Я стояла посреди зала, окружённая мёртвыми и умирающими, и чувствовала, как силы начинают уходить. Не резко, не обвалом, а медленно, как сухой песок сквозь пальцы. Ноги ещё держали, руки ещё сжимали рукояти верных клинков, но внутри что-то уже начало опасно вибрировать. Поток был не бесконечен. Я израсходовала больше половины резерва на этот безумный танец с элитой, и теперь платила за каждое движение звоном в ушах и металлическим привкусом во рту.
Громов на возвышении не двигался, но его молчание было громче любого крика. Он смотрел на тела своих лучших убийц и на меня, стоящую среди них живой, почти невредимой, словно вестницу чужого, неправильного мира. И в его взгляде я прочла не страх. Ярость. Холодную, расчётливую ярость человека, у которого на руках остались только козыри.
— Ты думала, что это всё? — его голос прорезал наступившую тишину, отчётливый и лязгающий. Он даже не повысил тон, но акустика зала, или остатки какой-то магии, донесли каждое слово до самых дальних углов. — Ты думала, что я поставлю на кон судьбу Империи, имея в рукаве только одну колоду? Наивная девочка.
Он поднял руку и сухо щёлкнул пальцами.
Звук был негромким, почти интимным, но эхо пробежало по залу, как удар погребального гонга. Из боковых коридоров, откуда раньше гвардейцы выносили обезумевших от страха гостей, начали выходить новые фигуры.
На этот раз это были не ассасины. У них не было скрытых клинков, легкой брони или масок. Они шли не спеша, уверенно, словно выходили на сцену анатомического театра, а не на поле боя. Трое мужчин и одна женщина. Их одежда была лишена всякой вычурности — простые тёмные мантии, перехваченные широкими поясами с накопителями. Зато воздух вокруг них дрожал, искажая пространство, как над раскалённым асфальтом. Каждый их шаг отдавался волной тепла или холода, и я видела, как на уцелевших стенах заплясали отблески пламени, хотя огня ещё не было.
Боевые маги. Те, кто отказался от изящества Школ Движения ради грубой, разрушительной силы стихий. Тяжёлая артиллерия, которую обычно используют для осады крепостей, а не для дуэлей в бальных залах.
— Сожгите это место дотла, — бросил Громов безразличным тоном, словно заказывал уборку. — Вместе с ней. И с этими крысами из Нижнего города.
Женщина-маг, стоящая чуть впереди, усмехнулась. Её лицо было красивым, но пугающе пустым, словно маска из воска. Она подняла руку, и между её пальцев вспыхнул огненный шар. Сначала маленький, не больше яблока, он за долю секунды раздулся до размеров головы, осветив зал ярким, болезненным светом.
Она метнула его в меня почти лениво, словно подавая мяч на разминке.
Я едва успела среагировать. Тело, привыкшее к ритму стали, с трудом перестроилось на ритм огня. Я рванулась в сторону, уходя в длинный кувырок. Шар пролетел там, где мгновение назад была моя голова, ударился в мраморную колонну и взорвался.
Грохот ударил по ушам. Каменная крошка брызнула шрапнелью, жар опалил затылок, и запах паленых волос смешался с запахом крови. Я зажмурилась от вспышки, но не упала, перекатившись и вскочив на ноги.
— Анна, вниз! — рявкнул Крюк где-то справа.
Я рухнула на пол, не задавая вопросов. В то же мгновение над моей спиной с треском пронеслась молния. Воздух мгновенно наполнился запахом озона. Удар пришёлся в потолочную лепнину: огромный кусок золочёной штукатурки с изображением ангелов рухнул вниз, превратившись в пыль и обломки.
Это был уже не бой. Это была казнь.
Маги не подходили близко. Они стояли полукругом на безопасном расстоянии, методично обстреливая нас, как мишени в тире. Огненные шары, ветвистые молнии, ледяные копья — всё это летело в нас с пугающей частотой. Зал, гордость Зимнего дворца, превращался в руины. Стены трескались, дорогие гобелены вспыхивали, как сухая бумага, паркет дымился.
Я попыталась прорваться к ним, используя «шаги тени», но передо мной выросла стена огня. Жар был таким сильным, что перехватило дыхание. Пришлось отшатнуться, закрывая лицо рукавом.
— Мы не доберёмся до них! — прокричал Алексей. Он был рядом, укрывшись за перевёрнутым столом. Его камзол был прожжён в нескольких местах, а на щеке краснел ожог. — Они держат дистанцию!
— Нам нужно разорвать дистанцию! — отозвалась я, чувствуя, как отчаяние начинает сжимать горло ледяной рукой. — Если я подойду на расстояние удара…
— Ты сгоришь раньше! — перебил Крюк.
Старый пират выглядел жутко. Его лицо было залито кровью из рассеченной брови, но единственный глаз горел бешеным азартом. Он укрылся за остатками статуи какой-то нимфы, которая теперь лишилась головы и рук.
— Эй, аристократ! — крикнул он Алексею. — Твоя зубочистка может отражать молнии?
— Рапира сделана из мифрила, она проводит магию, но… — начал Алексей.
— Плевать на «но»! — рявкнул Крюк. — Слушай сюда. Я отвлеку левого и того, с огнём. Ты берешь на себя электрического ублюдка. Анна, как только мы дадим тебе коридор — ты бежишь. Не оглядываешься. Не помогаешь. Ты бежишь и режешь глотку Громову. Поняла?
— Нет! — выкрикнула я. — Это самоубийство!
— Это единственный шанс! — Крюк сплюнул кровь. — Или мы сдохнем здесь все вместе под этими фейерверками. Пошла!
Он не стал ждать ответа. С диким ревом, больше похожим на рык раненого медведя, Крюк выскочил из укрытия.
