Танец Клинков: Академия убийц

ГЛАВА 58: Разбитое зеркало

Они бежали.

Бежали не от погони, хотя стража Волконского наверняка уже прочёсывала Зелёные Сады, а от того, что осталось в кабинете Орлова. От правды, которая резала больнее любого клинка. От взгляда Бориса Романова, в котором презрение смешалось с обещанием скорой расправы.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, оставив после себя запах мокрой пыли и озона. Небо над Петербургом начало сереть, окрашиваясь в тот особый, предрассветный оттенок синяка, который так шёл этому городу.

Убежище было старым. «Гнездо Ворона» — крохотная мансарда над антикварной лавкой в районе Пяти Углов, о которой знали только Крюк и пара самых доверенных людей. Владелец лавки, старый еврей-артефактор с вечно трясущимися руками, задал было вопрос, но одного взгляда на бледное, как смерть, лицо Алексея ему хватило, чтобы заткнуться и запереть дверь на три магических засова.

Внутри было сухо, но холодно. Маленькая печка-буржуйка давно остыла, и в воздухе висел запах старой бумаги и сушёных трав.

Алексей рухнул на пол у стены, словно у него перерезали сухожилия. Он сидел, обхватив колени руками, и раскачивался. Впервые за всё время, что Анна его знала, он выглядел не как наследник Великой Гильдии, не как лучший мечник поколения, а как сломленный мальчишка.

Анна зажгла крошечную магическую сферу и подвесила её под потолком. Тусклый, янтарный свет залил комнату, отбрасывая длинные тени. Она положила медный ключ Орлова на стол. Он лежал там, маленький и невзрачный кусок металла, способный обрушить Империю.

— Ты видел его глаза? — спросил Алексей. Его голос был глухим, безжизненным. Он смотрел в одну точку на полу. — Он был готов убить меня. Не как сына. Как помеху.

Анна опустилась на пол рядом с ним. Не слишком близко, чтобы не нарушать его личное пространство, но достаточно, чтобы он чувствовал тепло её тела.

— Он защищал себя, Лёш. И свою ложь.

— Ложь… — Алексей горько усмехнулся. — Вся моя жизнь — это ложь, Аня. Помнишь, я рассказывал тебе про наш родовой меч? «Серебряный Дракон». Отец говорил, что этот клинок никогда не проливал крови невиновных. Что он даётся только тому, кто чист душой. Я верил ему. Я верил каждому его слову. А он… он просто убийца. Палач в дорогом костюме.

Он поднял руки и посмотрел на свои ладони, словно ожидал увидеть на них кровь.

— Я такой же, как он? У меня его кровь. Его гены. Может быть, это у нас семейное? Предавать? Убивать исподтишка?

Анна накрыла его ладони своими. Её пальцы были холодными, но прикосновение подействовало отрезвляюще.

— Нет.

— Откуда ты знаешь? — он вскинул голову. В его глазах стояли слезы, злые, отчаянные. — Откуда ты можешь знать? Ты дочь героя. Твой отец умер, пытаясь спасти детей. А мой отец убивал их, чтобы сохранить власть! Мы из разных миров, Анна. Я — гниль. Я — отражение в кривом зеркале.

— Заткнись, — тихо, но твёрдо сказала Анна. — Просто заткнись и слушай меня.

Она сжала его руки так сильно, что побелели костяшки.

— Кровь не определяет тебя, Алексей. Твой отец сделал свой выбор. Он выбрал страх. Он выбрал систему. Ты сегодня стоял там, в кабинете, и у тебя был выбор. Ты мог уйти. Мог закрыть глаза. Мог позволить ему убить Орлова и сделать вид, что ничего не видел. Но ты вмешался. Ты скрестил клинки с собственным отцом, чтобы защитить жалкого, пьяного предателя, который этого даже не заслуживал. Знаешь почему?

Алексей молчал, глядя на неё.

— Потому что у тебя есть то, чего у твоего отца уже давно нет. Честь. Настоящая, а не книжная. Ты не отражение, Лёш. Ты — оригинал. И ты лучше его.

