Танец Клинков: Академия убийц

Глава 42: Танец в цепях

Слово «Антракт», нацарапанное острым камнем на стене пустой камеры, стало пощёчиной всей карательной системе Академии. Тревога взвыла по подземельям, её вой, усиленный магией, эхом отражался от каменных стен, будя даже самых крепко спящих стражников. Десятки факелов заметались по коридорам, выхватывая из темноты лишь пустые камеры, перевёрнутые миски и тени собственного страха. Триста лет эта тюрьма считалась абсолютно надёжной. Триста лет никто не мог прорвать её защиту. До сегодняшнего дня.

(Флешбэк: Шестая ночь в камере, за несколько часов до рассвета)

Побег начался не со взлома замка, а со взлома собственного тела. Это было тёмное, почти забытое знание из её прошлой жизни, изнурительные уроки по анатомии и биомеханике в балетной академии. Тогда ей говорили, что тело — это инструмент, который можно настроить, растянуть до немыслимых пределов, а если нужно — и сломать ради совершенства искусства. Теперь она ломала его ради жизни.

Лёжа на грязной, пахнущей гнилью соломе, Анна начала свой тихий, кровавый танец.

Первый акт: Боль.

Первым был большой палец левой руки. Она упёрла его в холодный каменный пол, извернулась и надавила всем весом своего ослабевшего тела. Острый, рвущий хруст, от которого потемнело в глазах. Анна вцепилась зубами в грязную тряпку, служившую ей одеялом, чтобы не закричать. Боль была адской, но она терпела, концентрируясь на цели. Палец вывихнут. Теперь её ладонь стала меньше, уже.

Второй акт: Агония.

Затем — запястье. Это было сложнее, больнее. Она использовала влажную, скользкую стену как опору, выворачивая руку под неестественным, выворотным углом, который заставил бы любого обычного человека потерять сознание. Хруст. Волна тошнотворной боли прокатилась по телу, заставляя желудок сжаться. Мир перед глазами на мгновение погас. Она едва не закричала, но удержалась.

Третий акт: Свобода.

С вывихнутым пальцем и запястьем её левая рука, измазанная кровью и грязью, стала достаточно узкой, чтобы начать протискиваться сквозь холодный металл магических оков. Медленно, миллиметр за миллиметром, сдирая кожу, она вытаскивала руку. Это была пытка. Но мысль об отце, о матери, об Алексее, о мести — давала ей силы. Наконец, с последним, рваным движением, рука была свободна.

(Настоящее время: Седьмой день, утро. Момент, когда стражники открывают дверь)

Анна быстро, почти не чувствуя боли, вправила суставы на место — ещё одна волна агонии, но на этот раз с привкусом триумфа. Затем она легла на пол, приняв неестественную, сломанную позу. Используя технику контроля дыхания, которой её учила мать для долгих и сложных выступлений на сцене, она замедлила сердцебиение до минимума. Тело похолодело. Она не дышала.

Когда молодой охранник Петя заглянул в смотровое окошко, он увидел то, чего боялся больше всего. Неподвижное, бледное тело. Его лицо исказилось от ужаса. «Эй! Теневая! Вставай!» — затряс он решётку. Тишина. В панике он позвал старшего — Ивана, грубого, ленивого ветерана с пивным животом.

«Опять симулянтка. Сейчас я её…» — проворчал Иван, открывая тяжёлую дверь камеры. Он вошёл первым, Петя — за ним, дрожа от страха.

В тот момент, когда Иван наклонился над Анной, она взорвалась движением. Её тело, как сжатая пружина, выпрямилось. Удар ладонью — точный, быстрый, в сонную артерию Ивана. Техника, которой её научил отец. Не смертельно, но эффективно. Ветеран рухнул на пол без звука.

Петя замер, его рот открылся в беззвучном крике. Анна посмотрела на него. В её глазах не было злобы. Только холодная, как лёд, решимость. «Прости, Петя. Ты хороший парень. Поэтому ты просто уснёшь». Удар в точку на шее. Петя осел на пол.

Анна забрала ключи с пояса Ивана. Один из них подошёл к оковам. Щелчок. Магия хлынула в её тело, как тёплая, живительная волна, наполняя её силой. Она взяла короткий меч Ивана и кинжал Пети. Освободила Григория.

«Ты… ты сделала это», — прошептал старый мастер, едва держась на ногах.

«Танец только начинается», — ответила Анна, и они исчезли в лабиринте подземелья.

Побег был смертельным танцем. Анна двигалась по коридорам, как призрак, ведя за собой ослабевшего Григория. Она не убивала. Она калечила. Ломала суставы, разрывала сухожилия. Её стиль стал жестоким, отчаянным. Это больше не было искусством ради красоты. Это было выживание, отточенное до совершенства балетной дисциплиной и годами тренировок ассасина.

