимости, однако, этой энергии для полного коллапса было недостаточно, а потому от столкновения этих сил по всем поверхностям аудитории лишь шла рябь, которая приобретала форму сверкающих нитей. Они, в свою очередь, соединяли между собой все предметы как внутри, так и снаружи университета. Эти паттерны были похожи на древние узоры на одеждах аборигенов острова за Горизонтом, историю которых Симон еще совсем недавно изучал на специальном цикле лекций. Вместе с тем окружившие его сверкающие рисунки были практически неотличимы от схем сложных цепей нейроконтуров чипов, изучение строения которых уже началось в этом семестре.

В своем промежуточном состоянии эти переливающиеся объекты принимали форму снежинок, которые заполнили собой все пространство в аудитории. Вместе с тем их присутствие отдавало приятным покалывающим холодом, что маленькими иголочками прошелся от самых пяток Симона до макушки и обратно.

Разглядывая свою ярко-желтую футболку, он наблюдал за тем, как разноцветный логотип на ней плавится, стоило только этим снежинкам коснуться его. Они превращали одежду в светлую кляксу, которая без труда готова была слиться с рисунками на футболке его соседа.

Сфокусировав свой взгляд на образе друга, вечный путник в образе Симона наблюдал за тем, как на его лице возникает все та же компьютерная схема, которая делала того похожим на изрисованного лилово-белыми татуировками дикаря. Надо было признать, что они весьма органично сочетались с его более темной фиолетовой футболкой.

Визуальные изменения тем не менее были не единственным индикаторами произошедших перемен. Окружающее пространство наполнилось тысячами новых звуков. Эти вибрации беспрепятственно проходили сквозь стены университета, превращаясь в самый настоящий вихрь смыслов, состоящий из бурлящего потока информации.

Целиком его переработать было невозможно, да и не нужно. А потому для окончания начавшейся синхронизации чипа с базой данных университета Симон привычным усилием воли сократил входящий поток до одной-единственной линии передач, которая была надежно зашифрована даже от всеведущего профессора за кафедрой. По крайней мере, так ему казалось.

— Привет, — вновь безмолвно улыбнулся Симон своему другу, как только интенсивность аудиовизуального вхождения в виртуальное пространство их сонастроенных чипов снизилась.

— И тебе, — кивнул в ответ его друг с разницей всего в несколько секунд, которые прошли после того, как Симон плюхнулся на сиденье рядом с ним. — Вижу, ты сегодня в хорошем расположении духа.

— Еще бы, — не смог скрыть своих радостных чувств Симон. — Ты угадай, кто согласился прийти на «Затмение», Эдди!

— Не имею ни малейшего понятия, — закатил глаза Эдвард.

— Кейт!

— Это было совершенно неочевидно, — с легкой иронией в голосе, которая отразилась в голове его друга, протянул он. — Надеюсь на сей раз ты найдешь в себе силы признаться ей?

— Да я уже предложил ей встречаться… Мне, видимо, надо действовать более решительно. А для этого мне понадобится моральная поддержка. Так что ты, в любом случае, пойдешь вместе со мной. Ты ведь знаешь, что Эдди и Симон — команда, и у них все всегда получается!

— В лабораторных моделированиях возможно, но вот в любовных делах… Я не так уж и уверен, что от меня будет в данном случае хоть какой-то толк…

— Ты меня не проведешь! — запротестовал Симон, используя все ту же нейропанель управления для связи, чтобы их никто больше не услышал. — Раз у тебя все получилось с Хельгой, то и мне уж точно ты сможешь принести удачу!

Эдвард, казалось, едва заметно напрягся, однако все же не стал заострять на этом свое внимание:

— Ладно, ладно! Ты и мертвого уговоришь! Приду я сегодня. Где, говоришь, будет вечеринка?

— PlatopusBeach, конечно же!

— Следовало догадаться, — потянулся Эдвард, — могу представить, что там будет.

— Мы ведь можем там быть не до самого рассвета, ведь главное, чтобы… — слегка замялся Симон.

— Да, знаю, знаю я. Чтобы ты наконец сошелся с Кейт.

— Именно!

— О, Богиня.

— Да что такое? — искренне удивился Симон.

— Нет, нет, ничего. Давай-ка лучше вновь подключимся к виртуальной библиотеке, пока наша шикарная дама, — Эдвард кивнул на профессора, — не догадалась, что мы опять общаемся по закрытому каналу.

— Мне кажется, она и так знает, — неохотно согласился его друг, — просто делает вид, что не понимает.

— Тем более. Не будем лишний раз заставлять беспокоиться старушку.

— Уговорил, уговорил, и… Спасибо еще раз тебе! — вновь буквально засиял Симон.

— Пока еще не за что, — слегка устало отозвался его друг.

— Так, ладно, какая тема сегодняшнего семинара?

— Права человека. Их социальное значение и правоприменительная практика в контексте исторической ретроспективы…

Пока Эдвард озвучивал ключевые пункты, его друг на мгновение отвлекся на совершенно экстраординарное событие, которое выбивалось даже за условные границы виртуальной симуляции чипа. А заключалось оно в том, что изливающийся разноцветным потоком свет из-за жалюзи иссяк, после чего они разошлись в стороны. Но не как обычно, когда это делала профессор с помощью пульта управления, а как будто бы какая-то неведомая сила взяла и буквально подняла каждую из ламелей к самому потолку, обнажив гигантскую фигуру, ростом не менее трех метров, которая, по всей видимости, и затмила собой уличный свет.

