Танец Клинков: Академия убийц

ГЛАВА 57: Шёпот в темноте

Ночь над Петербургом сгустилась такая плотная, что казалось, её можно резать ножом. Небо, затянутое тяжёлым свинцом туч, низко нависало над шпилями, давя на город сырым, пронизывающим холодом. Дождь не шёл — он висел в воздухе мелкой водяной взвесью, оседая на одежде, коже и металле липкой плёнкой. Идеальная погода для тех, кто привык прятать лица. Идеальная погода для Гильдии Тени.

Район Зелёных Садов, где обитала старая аристократия и вышедшие в тираж чиновники, спал тревожным сном. Особняк судьи Орлова выделялся среди соседей мрачной запущенностью. Некогда роскошный сад зарос: кусты шиповника превратились в колючие дебри, а старые дубы тянули узловатые ветви к окнам, словно хотели задушить дом в своих объятиях.

Анна замерла на карнизе соседнего здания, сливаясь с мокрой черепицей. Чёрный облегающий костюм из ткани, поглощающей магический фон, делал её практически невидимой даже для сенсоров, но она не полагалась только на экипировку. Она дышала в ритме ветра. Её сердце билось в унисон с шелестом листвы.

— Периметр, — раздался в наушнике голос Алексея. Он был где-то внизу, в тени забора, но его присутствие ощущалось как надёжная стальная опора. — Три магических контура. Внешний — сигнальный, на основе воздушных потоков. Средний — парализующий, руны Земли. Внутренний, прямо на стенах дома — звуковой капкан. Орлов параноик.

— Параноики живут дольше, — едва слышно ответила Анна, проверяя крепления веера на бедре. — Но умирают страшнее. Я беру верх, ты глушишь землю.

Она скользнула вниз. Это было не падение, а контролируемый полёт. Гран-жете в пустоту. В жанре бояръ-аниме многие мастера кичились грубой силой, разрушая стены огненными шарами, но истинное искусство убийцы — это тишина. Анна приземлилась на толстую ветку дуба, нависающую над забором, и дерево даже не скрипнуло.

Взгляд переключился в магический спектр. Воздух вокруг особняка был испещрён тонкими, пульсирующими нитями бледно-голубого цвета. Сигнальная сеть. Одно касание — и вой сирены поднимет на ноги всю округу, а следом прибудет частная гвардия Волконского, которая, по слухам, патрулировала этот район.

Анна закрыла глаза, настраиваясь. Магия Тени — это не просто тьма. Это отсутствие света, звука и присутствия. Она начала двигаться сквозь сеть, изгибаясь под невозможными углами, словно её позвоночник был сделан из ртути. Шаг — и она проходит под голубой струной. Поворот корпуса — и смертоносная руна Земли остаётся в сантиметре от её плеча. Она танцевала. Танцевала со смертью на высоте десяти метров, и единственным зрителем был холодный петербургский дождь.

— Я у стены, — прошептала она. — Второй этаж. Балкон открыт, но там звуковая ловушка.

— Дай мне три секунды, — голос Алексея был спокоен, как лед.

Снизу, от фундамента, по камню пошла едва заметная рябь. Алексей использовал технику «Тихого Лезвия» — он направлял свою энергию в структуру камня, гася вибрации.

— Чисто.

Анна перемахнула через перила балкона и замерла перед высокими стеклянными дверями. Внутри было темно, лишь отсветы тлеющего камина выхватывали из мрака очертания громоздкой мебели.

Замок поддался простому механическому воздействию — тонкая шпилька, напитанная маной, сработала лучше любого ключа. Анна бесшумно отворила створку и шагнула в тепло, пахнущее старой пылью, дорогим табаком и… страхом. Запах страха был отчётливым, кислым, перебивающим даже аромат пролитого коньяка.

Кабинет судьи Орлова напоминал музей несбывшихся амбиций. Стены, увешанные грамотами и благодарностями, которые теперь не стоили и бумаги, на которой были напечатаны. Массивные шкафы с корешками юридических сводов, которые никто не открывал годами.

Сам хозяин кабинета сидел в глубоком кожаном кресле, спиной к окну. Анна видела только его седеющую макушку и дрожащую руку, которая подносила к губам бокал. Звяканье стекла о зубы в тишине казалось оглушительным.

