Урожай Смерти

Глава 34

Я задержался у разрушенного перевала ещё на один день. Без какой-либо конкретной цели: нет, скорее просто… для души.

От перевала не осталось и следа, и ни одна живая душа так и не выбралась из-под завалов. Предгорья на многие мили вокруг засыпало щебнем и камнями, снося леса и кустарники, истребляя как зверей, так и растения.

Как я не вглядывался в осевшую гору, ни в одном месте мне не удалось разглядеть ни кусочка рукотворного камня: гнев великого духа оказался воистину страшен, стерев все свидетельства пребывания людей вокруг.

Пусть это был ритуал, состряпанный на коленке. Пусть формально не совсем я уничтожил это… Это была победа даже не моего личного могущества, хотя без него бы ничего и не вышло: это было чувство истинного превосходства ума над грубой силой неприступной каменной цитадели. И это было прекрасно.

Была лишь одна странность, которая не давала мне покоя: действие шаманской настойки Вотала. Оно так и не прошло до конца, и иногда мне казалось, что отблески чужой силы почти незаметным флёром всплывают в глазах, словно фосфены. Это даже не было часть зрения: скорее, я бы назвал это отпечатком, оттиском, что въелся в саму душу. Сложно было сказать, как именно и почему это случилось, но теперь я не просто видел: я знал, кто есть кто вокруг меня, стоит лишь слегка сфокусировать внимание…

Я с удивлением обнаружил, что Эскилион активно осваивает стихию земли, вопреки тому, что тот когда-то был адептом пламени: от лича тянуло почти незаметным флёром силы, схожей с силой великого духа. Узнал, что двое из моих бывших учеников шаманов предпочитают огненных духов, вопреки традиционным ледяным практикам северного ветра.

Я смотрел на гору и не видел уснувшего вновь разрушителя скал: но знал, что он затаился чутким сном прямо передо мной, готовый в любой миг вновь взорваться разрушительным землетрясением…

Но больше всего меня удивлял глазоед. Клетку с ним притащили мои пронзающие мрак: я планировал использовать тварюшку для разведки перед атакой крепости, однако его помощь не пригодилась.

Глазоед был неплохим убийцей магов. Быстрым, умеющим таиться в темных углах. Стремительно атакующий, способны пробивать череп человека выстрелом короткий тёмных щупалец на голове… Мне кажется или они чуть-чуть отрасли?

Так или иначе, мой эксперимент выбивался из общего ряда. Нет, я помнил, что пытался создать альтернативную жизнь. Своеобразный эксперимент, направленный на извращение смерти: попытка извратить смерть наоборот, так же, как сама смерть является обратной стороной жизни…

Тварюшка ощущалась странно. Противоестественно странно: это не походило ни на жизнь, привычную мне по бытию странником и королевским практикам, ни на смерть, хорошо знакомую как повелителю мёртвых. И я совершенно не понимал как это возможно! Ледяные духи Вотала, определённо, несли в себе некоторый оттенок воды. Энергия не берётся из ниоткуда, я сотворил эту дрянь, преобразуя смерть, но на практическом осмотре выходило так, словно получилось что-то совершенно иное!

Я даже приказал шаманам сделать мне ещё настойки, чтобы выяснить цветовой спектр глазоеда наверняка: и это оказалось тщетным! Внутри стелющейся, заглядывающей мне в рот зверушки была лишь слегка искривлённая пустота!

Немного поразмыслив, я пришёл к парадоксальному выводу: цветовые спектры восприятия, похоже, связаны в первую очередь с подсознанием людей. Для проверки этой теории я немедленно напоил грибной настойкой всех своих живых спутников, попутно выяснив, как каждый из них представляет себе огонь. И это дало результат: Роланд и один из огненных шаманов видели внутри Итема пламя слегка разного цвета…

Выходит, это чистая психология? Я провёл немало лет в королевствах и подсознательно принял цветовую гамму, привычную им. Вполне возможно, если бы я искренне ассоциировал смерть с белым цветом, мои чёрные молнии выглядели бы как ослепительно-светлые выстрелы белого мага. Вот это была бы ирония… Я даже сообщил о своих догадках Итему.

