Танец Клинков: Академия убийц

Глава 10. Наказание и наблюдатель

Лицо инструктора Железнова налилось кровью. Он смотрел на неё так, словно она совершила богохульство. Может быть, в его мире она именно это и сделала.

— ТЕНЕВАЯ! — его рёв заставил дрожать пыль на балках. Он шагнул к ней, тяжело топая, как разъярённый бык. — Что за КЛОУНАДА?! Это Академия убийц, а не балетная школа! Здесь нет места цирковым трюкам!

Анастасия медленно опустила руки. Её грудь тяжело вздымалась. Сердце билось бешено, но не от страха. От восторга. От упоения. Она почувствовала это. Магию. Настоящую, дикую, первозданную силу Потока, откликнувшегося на её движение. Её балетное вращение, отточенное до абсолютного совершенства в прошлой жизни, породило заклинание такой мощи, о которой она не смела мечтать.

— Я не… — её голос дрожал. — Это было инстинктивно…

— Инстинктивно?! — он взорвался. — Пятьдесят кругов по плацу! ПРЯМО СЕЙЧАС! И ночное дежурство в библиотеке всю следующую неделю! — он ткнул пальцем в сторону выхода. — И если я ещё раз увижу подобное издевательство над боевыми искусствами, ты будешь чистить отхожие места до конца года! А теперь ВОН!

Студенты расступились, образуя коридор. Некоторые шептались, бросая на неё взгляды, полные удивления и скрытой зависти. Виктория Ледяная стояла, скрестив руки на груди. Её лицо было бледным, губы — сжаты в тонкую линию. В её глазах горела плохо скрываемая ярость. Анастасия, изгой, слабейшая, только что продемонстрировала технику, которая могла соперничать с мастерами старших курсов. Это было унижением для неё.

Анастасия опустила голову, изображая покорность. Но внутри Анна Королёва улыбалась. Триумфально. Безумно. «Это сработало. Балет работает. Мой танец — это оружие».

Она развернулась к выходу, но краем глаза заметила фигуру, стоящую у дальней колонны, наполовину скрытую тенью.

Учитель Григорий Волков.

Мастер-легенда первого ранга Школы Посоха. Преподаватель высших курсов. Седовласый, но всё ещё мощный, как старый дуб, он опирался на посох из чёрного дерева, покрытый рунами. Говорили, что он единственный в Академии, чьи магические следы сохранялись не секунды, а минуты, будто вырезанные в самой ткани реальности.

Он наблюдал. Всё это время он наблюдал за спаррингом.

Их взгляды встретились. Лицо Григория было бесстрастным, непроницаемым. Но в его глазах горел острый, пронзительный интерес. И что-то ещё. Узнавание. Словно он увидел в её движении нечто давно забытое, но до боли знакомое.

Он едва заметно кивнул. Затем развернулся и ушёл, его посох беззвучно касался каменного пола, не издавая ни звука.

Плац под палящим солнцем был её чистилищем.

Пятьдесят кругов. Тело четырнадцатилетней Анастасии, худое, недокормленное, не привыкшее к таким нагрузкам, взвыло от протеста. К двадцатому кругу в груди горел огонь, ноги стали ватными. К тридцатому — каждый вдох был болезненным, в горле появился металлический привкус крови. Мир плыл перед глазами.

Но Анна помнила другую боль.

Она помнила пуанты, внутри которых скопилась кровь. Двенадцать часов ежедневных репетиций, когда ты падаешь, поднимаешься, падаешь снова, пока не научишься не падать вовсе. Сломанные пальцы ног, вывихнутые лодыжки, отказывающиеся мышцы. Танцевать, пока не рухнешь от истощения. Вставать. И танцевать снова.

Эта боль? Это было ничто.

К сорок пятому кругу решение созрело окончательно, кристаллизовалось в её разуме, чёткое и ясное, как грань алмаза.

«В этом мире магия зависит от совершенства движений. Чем точнее, чем чище движение — тем сильнее след в Потоке. А балет… балет — это высшая форма совершенства. Каждое па отработано до микромиллиметра. Каждый жест контролируется с абсолютной точностью».

Она бежала, а её разум строил планы, анализировал.

«Обычные боевые техники — это рубка топором. Грубые, размашистые удары. Много силы, много потерянной энергии. Но балет? Балет — это хирургический скальпель. Ни одного лишнего движения. Идеальная эффективность. Максимальная отдача от минимальных усилий».

Пятидесятый круг. Её ноги подкосились, и она рухнула на колени у стены казармы, задыхаясь, глотая воздух, как рыба на суше. Пот заливал глаза. Мир качался.

Но сквозь боль, сквозь истощение, пробивалась одна-единственная, ослепительная мысль.

«Я создам свою Школу. Восьмую Школу. Школу Танца».

Вечером, в пустой, сырой душевой, пахнущей плесенью и дешёвым мылом, Анастасия стояла перед потрескавшимся зеркалом и осматривала своё тело. Синяки от утреннего спарринга, тёмные, как спелые сливы. Ссадины на ладонях от бесчисленных падений на тренировках. Худоба, почти болезненная, результат скудного пайка, который выделяли изгоям.

Но когда она медленно, с церемониальной точностью, подняла руки в первую балетную позицию, вокруг её пальцев вспыхнули магические следы. Не тусклые серые, как раньше. Серебристые. Яркие. Живые.

«Что-то изменилось, — думала она, не отрывая взгляда от своего отражения. — Когда я выполнила пируэт… Поток откликнулся. Словно узнал меня. Словно вспомнил».

Она провела рукой по воздуху, медленно, как в пор-де-бра. След остался висеть в воздухе на долю секунды дольше, чем раньше. Он светился, пульсировал.

— Ты меня узнаёшь, — прошептала она в пустоту. — Ты знаешь, что я не просто ученица. Я мастер. Мастер своего искусства.

Холодная вода душа ударила по её коже, смывая пот и пыль. Но она не замечала холода. Она думала о завтрашнем дне. О следующих шагах. О её новом пути.

Она была готова изменить этот мир. Или умереть, пытаясь.