Тишина после обвала была такой плотной, что её можно было резать ножом. Ни шума воды, ни шороха крыс — только звенящая пустота, наполнившая коллектор, ставший могилой. Анна стояла перед грудой бетона, искореженной арматуры и грязи, которая отделяла их от Максима. Её руки были опущены, плечи сгорблены. Она казалась не героиней, не лидером, а просто маленькой, сломленной фигуркой в огромном, безразличном мире.
— Копаем, — голос Алексея прозвучал хрипло, словно он говорил через силу.
Он подошёл к завалу первым. Его аристократические пальцы, привыкшие к эфесу рапиры, вцепились в грязный, скользкий камень. Он потянул. Камень поддался с неохотным скрежетом.
Ирина, всхлипывая, присоединилась к нему. Она отшвыривала мелкие обломки с яростью, не обращая внимания на то, что острые края режут ей ладони.
Анна стояла неподвижно ещё секунду. Потом что-то внутри неё щёлкнуло. Она бросилась к завалу, как бросаются в атаку — с криком, полным боли и отчаяния.
— Ты не умрешь! — кричала она, вгрызаясь пальцами в бетон. — Ты слышишь меня, медведь?! Ты не имеешь права! Мы не закончили! У нас ещё выпускной! У нас ещё вся жизнь!
Они копали час. Может быть, два. В темноте подземелья время теряет смысл. Их руки превратились в кровавое месиво, ногти были сорваны, одежда пропиталась грязью и потом. Магию использовать было нельзя — любой импульс мог спровоцировать новый обвал. Только грубая, физическая сила. Только воля.
Наконец, Алексей нащупал пустоту под одной из плит перекрытия.
— Здесь! — выдохнул он. — Ниша! Он здесь!
Они втроём навалились на плиту. Она весила, наверное, полтонны. В обычном состоянии они бы даже не сдвинули её. Но сейчас, на адреналине и отчаянии, они смогли. Плита сдвинулась на полметра.
Луч фонарика выхватил из темноты лицо.
Максим лежал на спине, прижатый к земле балкой. Его глаза были закрыты. Лицо, обычно румяное и полное жизни, сейчас было серым, как тот бетон, что его окружал. Из уголка рта тянулась тёмная струйка крови.
— Макс… — Анна протиснулась в щель, не чувствуя, как бетон царапает спину.
Она приложила ухо к его груди. Тишина. Страшная, мёртвая тишина.
— Нет… — прошептала она. — Нет, пожалуйста…
И тут, на грани слышимости, она уловила звук. Слабый, неровный, булькающий стук. Сердце. Оно билось. Оно боролось.
— Живой! — закричала она, и этот крик эхом отразился от стен туннеля. — Он живой! Лёша, помогай!
Они вытаскивали его с предельной осторожностью, словно хрустальную вазу, которая уже разбилась, но осколки ещё держатся вместе силой чуда. Каждое движение отзывалось стоном Максима — даже в бессознательном состоянии его тело кричало от боли. Его ноги были неестественно вывернуты. Грудная клетка вмята. Правая рука висела плетью.
Когда они наконец уложили его на плащи, расстеленные на более-менее сухом участке пола, Анна увидела масштаб разрушений. И ей стало страшно по-настоящему.
— Нам нужно к Элладе, — сказал Алексей, стирая со лба пот, смешанный с грязью. — Срочно.
Путь до убежища в Нижнем городе стал их личным схождением в ад. Они несли носилки, собранные из обломков труб и плащей, по бесконечным лабиринтам канализации, стараясь не трясти Максима. Крюк, встретивший их у старого шлюза с лодкой, впервые в жизни не сказал ни слова сарказма. Он просто посмотрел на тело гиганта и молча помог погрузить его.
В убежище их встретила Эллада.
Она стояла у двери, бледная, как призрак. Её руки дрожали. Эмпатическая связь, которую она установила с Максимом ещё на первом курсе, сейчас разрывала её изнутри. Она чувствовала каждый перелом, каждый разрыв ткани, каждую вспышку агонии, которую испытывал он.
