Глава 10

Спина поднятого из мёртвых таллистрийского оленя — не самое удобное место на свете. Но даже так это было заметно более приятно и быстро чем идти на своих двоих.

Мы не стали охотиться дальше: девушки резонно заявили, что раз поднятый олень сильнее и крепче обычного, нет никакой проблемы сесть на его спину вдвоём.

Ветер свистел в ушах от быстрой скачки, а лицо порой приходилось прикрывать от веток и листьев, но всего зато всего за два дня мы должны были добраться до ближайшей деревни.

Киана плотно прижималась ко мне сзади, обхватив меня руками за талию. Итем взял с собою Тею, тем самым с потрохами сдав своё пристрастие к рыжим. Мелайя взяла под опеку мою ученицу, а Фия и Лара оккупировали последнего оленя вдвоём.

Лесной массив кончился быстро и резко, и наша кавалькада выскочила на обширное, пусть и заросшее высокими колосьями зёрна поле.

Я мысленно отдал команду притормозить, и в этот момент почувствовал, как меня отпускают руки любовницы.

— Что-то не так. — прозвучал из-за моей спины напряжённый голос бывшей наёмницы. — Сейчас сезон сбора урожая, на полях должно быть много людей. Да и ловушек не видно…

— Выясним всё в деревне. — коротко распорядился я.

Таллистрийская деревня встретила нас тишиной и запустением. Ворота была нараспашку открыты, а внутри не было ни единой живой души. Лишь тихий шелест ветра и скрипы приоткрытых дверей и окон.

Я приказал оленям остановиться, и пассажиры спрыгнули вниз. Всё, кроме меня.

— Мелайя, проверь дома. — коротко приказала подруге Киана.

Забавно, конечно, но за прошедшие годы отношения внутри пятёрки девушек практически не изменились. Разве что Киана, после получения рыцарства, однозначно утвердила своё лидерство, и даже превосходящая её в бою за счёт чудовищной силы и скорости немёртвого тела Мелайя никогда это не оспаривала.

— Здесь нет никого, кто мог бы нам угрожать. — молодой магистр огня пристальным взглядом обвёл небольшое поселение. — Может, пара небольших животных, вроде крыс, по углам… Но не более того.

Киана бросила на Итема раздражённый взгляд, как бы намекающий: а раньше сказать не мог? Но парень уже успел обтесаться в женском кругу, так что ничуть не смутился, ответив довольной ухмылкой.

Я задумчиво осмотрел деревню сам. Стены несли на себе следы когтей, и были изрядно потрепаны в паре мест, но ничего такого, что нельзя починить. Никаких следов разрушений, разве что высокая трава уже начала пожирать деревенскую дорогу.

— Что здесь случилось? — бросил я вопрос в воздух.

Охотницы переглянулись и посмотрели на Киану, доверяя ей право говорить.

— Ничего особенного. — со вздохом тряхнула чёрным хвостом волос девушка. — Покинутая деревня. Видимо, зверьё вокруг расплодилось слишком сильно, а местные были бедны и не смогли противостоять натиску природы. Думаю, во время очередной волны рождаемости в лесах они потеряли слишком много людей и решили уйти, собрав всё ценное. Поэтому на краях полей нет ловушек: никто не следил за ним уже как минимум месяц, и лес потихоньку съедает поле, разрастаясь. Всё, что можно было снять, крестьяне забрали с собой, а оставшееся поглотил ковёр из зелени. Не удивлюсь, если мы найдём общую могилу в центре деревни.

Так и вышло. В самом центре поселения находилось большая, чёрная от пепла яма, на дне которой виднелись следы костей. Сами кости, вероятно, давно растащили местные звери.

— Найдите и подготовьте ночлег. — распорядился я, рассеянно остановившись рядом с ямой.

Зрелище было не то чтобы шокирующее, но мрачноватое. Но я остался по другой причине: я всё ещё чувствовал силу смерти, кто клубиться в этом месте. Нет, она не была мне нужна, но само действие здесь навевало интересные мысли.