— Эй вы, фокусники недоделанные! — заорал он, размахивая своим железным протезом. — Сюда смотрите! Нижний город ещё не сдох!
Это было безумие. Чистое, дистиллированное безумие. Но оно сработало. Женщина-маг и один из мужчин инстинктивно перевели внимание на шумную, агрессивную цель. Два огненных шара и поток ледяных осколков полетели в старого пирата.
Крюк двигался на удивление быстро для своей комплекции. Он нырнул под ледяной залп, перепрыгнул через горящий обломок и метнул в магов что-то тяжёлое — кажется, оторванную руку мраморной статуи. Конечно, это не причинило им вреда, снаряд рассыпался о магический щит, но это их разозлило.
— Сейчас! — скомандовал Алексей.
Он вылетел из своего укрытия с другой стороны. Его рапира сияла голубым светом — он влил в клинок весь свой Поток.
Маг, управляющий молниями, заметил угрозу. Он повернулся, и между его ладоней начала формироваться ослепительно белая дуга. Разряд, способный превратить человека в пепел.
Алексей не успевал. Я видела это так ясно, словно время остановилось. Он был быстр, но молния была быстрее.
— Нет! — мой крик потонул в треске разряда.
Но молния не достигла Алексея.
В последний момент, когда смерть была уже неизбежна, между магом и Алексеем возникла массивная фигура. Крюк. Он не мог добежать, поэтому он просто прыгнул, подставляя себя под удар.
Разряд ударил в его железный протез.
Запах озона стал невыносимым. Крюка отбросило назад, словно тряпичную куклу. Его тело пролетело несколько метров и с глухим, страшным стуком ударилось о стену. Он сполз на пол и затих. От его одежды и протеза поднимался дымок.
— Крюк! — Алексей замер на долю секунды, и в его глазах я увидела, как что-то сломалось.
Всегда сдержанный, всегда холодный, идеальный аристократ исчез. На его месте появился берсерк.
— Вы… — прошипел он, и этот шёпот был страшнее крика Крюка. — Вы заплатите.
Алексей рванулся вперёд. Он больше не фехтовал. Он стал самим штормом. Рапира в его руке превратилась в размытое пятно. Он не уклонялся от магии — он её разрезал.
«Серебряная Буря» — фамильная техника Романовых, которую считали красивой легендой. Я видела её впервые. Клинок двигался с такой скоростью, что создавал вакуумные лезвия, рассекающие воздух. Огненный шар, летевший в него, был разрублен надвое и погас, не причинив вреда.
В это же время сверху, с высокого балкона, где прятались музыканты, раздался резкий, сухой свист.
Ирина.
Я совсем забыла про неё в хаосе боя. А она ждала. Ждала того единственного момента, когда маги откроются, сосредоточившись на атаке.
Стрела, усиленная магией ветра, пробила щит женщины-мага с противным хрустом. Наконечник вошёл ей точно в горло. Огонь в её руках погас, и она осела, хватаясь за шею.
Второй выстрел — и ледяной маг, собиравшийся ударить Алексея в спину, взвыл, когда стрела пригвоздила его ладонь к стене.
Коридор был открыт.
Алексей уже добрался до мага-молниевика. Тот в панике пытался создать новый разряд, но дистанция была нарушена. Школа Клинка не прощает ошибок в ближнем бою. Рапира Алексея прочертила сверкающую линию, и маг рухнул, зажимая рану на груди.
— Анна! — крикнул Алексей, не оборачиваясь. Он стоял над поверженным врагом, тяжело дыша, его рапира дрожала. — Громов!
Я поняла. Времени на скорбь не было. Времени на страх не было. Жертва Крюка, ярость Алексея, точность Ирины — всё это было ради одного. Ради того, чтобы я сделала эти последние двадцать шагов.
Я побежала.
Ноги скользили по крови и пеплу, но я не замедлялась. Я взлетела по ступеням к трону, чувствуя, как внутри собираются последние остатки сил для финального удара.
Громов стоял и ждал. Он не пытался бежать. Он даже не выглядел испуганным.
Когда я оказалась в десяти шагах от него, он медленным движением расстегнул застежку своего тяжелого, расшитого золотом директорского плаща. Ткань упала на пол, обнажая то, что скрывалось под ней все эти годы.
Он был не в мундире чиновника. На нем был боевой костюм ассасина — потертая черная кожа, усиленная вставками из матового металла, множество ремней и креплений. Костюм человека, который привык убивать лично, а не чужими руками.
Его руки скользнули к поясу. Два движения — быстрых, неуловимых, как укус змеи.
В его ладонях блеснули парные кинжалы. Не церемониальные игрушки, а настоящие боевые инструменты. Тёмная сталь, зазубренные лезвия, рукояти, стертые от частого использования.
Он перехватил их обратным хватом, и я увидела, как вокруг его фигуры сгустился воздух. Поток откликнулся на его зов мгновенно и мощно.
— Ты думала, я стал директором только за красивые глаза и интриги? — Громов усмехнулся, и в этой усмешке было что-то волчье. — Я был Мастером Кинжала ещё до того, как ты научилась ходить, девочка.
Он шагнул мне навстречу, и его движения были текучими, опасными. В них не было старческой скованности. Это были движения хищника, который, наконец, сбросил овечью шкуру.
— Ты хотела справедливости? — он развел руки в стороны, приглашая меня в круг смерти. — Приди и возьми её.
Я остановилась в пяти шагах. Мои собственные клинки казались тяжёлыми, как свинец. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Но я знала одно: этот танец закончится только тогда, когда один из нас перестанет слышать музыку.
— С удовольствием, — выдохнула я.
И сделала шаг вперёд.