— Кто там? — хриплый, пропитой голос. Орлов дёрнулся, но не обернулся. — Глашка, это ты? Я же велел не входить! Убирайся, дура!

Анна не ответила. Она позволила тьме сгуститься вокруг неё. Это была сложная техника — «Покров Фантома». Она не просто пряталась, она проецировала присутствие во все углы комнаты одновременно.

— Я сказал — вон! — Орлов швырнул бокал в сторону двери. Он разбился, и осколки брызнули по паркету.

— Ты не можешь прогнать свою тень, Фёдор, — голос Анны зазвучал отовсюду. Он шёл от потолка, из-под пола, из самого камина. Он был тихим, вкрадчивым, похожим на шелест сухих листьев на могиле.

Орлов вскочил, опрокинув кресло. Он был жалок — в расстёгнутом жилете, с пятнами вина на сорочке, с лицом, одутловатым от многолетнего пьянства. Он завертелся на месте, дико вращая глазами.

— Кто здесь?! Покажись! У меня… у меня есть оружие! — он судорожно схватился за тяжёлое пресс-папье на столе, так как настоящего оружия у него, видимо, не было.

Анна шагнула из угла. Медленно. Театрально. Свет камина упал на её маску — гладкое серебро без прорезей для рта, только глаза, холодные и безжалостные.

— Оружие тебе не поможет, — сказала она уже своим обычным голосом, в котором звенела сталь. — Как не помогли взятки. Как не помог алкоголь.

— Ты… — Орлов попятился, наткнулся на стол и, потеряв равновесие, сполз на пол. — Ты одна из них? Они прислали тебя закончить дело? Я же молчал! Я молчал двадцать лет!

— Кто «они», Фёдор? — Анна подошла ближе. Её шаги были бесшумны. — Кому ты продал свою душу и жизнь моего отца?

При упоминании отца глаза Орлова расширились так, что, казалось, сейчас лопнут.

— Теневой… — выдохнул он. — Ты… ты его дочь. Девчонка. Но ты же мертва… вы все должны быть мертвы…

— Сюрприз, — сухо бросила Анна.

Она сделала знак рукой, и из тени у двери материализовался Алексей. В отличие от неё, он не прятал лицо под маской, лишь глубокий капюшон скрывал глаза. Его клинок уже был в руке — не для атаки, а как предупреждение.

Орлов заскулил, вжимаясь в ножку стола.

— Не убивайте… у меня деньги… золото… артефакты… возьмите всё!

— Нам не нужно твоё грязное золото, — Анна присела перед ним на корточки, глядя прямо в глаза. — Нам нужна правда. Рассказывай. Трибунал. Двадцать лет назад. Почему вы вынесли смертный приговор мастеру, который спас Империю от вторжения демонов?

Орлов затряс головой, его губы дрожали.

— Я не мог… у меня не было выбора… Громов… он пришёл ко мне. Лично. Директор Громов. Он положил на стол фотографии. Моя жена, забирающая дочь из гимназии. Мой сын на тренировке. И сказал: «Либо Теневой умрёт законно, по приговору, либо твоя семья умрёт случайно. Несчастный случай. Пожар. Болезнь».

Анна почувствовала, как внутри поднимается холодная ярость. Она знала, что Система гнила, но слышать это вот так, из первых уст…

— И ты испугался, — это был не вопрос. Утверждение.

— А кто бы не испугался?! — взвизгнул Орлов, брызгая слюной. — Твой отец… он был обречён! Громов сказал, что решение принято на самом верху. Теневой раскопал что-то про «Проект Химера». Эксперименты! Они брали сирот… детей с даром… и пытались вживлять им сущности демонов Бездны. Твой отец нашёл лабораторию. Он украл документы.

— «Проект Химера», — повторил Алексей. Его голос прозвучал глухо, словно из колодца. — Я думал, это сказки. Страшилки для курсантов.

— Сказки?! — Орлов истерически рассмеялся. — Я видел отчёты! Фотографии тех… существ. Это было мясо, а не дети! Теневой хотел обнародовать это. Он хотел идти к Императору. Но Громов и Совет Гильдий перехватили его. Они сфабриковали дело о госизмене. Якобы он продался западным кланам.

— Доказательства, — Анна схватила судью за грудки и встряхнула. Ткань рубашки затрещала. — Где доказательства невиновности? Громов сказал, что уничтожил всё.