Но в одном из нижних уровней они попали в засаду. В тупиковом коридоре, который вёл к старой пыточной камере. Элитный отряд «Чёрных плащей», личная гвардия Громова. Десять человек в зачарованной броне. Маги, воины. Они ждали.

«Это конец», — прохрипел Григорий, прислоняясь к стене.

Анна огляделась. Камера была заполнена орудиями пыток. С потолка свисали ржавые, массивные цепи. Её взгляд упал на них. Улыбка, холодная и хищная, появилась на её губах.

«Нет, учитель. Это сцена. И у меня есть реквизит».

Танец в цепях

Она прыгнула. Её ослабевшее тело едва подчинилось, но воля была сильнее. Она схватила ближайшую цепь, раскрутилась, используя инерцию. И начался новый танец. Танец в цепях.

Она использовала цепи как оружие, как продолжение своего тела. Била ими, как кнутом, дробя кости под бронёй. Обвивала шеи, ломая позвонки. Это был первобытный, яростный танец. Никакой грации. Только эффективность и холодная ярость.

Один из магов начал заклинание огня. Анна, в полёте между цепями, оттолкнулась от стены, бросила конец цепи. Металл обвил его руку с такой силой, что послышался хруст костей. Заклинание взорвалось в руках мага, охватив его пламенем.

Другой пытался атаковать мечом. Анна приземлилась, цепь в её руке стала смертоносным маятником. Удар по лицу, по шлему. Металл смялся, впечатавшись в череп. Он упал, захлёбываясь кровью.

Последним остался капитан «Чёрных плащей», мастер меча, чьё лицо было скрыто под глухим шлемом. Они сражались в полумраке, освещаемые лишь горящим телом мага. Искры летели от ударов их оружия. Анна использовала цепь, чтобы блокировать его атаки, обвивая его клинок, а затем, в один момент, обвила его шею. Она не душила. Просто держала.

«Где доказательства, которые Громов забрал у моего отца?» — прошептала она ему на ухо, её голос был ядом.

Капитан молчал, пытаясь вырваться.

Анна затянула цепь. «Где?»

«В… в тайном кабинете Директора… за портретом короля…» — прохрипел он.

Анна отпустила его. Он упал на колени, задыхаясь. Она не убила его. Он был нужен ей как свидетель. Или как напоминание Громову о её визите.

Кабинет Директора был пуст. Огромный портрет короля в золотой раме смотрел на них с высокомерием. Анна подошла к портрету, провела рукой по раме, ища скрытый механизм, о котором говорил отец в своих дневниках. Щелчок. Портрет отъехал в сторону, открывая тайный сейф.

Навыки, полученные в Гильдии, не пропали даром. Анна взломала замок за несколько секунд. Внутри лежала папка из дорогой кожи. Но не та, которую она ожидала найти.

Она открыла её. Документы. Карты передвижения войск. Списки имён. План Громова по свержению… князя Волконского.

«Что это?» — прошептал Григорий, заглядывая ей через плечо. Его лицо было бледным от шока.

«Это… это двойная игра», — поняла Анна. Её разум заработал с бешеной скоростью, складывая кусочки головоломки. — «Громов не был пешкой. Он был игроком, который хотел занять место своего хозяина. Он использовал меня, чтобы ослабить Волконского, спровоцировать его на открытые действия. Он хотел, чтобы мы уничтожили друг друга, а он пришёл бы на пепелище и забрал власть».

В этот момент дверь кабинета распахнулась. В проёме стояла стража. Десятки.

«Тревога! Они здесь!»

Анна схватила папку. «Бежим! Через окно!»

Они выпрыгнули из окна второго этажа, приземлившись на крышу соседнего здания. Анна успела забрать лишь часть документов Громова — самые важные, с планом и ключевыми именами.

Они стояли на крыше Академии, глядя на город внизу. Сирены выли. Магические огни патрулей пронзали ночную тьму. Стража была повсюду. Они были в ловушке.

В руках у Анны были доказательства двойной игры Громова. Но кому их показать?

«Мы не можем идти к Совету», — сказал Григорий, тяжело дыша. — «Они не поверят. Это слишком сложно, слишком запутано. Одна могущественная фракция против другой. Они скорее арестуют нас, чтобы не ввязываться в эту войну».

Анна смотрела вдаль. Её взгляд был устремлён на шпили королевского дворца, возвышающиеся над городом, как копья, пронзающие небо.

«Тогда мы пойдём к другому союзнику, — тихо сказала она. — К тому, кого Волконский боится больше всего. К единственному человеку в этой империи, кто стоит над ним. Над всеми ними».

Она повернулась к Григорию. В её глазах горел новый, опасный огонь.

«Мы пойдём к королю».