— Быстрее! — скомандовала она, когда они внесли носилки. Её голос звенел от напряжения. — На стол!
Они переложили Максима на операционный стол. Эллада мгновенно оказалась рядом. Она не тратила времени на осмотр — она и так знала всё. Она положила ладони ему на грудь, прямо на вмятину от удара.
— Люмен Витаэ, — прошептала она древнюю формулу.
Белый свет, ослепительно яркий и чистый, полился из её рук. Он окутал тело Максима коконом, проникая под кожу, в мышцы, в кости.
Анна, Алексей и Ирина стояли у стены, боясь даже дышать. Они видели, как магия Эллады борется со смертью. Свет пульсировал в такт сердцу Максима. Вспышка — вдох. Угасание — выдох.
Прошёл час. Потом второй. Эллада не отнимала рук. По её лицу тёк пот, губы были искусаны в кровь. Она отдавала ему свою жизнь, капля за каплей. Её собственные волосы начали седеть на глазах — прядь за прядью, серебро проступало в каштановой волне.
Наконец, она пошатнулась. Свет мигнул и погас, оставив лишь слабое, ровное сияние вокруг тела.
Алексей подхватил её, не дав упасть.
— Элла?
Она открыла глаза. В них стояли слёзы, которые светились в полумраке, как жидкий свет.
— Я… я сделала всё, — прошептала она, глядя на Максима. — Сердце бьётся ровно. Лёгкие восстановлены. Кровотечения остановлены. Но…
Она заплакала. Тихо, беззвучно, просто позволяя слезам течь.
— Позвоночник раздроблен, — сказала она сквозь слёзы. — И мозг… он получил слишком сильный удар. Его сознание… оно ушло. Я чувствую его свет, но он далеко. Как звезда в другой галактике. Он слышит нас, но не может ответить. Он заперт в собственном теле.
Анна медленно подошла к столу. Она смотрела на друга. На его лице застыло выражение спокойствия, которое так не вязалось с тем ужасом, что они пережили.
— Кома? — спросила она. Голос её был чужим, механическим.
— Магическая кома, — кивнула Эллада. — Его разум спрятался, чтобы пережить боль. Я не знаю, когда он вернётся. И вернётся ли вообще. Я могу только поддерживать его тело. Быть его якорем. Но вывести его… мне не хватит сил.
Анна протянула руку и коснулась холодной щеки Максима.
— Прости меня, — прошептала она.
Потом она повернулась к остальным. И Алексей отшатнулся.
В глазах Анны не было горя. В них не было страха. В них была пустота. Абсолютная, ледяная пустота, в которой, где-то на самом дне, разгорался чёрный огонь.
— Это я, — сказала она. — Это я привела его туда. Я убедила вас, что мы сможем. Что мы герои. Что мы победим Систему наскоком.
— Аня, это не твоя вина… — начал Алексей.
— МОЯ! — крик Анны хлестнул их, как кнут. — Моя! Это моя война! Моя месть за отца! Я втянула вас в это! И теперь Максим платит за мои амбиции!
Она начала ходить по комнате, как загнанный зверь.
— Громов знал. Он знал, что мы придём. Кто-то сдал нас. Кто-то предупредил его, что мы будем в Архиве. Иначе откуда там взялись «Хранители»? Откуда там была эта ловушка?
Она остановилась у стола с оружием. Взяла свой клинок. Металл холодил руку, и это было единственное, что она сейчас чувствовала.
— Я найду того, кто нас предал, — тихо сказала она. — И я убью его. А потом я приду за Громовым. И я не буду его судить. Я не буду искать доказательства. Я просто вырежу эту опухоль. Вместе с носителем.
В этот момент в дверь убежища постучали. Условный стук — три коротких, два длинных.
Крюк открыл дверь. На пороге стоял Леонид.
Один из лучших учеников Восьмой Школы. Парень с открытым лицом и честными глазами. Он был мокрым от дождя, запыхавшимся.