От жизни до смерти, как и от любви до ненависти, порой нужен всего один маленький шаг. Ещё совсем недавно это место было полно жизни: ломящиеся от урожая поля, деревня, наверняка полная детей… Ныне же лишь пустые дома и пепелище в центре. Мёртвое селение, но отнюдь не смерть убила их: то была другая жизнь, что вытеснила отсюда людей.

Жизнь тоже может быть жестокой, и Таллистрия, как королевство жизни, знала об этом не понаслышке.

Я слёз с мёртвого оленя, и неторопливо уселся рядом с чёрной ямой, подстелив себе плащ. Всего один шаг… Так почему же у меня не получается?

Прошло много лет, но я всё так же далёк от того, чтобы совместить в себе и жизнь, и смерть, в одном едином искусстве. Я нашёл свой, обходной путь, и всё же порой мне казалось, что этого мало. Самому себе можно признатся: я слегка скучал по тому, самому первому, сверхъестественному чувству сенсорики жизни, которому меня учили в ордене. Долгие годы практики искусства смерти взяли своё, уничтожив большую часть модификаций ордена, рассчитанных на то чтобы создать из простого человека перенасыщенного жизнью суперсолдата. Физические изменения сохранились конечно: изредка я всё ещё ощущал в себе влияние той самой видоизменённой биохимии, что могла помочь в бою. Но вот остальное…

Всё, что сделали с моей собственной энергетикой мастер жизни ордена, если это можно так назвать, стёрлось безвозвратно. По-хорошему, возможно, мне следовало бы обратиться к целителям ордена странников: никто бы не отказал мне там в помощи. Но мне совершенно не хотелось отвечать на все возникшие ко мне вопросы. Рыцари людей - упорные ребята. Кто-то может докопаться до истины, и пример Кадогана отлично иллюстрировал, чего стоит ожидать в таком случае. Забавно, что даже сейчас, после обретения могущества, неслыханного для любого из мастеров, я всё ещё опасался собственного ордена. Слишком хорошо я знал школу келлийского монастыря, прочувствовав её на собственной шкуре. С её выпускников станется организовать мне ловушку в огромном каменном мешке и поставить там круглосуточный пост и пары десятков мастеров и рыцарей, которые будут убивать меня столько, сколько придётся, чтобы свести меня с ума.

Может, я сумел бы выбраться из такой ловушки. А может, выбрался бы уже кто-то другой… Потому доводить до такого не стоило.

Конечно, у меня ещё были лазейки. Я всё ещё мог взять в руки королевский меч, возглавить тысячу гвардейцев, и, втягивая в себя их жизнь, вновь стать сверхчеловеком, способными дать фору любому простому бойцу. Как показали тренировки с гвардейцами Палеотры, в этом случае я всё ещё был способен на сенсорику жизни.

Но вот искусство смерти это отрезало напрочь, запирая силу смерти в моей душе. Пробить канал смерти через чрезвычайно плотный и энергонасыщенный покров так называемой королевской ауры и оставить её рабочей одновременно было просто невозможно. Слабый канал силы просто рассеивался, сталкиваясь с мощным слоем жизни, а мощный - перебарывал жизненный допинг, лишая меня королевских сил и разрезая связующие нити клятв, подобного тому, как я сам поступал с другими королями.

Были и плюсы, но сомнительного уровня: например, если принести самого себя в жертву, будучи накачанным жизнью под завязку, жертва явно выйдет гораздо более качественная и мощная. Я даже придумал, навскидку, пару интересных ритуалов, в которых можно было бы использовать как жертву настоящего короля. Правда, в идеале это должен быть не просто король, а король, вокруг которого будет множество вассалов, которые накачивают его жизнью, пытаясь спасти его всеми силами…

Вообщем, довольно специфические условия. С другой стороны, это можно было сказать и про многие другие ритуалы искусства смерти: пожалуй, теперь я уже хорошо понимал, как именно размышляли те, кто составлял их.

Иногда, именно в такие моменты, приходят озарения, которые меняют все. Я стал чрезвычайно хорошим практиком искусства смерти за эти годы. Я был достаточно опытен и силён, чтобы подчинить себе не просто ту смерть, что запасена в моём теле или душе: нет, я мог искусно сплести могучее проклятье даже из клубящихся остатков смерти пепелища недельной давности.

