— Эй, после этой вспышки твои герои не должны уже ничего видеть! — возмутился Симон.
— Что, правда? — искренне удивился отец Ирис, который играл со своим внучком в фигурки, которые родители подарили мальчику на день рождения. — Но откуда возьмется эта вспышка? Ведь твой черный монстрик не обладает такими свойствами!
— Так вот же! — искренне возмутился Симон, даже не договорив и тут же достав каталог с игрушками, найдя в нем особенно ценный разворот, где в центре экспозиции разноцветную пирамиду своими кольцами обхватывал, будто бы пытался ее задушить, подсвеченный изнутри монстр-змей с головой плотоядного утконоса. — Вот же все показано!
— Да, действительно, он светится, — протянул, думая о чем-то своем, дедушка Симона, — но ведь у тебя в руках черная фигурка, а не…
— Я знаю, знаю! — нетерпеливо перебил его мальчик. — Я просто представляю, что вместо этого черного ящера у меня в руках именно этот золотой змей! Именно этот! Я ведь так хочу его в свою коллекцию, но отец мне не покупает…
— А почему он не покупает тебе его? — спокойно уточнил его дедушка.
— Почему? Ну это ведь понятно… — несколько смутился мальчик, — мама ведь болеет, и поэтому-то у нас и нет на данный момент средств, чтобы купить мне еще фигурок…
— Брехня, — первый раз за все время, проведенное со своим добродушным дедушкой, Симон услышал, как тот ругается, — денег у твоего отца предостаточно и сейчас. И Ирис… То есть твоя мама получает наилучшее во всей Метрополии лечение. Тут дело вовсе не в деньгах. Твой отец просто не хочет подарить тебе всю эту коллекцию, только и всего, — указал дедушка на каталог Симона.
Вместе с этим шокирующим заявлением Симон ощутил, как его одновременно и вознесло на какие-то заоблачные высоты, так и придавило чудовищным грузом одного простого вопроса: «Почему?»
— Почему? — переспросил дедушка. — Потому что он не хочет. Не видит в этих «игрульках», как он сам говорит, никакого толка.
Симон глянул на черного монстра в своей руке и, не поднимая глаз, напряженно уточнил:
— А почему не видит?
— Все довольно просто! Он искренне считает, что это не поможет тебе зарабатывать в будущем!
— А это все… действительно не поможет, деда?
Отец Ирис пристально посмотрел на своего внука:
— Я не знаю, Сима, скажу честно. Но в одном убежден точно: уж лучше не делать вообще ничего, чем заниматься тем, за что получает деньги твой отец… И может, даже Ирис заболела именно поэтому… Глупо, конечно, это все, но может, она каким-то образом приняла на себя все проклятия. Проклятия от тех, кто пострадал от того ужаса, частью которого добровольно является твой отец. Ведь благодаря ему, в том числе, Метрополия смогла еще эффективнее добывать эти самые проклятые кристаллы…
Симон мало что смыслит во всех этих вещах, но, кажется, уже где-то слышал про все это, а потому очень аккуратно спросил:
— Но разве мама не заболела из-за того, что в ее крови накопилось слишком много пыли от кристаллов?
Дедушка с сожалением посмотрел на мальчика:
— Прости, Сима, что наговорил тут лишнего… Может, это и неправда. Все то, как я это себе представляю… Но и версия с пылью не выдерживает никакой критики, и даже, скорее всего, этот кровавый ресурс тут ни при чем. Во всем просто виноват банальный генетический сбой. Вот и все. Просто твоей маме не повезло родиться с тем набором генов, которые…
— А может, она болеет, потому что ты, деда, в детстве тоже ей не дарил достаточно подарков?
Отец Ирис сначала даже несколько опешил от такой постановки вопроса, но затем, покраснев, громко рассмеялся, заставив и Симона тоже похихикать, дабы снять напряжение:
— Нет, все, конечно, может быть! Но уж навряд ли, поскольку когда я познакомился с твоей бабушкой, Ирис уже была довольно взрослой девочкой, чтобы хотеть играть…
— То есть деда, ты тоже не родной отец мамы?
— Упс, ты меня поймал! — поднял руки вверх дедушка Симона. — Да, в каком-то смысле не родной. Точно так же, как и ты твоему отцу. Но я на самом деле рад, что мне довелось воспитывать Ирис и тебя, дорогой.
— А вы с бабушкой разве не хотели завести общего ребенка? Мой вот отец постоянно твердит, что хотел бы успеть завести с мамой мне сестренку и… — замолчал Симон глядя на своего дедушку, чье выражение лица мгновенно изменилось, и такой скорби он не видел, пожалуй, в своей жизни еще ни разу.
— Завести зачем? — наполнились слезами при этом глаза дедушки. — Чтобы она осталась безотцовщиной? Чтобы страдала точно так же, как и ее отец, который рано потерял свою мать? А ту недолгую жизнь с отцом, что и вообще нельзя было назвать жизнью… Эх, твою же… Чтобы потом он не знал, как вписаться в этот мир, и страдал сам? И более того, из-за этого незнания заставлял так страдать тысячи, десятки тысяч других разумных существ? Нет, нет… — дедушка замотал головой, — я на это не готов пойти. Хотя вот твоя бабушка и хотела… Нет, до сих пор хочет еще детей. Поэтому-то она такая набожная! Потому что грешит направо и налево.
Симон сидел в полнейшем шоке, не понимая, как ему правильно реагировать:
— Но тогда почему бы вам с бабушкой просто не развестись?
Дедушка посмотрел на своего внука и утер слезы:
— Ох, а ты знаешь, какой это геморрой, Сима? Уж лучше я так дотяну свою лямочку, вот и все. Но ты, Симон… Я смотрю на тебя и вижу незапятнанное будущее, поэтому, пожалуйста, я заклинаю тебя, что бы ни произошло с мамой, будь сильным и не дай этому проклятому миру сломать тебя. Как не дай твоему отцу сломать тебя и сделать то, что его отец сделал с ним. Иначе этот круговорот ненависти и насилия не закончится никогда.
— А что насчет детей? — сами собой вылетели слова изо рта совсем еще маленького для таких вещей внука.
Его дедушка улыбнулся:
— Тут уже выбор будет за тобой, дорогой. Я свой уже сделал: я не стану источником боли для новых мыслящих существ, просто если не буду участвовать в их создании. Постараться сделать лучше вашу с мамой жизнь — это все, на что хватает моих сил.
Симону, если честно, не особенно был понятен весь этот разговор, потому что он больше концентрировался на мысли о том, что полная коллекция фигурок у него вряд ли появится, и расстраивался все больше именно по этой самой причине.
— Однако, — повернулся дедушка назад, достав из пакета сияющую голографическими узорами золотую коробку, заставив тем самым Симона с радостными воплями броситься в его объятия, — я стараюсь как могу. И лучше, к сожалению, чем твой отец понимаю, что все должно в жизни всякого человека происходить вовремя, чтобы он мог прожить свою наилучшую жизнь из возможных.