— Слава богам! — выдохнул он, вваливаясь в комнату. — Я бежал через весь город! Слухи ходят страшные… Взрыв в Архиве, оцепление… Я боялся, что вы…
Его взгляд упал на стол, где лежал Максим, опутанный магическими трубками жизнеобеспечения. На секунду, всего на долю секунды, в его глазах мелькнуло что-то похожее на расчётливое удовлетворение. Но оно тут же сменилось маской ужаса и скорби.
— Максим… — прошептал он. — Как же так… Он был самым сильным из нас.
Леонид подошёл ближе, стараясь не смотреть на Анну, которая замерла с клинком в руке.
— Анна Дмитриевна, — сказал он, доставая из внутреннего кармана карту. — У меня есть новости. Важные. Я смог получить доступ к расписанию Громова.
Анна медленно повернула голову.
— Говори.
— Он напуган, — быстро заговорил Леонид. — После вашей атаки на Архив он понял, что Академия небезопасна. Завтра ночью он планирует тайно вывезти самые секретные документы в своё загородное поместье. В том числе и «Теневой протокол». Он хочет спрятать их в личном бункере.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Алексей, с подозрением глядя на ученика.
— Я подслушал разговор начальника стражи, — не моргнув глазом соврал Леонид. — Я рисковал жизнью, чтобы добыть это! Громов поедет лично. Охрана будет минимальной — два мага и водитель. Он хочет сделать всё тихо, без свидетелей.
Анна взяла карту из рук Леонида. Её пальцы коснулись его ладони. Леонид подавил дрожь — рука Анны была ледяной, как у мертвеца.
— Завтра ночью, говоришь? — переспросила она.
— Да. Три часа ночи. Старые доки, сектор 12. Там будет перегрузка на катер.
Это была идеальная ловушка. Леонид знал это. Громов проинструктировал его лично. «Приведи их туда. Раненых, злых, отчаявшихся. Я хочу, чтобы они пришли сами».
И Анна клюнула. В своём горе, в своей ярости она видела только цель. Она не замечала, что информация слишком удобна. Что Леонид слишком вовремя появился.
— Мы будем там, — сказала она.
— Аня! — вмешался Алексей. — Это безумие! Посмотри на нас! Макс в коме. Ира едва ходит. Я пуст. Ты на грани истощения. Мы не выдержим боя!
— Кто сказал, что будет бой? — Анна посмотрела на него пустыми глазами. — Будет казнь.
— Это ловушка! — настаивал Алексей. — Леонид, ты уверен в источнике?
— Абсолютно, — кивнул шпион. — Я видел приказ с печатью. Алексей Александрович, это наш единственный шанс. Если Громов уедет в поместье, мы его оттуда не достанем. Там защита уровня императорского дворца.
Анна отвернулась от них. Она подошла к Максиму. Наклонилась к его уху.
— Я обещаю тебе, — прошептала она. — Твоя жертва не будет напрасной. Завтра всё закончится. Я принесу тебе его голову. Или положу рядом свою.
Она выпрямилась и посмотрела на друзей.
— Кто со мной?
В комнате повисла тишина. Алексей смотрел на неё с болью. Он понимал, что она не в себе. Что горе затмило ей разум. Но он также понимал, что не бросит её. Никогда.
— Я с тобой, — тихо сказал он.
— И я, — Ирина поднялась, опираясь на стену. — За Макса.
— Я останусь с ним, — сказала Эллада. — Я должна поддерживать связь. Если вы… если с вами что-то случится… я почувствую.
Анна кивнула.
— Леонид, — позвала она. — Ты пойдёшь с нами. Нам нужен проводник.
Леонид побледнел, но кивнул.
— Конечно, Анна Дмитриевна. Почту за честь.
На самом деле он уже придумывал, как исчезнуть перед началом боя. Но пока… пока он вёл их на убой.
Анна вернулась к столу и продолжила точить клинок. Вжик. Вжик. Звук был монотонным, гипнотизирующим. Звук приближающейся смерти.
За окном убежища начинался рассвет — серый, холодный, безрадостный. День перед последней битвой. День, когда цена истины станет неподъемной.