Даже без своего бессмертия я мог убивать врагов снова и снова, используя их собственный смерти для новых ударов, и пределом этому было лишь моё собственное тело.

Теперь предела не было, но мастерство осталось. И именно сейчас, сидя на краю пепелища в мёртвой деревне, я внезапно осознал, что подхожу к вопросу не с той стороны.

Мне не нужно пытаться вернуть себе сенсорику жизни, которой учили меня в Келлийском монастыре. Это пройденный этап, я сознательно отказался от пути элитного воина. Всё, что мне нужно, это совершенствовать сенсорику смерти, и тогда ничто не укроется от моего взора.

Я мог ощутить смерть живого существа за сотни шагов от себя, даже не напрягаясь. За тысячи, если сосредоточиться. Это даже не было пределом: даже мой бывший наставник в ордене умел ощущать жизнь за десятки миль… Уверен, кто-то вроде Грицелиуса может почувствовать извержение вулкана за сотни миль от себя, а мастер воды наверняка справится с теми, чтобы найти водоём или подземное водохранилище издалека.

Возможно, эта идея никогда не приходила мне голову в силу того, что практика искусства смерти зачастую жёстко связана с экономией сил. Жертвы может быть тяжело достать, массовые убийства не происходят вокруг постоянно: всё это приводит к тому, что адепт старается расходовать силы максимально эффективно и не тратить их впустую. И это хорошо, в этом рождается мастерство, уверен, так были изобретены многие ритуалы и проклятья из числа тех, что я знал: не из принципа наибольшей эффективности в бою, а из принципа экономии.

Слабое проклятье гнили может убивать человека долгие дни, и возможно, даже не справиться с молодым здоровым мужчиной, заставил его лишь переболеть. Но зато с ним мог справиться неопытный адепт, затратив совсем немного сил.

Но сейчас, когда я силён как никогда… Что мешает мне использовать собственную силу как сонар? Если выпустить тонкую, почти незаметную волну смерти, которая почти не повредит окружающим существам…

Я выпустил из себя широкую, но рассеянную волну смерти, проверяя догадку. И это сработало. Пожалуй, даже переборщил, пусть и не слишком сильно: ближайшая ко мне трава завяла, но на этом всё и ограничилось. Зато волна разошлась дальше, и дальше, и каждый раз, когда слабые, почти незаметные остатки смерти развивались, сталкиваясь с жизнью, я чётко и ясно осознавал, где именно это произошло.

Итем сидел на крыше одного из домов, и точно почувствовал мой выбор силы: краем восприятия я уловил, как молодой магистр неизвестным мне образом очистил своё окружение от силы смерти.

Пятёрка девушек находилась в крупном доме чуть поодаль: судя по всему, тот принадлежал старосте.

Мелайю же я чувствовал безо всяких проблем и не напрягаясь: всё же это была высшая нежить… Девушка находилась неподалёку, присматривая за мной, но вот выброс смерти заставил и её зашевелиться. Впрочем, почувствовали его, похоже, вообще все члены нашего отряда.

— Что-то случилось? — нахмурилась моя вампирша, подходя ближе. — Я почувствовала выброс силы смерти.

— Ничего особенно. — покачал головой я. — Просто я решил одну проблему, над которой довольно долго размышлял.

Надо будет подобрать коэффициент рассеивания получше. Так, чтобы это было почти невесомой, тонкой дымкой смерти, что будет окутывать всё вокруг меня незаметно для окружающих.

— Ты сидишь тут уже почти два часа. — покачала головой Мелайя. — Девочки даже начали волноваться, что на тебя слишком сильно повлияло это зрелище. Довольно удивительная, учитывая последние события. — толсто намекнула на захват власти охотница. Мрачное зрелище, конечно, но чтобы тебя пронять обычно требуется… Да я даже не знаю, чем тебя вообще можно пронять. Ты всё время спокойный, как скала.

— Нет, я об этом даже не думал. — покачал головой я. — Просто удобное место для медитации, вот и всё.

— Ты видишь здесь что-то особенно, помимо остатков смерти? — полюбопытствовала охотница.