Алексей судорожно вздохнул, и из его груди вырвался звук, похожий на всхлип. Он подался вперёд и уткнулся лбом ей в плечо. Его плечи сотрясались.

Анна обняла его. Она гладила его по волосам, по спине, чувствуя, как напряжение, скопившееся в его теле, медленно уходит, растворяясь в её тепле.

— Я боюсь, Аня, — прошептал он. — Я так боюсь.

— Чего?

— Потерять тебя. Если я пойду против него… я потеряю семью. У меня больше никого не будет. А если я отступлю… я потеряю себя. И тебя. Я разрываюсь. Мне кажется, что меня режут на куски заживо.

Анна отстранилась и взяла его лицо в ладони, заставляя смотреть себе в глаза.

— Ты никогда не потеряешь меня, Алексей Романов. Слышишь? Никогда. Даже если ты решишь сейчас встать и уйти. Даже если ты вернёшься к нему и попросишь прощения. Я пойму. Я не буду тебя ненавидеть. Но я знаю, что ты этого не сделаешь.

— Почему?

— Потому что ты любишь меня, — сказала она просто. — И потому что ты любишь правду больше, чем комфорт.

Алексей смотрел на неё, и в его взгляде что-то менялось. Боль и растерянность уступали место чему-то другому. Решимости. Холодной, тяжёлой, как могильная плита, но необходимой.

— Я люблю тебя, — сказал он. Это прозвучало не как романтическое признание, а как клятва. Как факт, который невозможно оспорить. — Больше жизни. Больше чести. Больше, чем отца.

Он наклонился и поцеловал её. В этом поцелуе не было страсти первых встреч. В нём была горечь пепла и вкус соли. Это был поцелуй двух людей, стоящих на краю пропасти и решающих прыгнуть вместе.

Они целовались отчаянно, словно пытаясь вдохнуть друг в друга силы, необходимые для того, что предстояло. Анна чувствовала, как бьётся его сердце — быстро, гулко, ударяясь о рёбра, как птица в клетке. Она притянула его ближе, стирая границы между ними. Сейчас не было Анны и Алексея. Было только «мы». Единое целое, спаянное болью и общей целью.

Когда они наконец оторвались друг от друга, в комнате стало заметно светлее. Рассвет просачивался сквозь пыльное стекло, делая лица серыми и уставшими.

Алексей отстранился, провёл ладонью по лицу, словно стирая остатки сна. Он встал и подошёл к столу. Взял ключ Орлова. Подбросил его на ладони.

— Имперский Банк открывается в девять, — сказал он. Его голос был ровным. Никакой дрожи. Никаких сомнений.

— Лёш, — Анна тоже поднялась. — Ты понимаешь, что это значит? Как только мы откроем эту ячейку… назад дороги не будет. Твой отец… он станет врагом. Официально.

— Он перестал быть моим отцом сегодня ночью, — ответил Алексей, глядя на ключ. — В тот момент, когда поднял стилет на безоружного. Сейчас там, в особняке, сидит не мой отец. Там сидит Магистр Романов. Преступник. И я, как ассасин, должен остановить его.

Он повернулся к Анне. В его голубых глазах, обычно таких ясных, теперь плескалась сталь.

— Я пойду с тобой до конца, Анна. Даже если этот путь ведёт через руины моего дома. Даже если мне придётся убить прошлое, чтобы у нас было будущее.

— Ты готов сражаться с ним? — тихо спросила она.

— Я готов сражаться за нас, — поправил он. — И за тех детей, которых они убили в своих лабораториях. За твоего отца. За Орлова, которого они сломали. Система должна пасть. И если для этого нужно разбить зеркало, в которое я смотрел всю жизнь… что ж, пусть бьётся. На счастье.

Он протянул ей руку.

— Идём?

Анна вложила свою ладонь в его. Её пальцы переплелись с его пальцами.

— Идём.

Они вышли из «Гнезда Ворона» в холодное утро Петербурга. Город просыпался. Звенели первые трамваи, дворники мели мостовые, пахло свежим хлебом. Люди спешили по своим делам, не подозревая, что двое теней, идущих по крышам в сторону Банковского моста, несут в кармане смерть старого мира.