— Он думает, что уничтожил! — Орлов вдруг замер, его глаза забегали. — Но мы… мы, судьи… мы не идиоты. Мы знали, что нас уберут следующими. Как свидетелей. Борис… он предложил подстраховаться.

Алексей дёрнулся, как от удара током.

— Кто? — переспросил он. — Кто предложил?

— Борис, — прошептал Орлов. — Романов. Он был председателем того трибунала. Мы… мы сделали копии. Оригиналы сожгли, а копии… Каждый взял себе часть. Чтобы, если Громов решит нас убрать, мы могли пригрозить ему.

— Где твоя часть? — Анна отпустила его, но лезвие её веера, выскользнувшее из рукояти, недвусмысленно намекало на последствия молчания.

Орлов дрожащими пальцами расстегнул воротник и вытащил на свет тонкую цепочку. На ней висел маленький, невзрачный медный ключ, покрытый патиной.

— Имперский Банк. Ячейка 714. Там… там протоколы допросов, где Теневой говорит правду под сывороткой правды. И приказы Громова с его личной печатью. Заберите! Заберите это, ради Бога! Оно жжёт мне грудь двадцать лет!

Анна сорвала ключ с его шеи. Металл был тёплым и скользким от пота.

— Ты жалок, Фёдор, — с отвращением сказала она. — Ты продал честь за жизнь, но в итоге не имеешь ни того, ни другого.

Внезапно Алексей поднял руку, призывая к тишине.

— Тихо, — шепнул он. — Внизу. Дверь.

Анна замерла. Сквозь шум дождя пробился звук тяжёлой дубовой двери, открываемой без стука. Уверенные шаги в холле. Стук трости по паркету. Тук. Шаг. Тук. Шаг.

— У тебя гости? — Анна метнула взгляд на Орлова.

Тот побелел так, что стал похож на мертвеца.

— Это он… — одними губами прошептал судья. — Он приходит проверять меня. Каждый месяц.

— Кто?

Но отвечать не пришлось. Шаги приближались. Они были тяжёлыми, властными. Так ходит хозяин жизни.

— Прячемся! — скомандовала Анна.

Времени бежать через балкон не было. Анна взмыла вверх, зацепившись за лепнину под высоким потолком, и укрылась в густой тени массивной люстры. Алексей метнулся за тяжёлую портьеру у окна, став плоским, как тень.

Дверь кабинета распахнулась.

В комнату вошёл высокий мужчина. На его плечах лежал мокрый от дождя плащ с гербом серебряного дракона на воротнике. Он снял цилиндр, стряхнул капли воды и передал его невидимому слуге в коридоре.

Свет камина осветил его лицо. Жёсткие, волевые черты. Аккуратная седая бородка. Глаза, холодные и пронзительные, как сталь клинка.

Алексей, наблюдавший через щель в портьере, почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Ему пришлось прикусить губу до крови, чтобы не издать ни звука.

Борис Романов. Его отец. Великий магистр Гильдии Серебряного Клинка. Человек, портрет которого висел в каждой казарме как образец чести и доблести.

— Фёдор? — голос Романова был спокойным, бархатистым, но от этого звука по спине бежали мурашки. — Почему ты на полу? Опять напился до скотского состояния?

Он прошёл в центр комнаты, брезгливо обходя лужу коньяка. Трость с серебряным набалдашником глухо ударила о ковёр.

— Борис… — Орлов пополз к нему, хватая за полы плаща. — Боря, спаси… они здесь… тени…

— Встань, — Романов не повысил голоса, но в нём прозвучала такая угроза, что Орлов мгновенно вскочил, шатаясь. — Ты позоришь себя. И меня. Я предупреждал тебя, Фёдор. Твоя слабость становится проблемой.

— Я не слабый! Я просто не могу больше! — зарыдал судья. — Девчонка Теневого… она жива! Она была здесь! Я отдал ей ключ!

Повисла тишина. Страшная, звенящая тишина. Романов медленно снял перчатки, аккуратно положил их на стол. Его лицо осталось бесстрастным, лишь в углу глаза дёрнулась мышца.

— Ты отдал ей ключ, — повторил он ровным тоном. — Значит, двадцать лет усилий псу под хвост. Значит, ты предал наш договор.