— Ты знаешь… Пожалуй, да. — медленно ответил, я, поднимаясь и отряхивая плащ.

— И что именно?

— Король Палеотры сделал этот, так ведь? — увидев непонимание на лице девушки, я продолжил. — Торговое эмбарго. Бедная, нищая деревня, что не может поддерживать своё существование, потому что им не хватает денег, чтобы защищать себя. С едой у них проблем не было, но вот с защитой… Взрыв рождаемости, да? Требуется немало стрел и ловушек, чтобы отбиваться от такого. Я помню, как однажды мы с наставником помогли отбить нашествие мелких кошек на одну из деревень. Сколько их было? Сотни, если не целая тысяча. Сожрали всех мелких животных в округе, и с голоду лезут к людям. И если люди могут отбиться, это хорошая добыча, но если нет…

— Вы правы, милорд. — негромко ответила мне Фия из-за спины. — Иногда добыча хорошая, и люди не бедствуют. А иногда с торговлей может быть плохо, и сотни шкур никому не нужны. И если это случается снова, снова и снова, однажды у простых крестьян и охотников не будет денег, чтоб заменить изношенный топор и поставить новые ловушки. Мы не белоручки и умеем заботиться о себе, но в одной небольшой деревне неоткуда взять железо, кроме как купить его в городе.

Обернувшись, я понял, что остальные девушки с напряжённым выражением лица и оружием в руках уже успел подкрасться сзади. Выброс силы так их насторожил?

— Как ты думаешь, сколько деревень, убило это эмбарго? — внезапно спросил Итем, последним подходя к нашей группе.

— Десятки, минимум. Может сотни. — вздохнула блондинка. — Мы давно не были в Таллистрии, но у меня есть знакомые на востоке: я часто путешествовала по королевству, пока не уехала с Мелайей в Кордигард. Я посылала им денег, пока мы были в Ганатре, но почти все вернулись обратно, потому адресаты оказались мертвы.

Если так подумать, это было даже приятно. Я оглядел деревню новым, совсем иным взглядом. Это было зримое ощущение власти над миром, что есть под твоей рукой. Один указ — и тысячи умрут, и для этого даже не нужно искусство смерти. Это почти опьяняло.

Конечно, главное виновницей этого была заносчивая таллистрийская принцесса. Если бы она не вызвала меня на дуэль, что окончилась моим унизительным поражением, Грицелиус не стал бы убеждать короля Палеотры ответить на подобное унижение героя Дереи.

Но окончательное решение принимал он, король. Это была его власть, его право, его решение. Может, если бы Элдрих Палеотра на самом деле знал, к чему это приведёт, и увидел эту самую деревню хоть раз в жизни, он бы никогда не принял такое решение. Возможно, и сам Грицелиус до конца не осознавал последствия, убеждая короля… Люди, стоящие на верхушке, часто не осознаю того, как их действия влияют на простых людей.

Я понимал и осознавал это. И мне это ужасно нравилось. Не мертвая деревня, конечно, но вот осознание власти и силы... Вслух, впрочем, я сказал другое:

— Эмбарго больше нет. Всё вернётся в норму.

— Разве ты не будешь больше использовать подобные методы? — внезапно тихим голосом спросил меня Киана, смотря на меня широкими, тёмными глазами.

Повисла мёртвая тишина. Вообще-то, это был вопрос где-то далеко за гранью приличий в королевствах. Никогда и никогда ранее не позволял себе спрашивать у меня подобное. Даже Мелайя. Мои приближённые, конечно, знали, что я далеко не ангел, но вот так, прямо спрашивать, где простирается граница моего собственного бесчестия… За такое оскорбление местные короли могут отправить черпать дерьмо до конца своих дней.

Впрочем, я совершенно не был зол на это. Спесь не входила в число моих недостатков, это уж точно, а на традиции сословного общества мне было плевать. Сложно сказать, понимала ли это моя черноволосая леди, но мы уже давно были любовниками, а это дарует определённые привилегии. И я всё ещё помнил, как она сражалась за меня насмерть с гвардейцами Палеотры, без тени сомнений и колебаний. Все остальные отвели глаза, не смотря на меня, едва ли не шаркая ножками от смущения, но я видел, как навострил уши Итем: ответ интересовал всех.