Зеркало было разбито. Осколки его, острые и блестящие, лежали на их пути. И каждый шаг по этим осколкам будет причинять боль. Но Анна знала: только пройдя через эту боль, можно добраться до чистого света.

Алексей шёл рядом, и его шаги были тверды. Он больше не оглядывался назад.

Путь от «Гнезда Ворона» до Банковского квартала пролегал через хребет просыпающегося города, и этот путь оказался куда тяжелее, чем штурм любого укрепления. Город, который Алексей считал своим — город парадных фасадов, золоченых шпилей и запаха свежей выпечки, — теперь скалился на него сотнями тёмных окон.

Они двигались по конькам крыш, используя теневые коридоры — технику, позволяющую скользить в полосе полумрака, которую отбрасывают печные трубы и карнизы. Дождь окончательно прекратился, но черепица оставалась предательски скользкой.

— Стой, — шёпот Анны прозвучал прямо у него в голове. Магия ментальной связи, простая, но эффективная на коротких дистанциях.

Алексей замер, мгновенно превращаясь в часть старой кирпичной кладки. Его дыхание замедлилось до ритма спящего камня. В пяти метрах под ними, по узкой улочке, мощенной брусчаткой, двигался патруль.

Трое. Серые плащи с серебряной окантовкой. Высокие сапоги, подбитые магическим металлом, гасящим звук шагов. На плечах — эмблемы с драконом, обвивающим клинок.

Сердце Алексея пропустило удар. Он знал их.

В центре шёл лейтенант Корф. Мишка Корф, с которым они вместе сдавали экзамен на звание подмастерья. Мишка, который однажды прикрыл его от огненного шара на тренировке, получив ожог на полспины. Теперь он шёл, сканируя пространство перед собой артефактом-искателем — небольшой медной сферой, пульсирующей тревожным красным светом.

— След свежий, — донёсся до крыши голос Корфа. Твёрдый, профессиональный голос. — Магический фон нестабилен. Тень и… что-то ещё. Похоже на Клинка.

Один из патрульных, молодой парень, которого Алексей не знал, нервно оглянулся:

— Может, это ошибка, лейтенант? Кто из наших будет прятаться в этом районе?

— Предатели, — отрезал Корф. — Магистр Романов дал чёткую ориентировку. Сын, отступник. Приказано брать живым, но если будет сопротивление — калечить конечности. Ноги, руки — неважно. Главное, чтобы голова могла говорить.

Алексей почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Слова друга звучали как приговор. Не судебный, нет — хуже. Приговор всему, во что он верил. «Калечить конечности». Так говорили о бешеных псах, а не о братьях по оружию.

Анна, лежащая рядом за выступом слухового окна, накрыла его руку своей. Она не смотрела на него, её взгляд был прикован к патрулю, но в этом жесте было столько поддержки, что Алексею стало легче дышать.

«Не дёргайся, — её голос в голове был прохладным ручьём. — Они пройдут. Артефакт Корфа старой модели, он не видит сквозь "Вуаль Тишины", которую я набросила».

Корф остановился прямо под ними. Поднял голову. Его взгляд, казалось, скользнул прямо по лицу Алексея. Секунда, растянувшаяся в вечность. Алексей видел шрам на щеке лейтенанта — след от неудачного бритья перед первым свиданием. Он помнил, как смеялся над ним тогда…

— Пусто, — наконец бросил Корф, опуская сферу. — Глючит эта железяка. Идём к набережной. Если они попытаются уйти водой, мы их там перехватим.

Патруль двинулся дальше, растворяясь в утреннем тумане.

Алексей выдохнул, и только сейчас понял, что всё это время не дышал. Воздух со свистом ворвался в лёгкие, обжигая холодом.

— Ты знал его? — тихо спросила Анна, когда шаги патрульных стихли.

— Мы пили вместе неделю назад, — Алексей перевернулся на спину, глядя в серое небо. — Он собирался делать предложение своей девушке. Спрашивал у меня совета, какое кольцо выбрать. А теперь он ищет меня, чтобы переломать ноги.