Точно разглядеть ее слегка обалдевший Симон не успел, поскольку модуляция занятия уже практически полностью загрузилась в его мозг, унося за собой в потоке информации. Тем не менее он все же успел разглядеть вытянутую маску с приплюснутым клювом, которая венчала вершину фигуры. После этого последовал резкий толчок, который расколол на мелкие кусочки не только самого Симона, но и все пространство вокруг.

Происходящее напоминало Симону вроде бы обычную обучающую голограмму, однако на сей раз все выглядело куда более реально и ощущалась даже более настоящим, чем сама действительность. Так Симон из кабинета перенесся к подножию черной пирамиды, с вершины которой лились потоки крови, до сих пор не до конца понимая, каким образом эта проекция соотносится с темой занятия, и в то же время смутно ощущая, что он уже ее где-то видел.

— … в разные времена, — прозвучал голос Эдварда, что лился, казалось, отовсюду, смешиваясь с голосом профессора, — понятие свободы всегда означало совершенно разные вещи и явления для тех или иных народов. Наиболее любопытной теорией в ретроспективе для нас являются верования древних культур, что жили за Горизонтом и верили в то, что наш мир –адское измерение. Если угодно — тюрьма для всех мыслящих созданий. И в то же самое время она и увлекательнейшая площадка для игр. Вот только для существ совершенно иного порядка…

Симон слушал эту информацию, сам не заметив того, как ноги понесли его вперед, заставив подниматься вверх по склизким и холодным ступенькам пирамиды. Во время подъема он наблюдал, как с самой вершины этого строения то и дело падали трупы татуированных аборигенов с вырванными сердцами. Их обескровленные тела, достигая нижних уровней гигантского жертвенного алтаря, насаживались на черные колья, которыми была усеяна пропитанная кровью земля внизу.

— … однако несмотря на это знание, вожди древних племен все равно стимулировали рождаемость, поскольку свобода для них заключалась не в том, чтобы предотвратить страдание путем прекращения создания новых мыслящих существ… Но напротив! Их устремления были направлены на то, чтобы размножение не было ничем ограничено! Чтобы как можно больше существ подарили свои страдания их верховному существу! И чтобы никто не выпрыгнул из этого кровавого круговорота жизни и смерти, существовало два стража истины.

Симон чуть вздрогнул, когда прямо перед ним на лестницу приземлился огромный многоголовый монстр, распахнувший свои пасти в его направлении. Однако даже не смотря на этот жутковатый и гротескный образ чудовища, путник все равно продолжил свой подъем наверх.

— Первый страж — желание получить как можно больше. Неудержимая жажда и голод есть интенция сожрать не только других живых существ, но и весь мир. Если, конечно, получится. Что неосуществимо ни в какой форме для смертного, который не властен даже над своим собственным появлением на свет. Ему остается лишь раз за разом тешить себя иллюзией контроля хотя бы над своим телом и желаниями.

Симон, миновав это существо, вновь содрогнулся, когда прямо перед ним из ступеней пирамиды буквально проросла обнаженная демонесса, покрытая лианами с острыми шипами.

— Второй страж — это вожделение. Это жажда уже иного рода. Ее каждый стремится утолить, даже не смотря на всю ту боль, что приносят острые шипы страданий существования с первого до последнего вздоха, преследующие любое осознающее само себя существо.

Симон миновал и эту сущность, уже практически достигнув вершины. Он, однако, все же притормозил, когда в его глаза ударил нестерпимый свет, а кожу обжег сильнейший жар.

— Тем не менее даже если и эти две благородные истины не помогли человеку в том, чтобы он вырвался из порочного круга, и если новая жизнь обрела свою форму, то она неизбежно испытает страдания. Такие же, как и ее создатель, о котором он напрочь позабыл. Пробившиеся ростки сознания настигнет божественный огонь, который лишает разума и памяти. И тогда все начинается сначала уже в новой форме, но, по сути, по старой схеме вечного вспоминания и забвения.

Симон кое-как доковылял до вершины. При этом ему казалось, что последние ступеньки он проходит как в какой-то глупой игре снова и снова, идя по своим собственным, уже не раз оставленным когда-то давно следам. Наконец, когда из этого повторяющегося цикла ему удалось ускользнуть, путник в очередной раз в ужасе замер при виде фигуры, которую он не встречал уже очень и очень давно и при этом которая, казалось, всегда была прямо перед его глазами. Черная Богиня смотрела прямо в его душу, стоя посередине жертвенного алтаря, сжимая в своих руках вырванные сердца бесчисленного количества мыслящих существ.

Однако финальная жертва, что лежала перед ней, была еще жива. Глядя ей в глаза, Симон понимал, что все уже предрешено. Однако несмотря на это, он все-таки бросился к ней на помощь. Практически дойдя до нее, путешественник в самый последний момент потерял сознание, сраженный ударом Богини, которая громко смеялась над его попыткой изменить то, что уже давно свершилось.