Я подошёл к Киане и аккуратно взял её за подбородок, смотря девушке прямо в глаза с мягкой улыбкой.

— Моя милая леди, что заставляет тебя думать, что я планирую нечто подобное?

— Я видела, на что ты способен, когда размышляешь ясно и холодно, без тени эмоций. — серьёзно ответила девушка, смотря мне в глаза без страха и не принимая мою игру. — Я не боюсь смерти и крови, и готова убивать ради тебя, но это не значит, что я выдержу сотни опустевших деревень. Люди сходили с ума и от меньшего, и потому я не стыжусь признаться, что до дрожи боюсь увидеть то, каков ты в ярости. Должен быть какой-то предел, хоть какие-то правила. Даже у тебя. Конечно, я не в праве требовать своего короля ответа…Но мне просто страшно, потому что после всего через что я прошла, следуя за тобой, я и сама не знаю, когда и где я сломаюсь. Я всего лишь прошу тебя сказать, как далеко мне придётся зайти.

И, совершенно внезапно как для меня, так и для всех окружающих, Киана опустилась передо мной на колени, смиренно склонив голову.

Никогда прежде она не лебезила передо мной, держась пусть уважительно, но горда, зная себе и цену, и достоинство. И тем неожиданней было это видеть.

Я никогда не требовал от своих людей преклонения — это совершенно бессмысленная, даже вредная вещь, предназначенная лишь для того, чтобы потешить чьё-то эго.

Остальные наши спутники старательно делали вид, что их тут нет, а я на миг задумался, что же ответить.

Я вздохнул и подошёл к ней, поднимая её на ноги.

— Твоя проблема в том, что ты думаешь, будто есть какие-то правила, которые запрещают нам делать что-то. Ты выросла с этой мыслью, сжилась с нею, так плотно, что она стала частью тебя. Но это ложь. Никаких правил нет. Есть лишь выборы, что мы делаем, и последствия, что следуют за ними. Это и есть свобода, помнишь? Хочешь, я просто освобожу тебя от вассальных обязательств? Просто так, без каких-либо условий?

— Нет. Никогда. — Киана не колебалась ни мгновения. Но в её глазах я всё ещё видел стоящий вопрос.

— И это твой выбор. — улыбнулся я. — Так же, как и многие другие, ты делаешь его сегодня, и делаешь каждый день, ведь совершенно ничего не запрещает тебе перерезать мне глотку ночью.

Тея, похоже, из всех моих охотниц, обладала наиболее живым воображением, потому что её передёрнуло. А Итем, подозрительно на неё покосившись, почему-то потёр рукой горло.

— Что же до того, каков я в гневе… — я задумчиво погладил короткую бороду, что выросла за тот месяц, который прошёл после нашего выезда из Дереи. — Не так часто я испытывал настоящую ярость. Последний раз, когда такое произошло… — я оборвал себя недоговорив. — Я думаю, нет ничего более глупого чем бессмысленная жестокость. Нет никаких причин без веской необходимости вырезать целые деревни, и я искренне надеюсь, причин заниматься подобным у меня никогда не будет. Разве что весь мир сойдёт с ума, чтобы напасть на меня. — добродушно развёл руками я.

— Не могу сказать, что меня это воодушевляет такой ответ. — вздохнула Киана. — И что нам делать, если ты вдруг однажды впадёшь в ярость, и никто не будет знать, чего от тебя ожидать?

Я убрал с лица улыбку и обвёл своих людей максимально серьёзным взглядом.

— Если однажды это случиться… Не стойте у меня на пути. Потому что в этом случае я убью всех и каждого, кто встанет предо мной, и последнее чего я хочу, чтобы одним из этих людей оказался кто-то из вас. Ясно?

— Предельно. — отрывисто кивнула Киана.

До самого рассвета следующего дня никто из нас больше не произнёс ни слова. Но я на полном серьёзе считал, что они перебарщивают с драматизмом. Ну в самом деле, что такого я сказал? Вот и как после этого говорить людям правду?

Загрузка...