— Система ломает не только кости, Лёш. Она ломает людей. Превращает друзей в функции.

Алексей сел, свесив ноги с края крыши. Внизу, в просыпающемся городе, начиналась жизнь. Где-то звякнул трамвай, закричал разносчик газет. Обычная, нормальная жизнь, которая теперь была для него недоступна.

Он стянул с правой руки перчатку. На безымянном пальце тускло блестел массивный серебряный перстень-печатка. Герб Романовых. Дракон и клинок.

Отец подарил ему этот перстень на шестнадцатилетие. "Носи его с гордостью, сын. Пока этот дракон на твоем пальце, ты никогда не будешь один. За тобой — сила, история, братство".

Братство, которое готово искалечить тебя по первому приказу.

— Лёш? — Анна наблюдала за ним с тревогой.

Алексей медленно снял кольцо. След на коже остался бледным, незагорелым пояском. Казалось, палец стал легче, но на душе потяжелело вдвое.

— Я не могу его носить, — сказал он. — Жжёт.

Он замахнулся, желая швырнуть серебро в грязный водосток. Пусть катится в канализацию, туда, где ему самое место. Вместе с памятью об отце, с ложью, с этим проклятым "благародством".

Но рука замерла в воздухе.

— Не надо, — Анна перехватила его запястье.

— Почему? — он зло посмотрел на неё. — Это мусор. Символ рабства.

— Это ключ, — возразила она. — Доступ к закрытым секциям Библиотеки, пропуск через посты, знак статуса. Мы идём на войну, Алексей. А на войне трофейное оружие не выбрасывают. Используй его. Не позволяй ему использовать тебя.

Алексей смотрел на кольцо. Серебряный дракон скалился в микроскопической усмешке. Анна была права. Прагматична до жестокости, как всегда. Выбросить кольцо — это жест обиженного ребенка. Оставить его и использовать против создателей — это поступок воина.

Он медленно, с усилием надел перстень обратно. Холодный металл обжёг кожу.

— Ты права, — кивнул он, натягивая перчатку. — Пусть остаётся. Как напоминание. О том, что я должен уничтожить.

— Идём, — Анна поднялась, её силуэт на фоне светлеющего неба казался вырезанным из чёрной бумаги. — Банк открывается через сорок минут. Нам нужно занять позицию.

Они продолжили путь, но теперь Алексей двигался иначе. В его движениях исчезла та аристократическая лёгкость, которой славилась школа Серебряного Клинка. Появилась тяжесть, резкость. Он больше не скользил над городом — он врубался в пространство, прокладывая себе путь.

Банковский мост встретил их гримасами крылатых львов. Золотые крылья статуй блестели влагой, словно покрытые потом. Само здание Имперского Банка возвышалось на другой стороне канала, как крепость. Монолит из серого гранита, без окон на первых этажах, с тяжёлыми бронированными дверями, украшенными рунами защиты высшего порядка.

Это было сердце финансовой кровеносной системы Империи. И где-то там, в его желудочках, в ячейке 714, лежала игла, способная убить Кощея.

Они устроились на чердаке дома напротив, откуда открывался идеальный обзор на главный вход.

— Охрана усилена, — заметил Алексей, прильнув к щели в слуховом окне. — Видишь? Двое магов у входа, плюс штатные жандармы. И ещё… смотри, на крыше. Блики. Снайперы.

— Волконский нервничает, — усмехнулась Анна, доставая из рюкзака термос с травяным чаем. Она разлила напиток в крышку и протянула Алексею. — Пей. Руки дрожат.

— Это от холода.

— Это от адреналина. Пей.

Чай был горьким, пах полынью и мятой. Вкус детства. Мама заваривала такой же, когда он болел. Воспоминание кольнуло неожиданно больно. Мама… Она умерла пять лет назад, так и не узнав, кем на самом деле был её муж. Счастливая женщина.

— Какой план? — спросил он, возвращая крышку.