— Я боялся! Она убила бы меня!

— А меня ты не боишься? — Романов повернулся к нему. В его руке, словно фокус, появилась трость. Лёгкий щелчок — и из трости выдвинулось узкое, матовое лезвие стилера.

Алексей за портьерой перестал дышать. Его мир, его вселенная, построенная на вере в отца, трещала по швам. Он видел не героя. Он видел хладнокровного убийцу, загоняющего в угол загнанное животное.

— Боря, нет! Мы же друзья! Мы крестили детей вместе! — Орлов пятился, выставив руки.

— Друзья не предают, Фёдор. И не ставят под удар Систему ради собственной шкуры.

Романов сделал шаг вперёд. Его движения были безупречны — та самая школа, которой он учил Алексея. Идеальный баланс. Экономия усилий. Смертельная грация.

— Ты должен молчать, Фёдор. Ради блага Империи. Ради стабильности. Ради наших семей. Если эти документы всплывут, начнётся гражданская война. Гильдии перегрызут друг другу глотки. Ты этого хочешь?

— Я хочу жить…

— Это эгоистично, — мягко укорил его Романов. — Иногда, чтобы сохранить лес, нужно срубить гнилое дерево.

Анна наверху сжала кулаки. Она могла бы спрыгнуть сейчас. Удар сверху — идеальная позиция. Она могла бы обезвредить Романова за секунду. Но она знала, что Алексей смотрит. Если она нападёт на его отца сейчас, это убьёт не только Романова-старшего, это убьёт что-то внутри Алексея.

Она ждала. Ждала выбора, который должен сделать не она.

Алексей смотрел. Он видел спину отца. Видел, как напряглись мышцы под плащом, готовясь к выпаду. В голове звучали слова отца, сказанные много лет назад: "Защищай слабых. Карающий меч должен быть справедливым".

Где здесь справедливость? Где честь? Это была казнь свидетеля. Зачистка хвостов.

— Прости, Фёдор, — тихо сказал Романов. И сделал выпад.

Это было быстро. Слишком быстро для пьяного судьи. Стилет пронзил воздух там, где секунду назад было сердце Орлова. Но самого Орлова там уже не было.

В последний момент, нарушая все правила скрытности, из-за портьеры вырвалась тень. Звон стали. Искры.

Клинок Алексея встретил стилет отца, отводя удар в сторону.

Романов отшатнулся, удивлённо вскинув бровь. Он не ожидал сопротивления. Он посмотрел на фигуру в капюшоне, вставшую между ним и скулящим судьёй.

— Кто ты такой? — спросил Романов, перехватывая трость поудобнее. — Наёмник Волконского? Или…

Алексей медленно поднял руку и откинул капюшон.

В тусклом свете камина отец и сын смотрели друг на друга. Два похожих лица. Два одинаковых шрама над бровью — у отца старый, побелевший, у сына — свежий, красный.

В глазах Романова-старшего промелькнуло что-то похожее на шок, но он мгновенно подавил это, вернув маску ледяного спокойствия.

— Алексей, — произнёс он. В его голосе не было радости. Только разочарование. — Значит, слухи не врали. Ты связался с террористами.

— Я связался с правдой, отец, — голос Алексея дрожал, но клинок в его руке не шелохнулся. — Ты хотел убить безоружного. Ты… ты был одним из них. Все эти годы.

— Я делал то, что нужно, — отрезал Романов. — Уйди с дороги, сын. Ты не понимаешь, во что влез. Это большая политика. Здесь нет места юношескому максимализму.

— Здесь нет места чести, — выплюнул Алексей. — Ты лгал мне. Всю жизнь. "Кодекс Клинка"… ты подтёрся им, отец.

Романов сузил глаза.

— Я сказал — уйди. Или мне придётся дать тебе урок, который я откладывал слишком долго.

Он поднял стилет в боевую позицию.

Алексей стоял, чувствуя, как сердце разрывается в груди. Человек, которого он боготворил, готов был убить его, чтобы сохранить свои грязные тайны. Зеркало треснуло, и из трещины потекла тьма.

Сверху, с люстры, беззвучно спрыгнула Анна, вставая плечом к плечу с Алексеем.

— Урок окончен, господин Романов, — сказала она. — Перемена началась.