— Простой и наглый. Как мы любим, — Анна проверила заряд магострелов. — Мы не будем красться. У нас есть ключ. Есть документы. Мы зайдём через парадную дверь, как респектабельные клиенты.

— Ты сумасшедшая, — Алексей покачал головой, но уголки его губ дрогнули в улыбке. — Там везде сканеры ауры. Моя — в базе розыска с сегодняшнего утра. Твоя — вообще официально мертва.

— А кто сказал, что мы пойдём со своими аурами? — Анна достала из кармана два небольших кристалла, мутно-серых, похожих на куски льда. — Артефакты-хамелеоны. Крюк достал их у контрабандистов с Урала. Они на час подменяют сигнатуру ауры на нейтральную. Мы будем… скажем, парой провинциальных дворян, приехавших за наследством бабушки.

— Дворян? — Алексей скептически осмотрел их промокшую, грязную одежду. — Мы похожи на пару утопленников, которых выловили из Невы.

— Магия Иллюзий, мой милый друг. Не забывай, что я училась в «Лунном театре». Костюмы — это моя специальность.

Она коснулась кристалла, и воздух вокруг неё пошёл рябью. Чёрный облегающий костюм ассасина расплылся, превращаясь в строгое, но элегантное дорожное платье тёмно-синего бархата. На плечах появилась меховая накидка, на голове — шляпка с вуалью. Даже осанка изменилась — исчезла хищная пружинистость, появилась немного чопорная, уставшая грация богатой наследницы.

— Впечатляет, — признал Алексей.

— Твоя очередь, граф, — она бросила ему второй кристалл. — Сделай себе что-нибудь посолиднее. И, ради бога, убери это выражение лица «я несу на плечах всю скорбь мира». Богатые люди так не выглядят. Они выглядят скучающими.

Алексей сжал кристалл. Представил образ. Строгий сюртук, трость, цилиндр. Образ отца… Нет. Не отца. Образ того, кем отец хотел казаться.

Иллюзия легла на плечи тяжёлым, но привычным грузом.

— Ну как? — спросил он, поправив воображаемый манжет.

— Почти идеально, — Анна критически осмотрела его. — Только глаза… В глазах всё ещё слишком много жизни. Потуши их. Ты едешь за деньгами, а не на дуэль.

Внизу, на площади, тяжёлые бронзовые часы на башне начали бить девять. Удары колокола разносились над городом, распугивая голубей.

Бом.

— Пора, — сказала Анна.

Бом.

Алексей глубоко вдохнул, наполняя лёгкие сырым воздухом. Это был воздух свободы. Или смерти. Разница сейчас казалась несущественной.

Бом.

— Я готов, — сказал он. И на этот раз голос его не дрогнул.

Они спустились вниз, на мостовую, и смешались с редким потоком ранних прохожих. Под ногами хлюпала грязь, но иллюзорные лаковые штиблеты Алексея оставались безупречно чистыми. Он предложил Анне руку. Она оперлась на неё легко, по-светски.

У массивных дверей банка швейцар в ливрее, увидев их, почтительно поклонился и распахнул створку.

— Доброе утро, господа! Прошу вас.

Алексей переступил порог, чувствуя, как магические сканеры в дверной арке скользнули по его фальшивой ауре. Секунда напряжения… и тишина. Никаких сирен. Никаких криков.

— Доброе утро, — небрежно бросил он швейцару, проходя внутрь.

Они вошли в огромный операционный зал, где под куполом из цветного стекла царила тишина, нарушаемая лишь шелестом купюр и скрипом перьев. Здесь пахло деньгами и властью.

Анна чуть сжала его локоть.

— Сцена первая, — шепнула она одними губами. — Выход дракона.

Алексей выпрямился, чувствуя, как внутри поднимается холодная, злая весёлость. Они были в чреве чудовища. И у них в руках был нож, чтобы это чудовище вспороть.

— Мне нужно видеть управляющего, — громко, на весь зал, произнёс он, направляясь к главной стойке. — И побыстрее. Моё время стоит дороже, чем весь этот банк.

Игра началась. И на кону стояло больше, чем просто жизнь.