— Мысль интересная. — кивнул магистр пламени. — На самом деле, я знаю ещё пару косвенных признаков в пользу этой теории: иногда примерно равные по силе мастера при использовании одинаковых приёмов создают пламя разного цвета. Это же касается и воды, и воздушных потоков, и даже цвета камня… Никто просто особо не задумывается об этом: на практике разницы нет, да и легко списать на особенности стихийного фона. Однако польза от этого открытия тоже может быть: можно создать много разноцветных светлячков на каком-нибудь празднике, если достаточно хорошо контролировать себя. Будет очень красиво.

Чем больше времени я проводил с молодым магистром пламени, тем больше он мне нравился. Сперва он с мрачным удовлетворением наблюдает за гибелью тысяч людей и рушащейся крепостью, а затем с явным интересом начинает размышлять о красивых разноцветных светлячках.

Сразу видно, человек не чужд прекрасному во всех его проявлениях. Может, подкинуть ему идею фейерверков? В королевствах я их не встречал, исключая разве что иллюзорного пламенного дракона Грицелиуса: но это другое…

Так или иначе, похоже, в случае глазоеда я действительно случайно сотворил нечто совершенно новое. Нечто, параллелей и ассоциаций с чем не имело даже моё богатое подсознание с опытом двух прожитых жизней.

Все ощущения вопили, что это действительно опасный тип мистической энергии. Привычная мне смерть всегда ощущалась для меня лично холодным и склизким ядом, разливающимся по венам: жизнь же, наоборот, тёплым приятным нектаром, согревающим и закрывающим раны.

Глазоед ощущался как нечто противоестественное, как что-то, чего не должно быть. Словно въевшееся в кожу липкое бесцветное масло, которое ты никак не можешь ухватить, но от которого так хочется избавиться…

Я повёл плечами, подавляя желание избавиться от твари. Она словно казалось язвой на теле мироздания, но мёртвой, чистой язвой, что могла остаться после удара смерти: гниющей, полной липких личинок, отвратительно полуживой…

Я вслушался в свои чувства, приблизившись к глазоеду, и меня передёрнуло. Что же ты такое, моё маленькое мерзкое творение? Как ты получился именно таким? И почему ты настолько силён, хотя я совершенно не чувствую в тебе подавляющей мощи? Хотя здесь, возможно, дело в сравнении: я и сам способен крушить скалы...

— Что происходит с силой из бурдюков, которые ты разрываешь? — прищурившись, спросил я у глазоеда сквозь прутья решётки.

Тварюшка обернулась, уставившись на меня пустыми глазницами, и мерзко зашевелила чёрными щупальцами на голове, задрожав от экстаза.

— Глазоед пьёт из бурдюков вкусную силу, хозяина. — прошепелявила тварь, оскалившись пасть, полной кривоватых зубов-кинжалов. — А затем ест их глазки, да. У глазоеда было много глазок в запасе, но они все кончились, пока хозяина был занят. Простите глазоеда, хозяина, глазоед старался сохранить ему чуть-чуть… Сильна — сильна старался… Но остался только один.

Тварь с хлюпающим звуком запустила когтистую лапу в щупальца у себя на голове, и бережно протянула мне вымазанный в слизи глаз, покрытый застарелой застывшей тёмно-коричневой коркой.

Я взял его, с интересом рассматривая. Удивительно, но от глаза ещё слегка тянуло силой: кажется, этот принадлежал мастеру ветра. Я небрежно метнул его глазоеду, и то со всей возможной ловкостью выстрелил щупальцем из клетки, подхватывая око мёртвого волшебника.

— Можешь скушать. — великодушно разрешил я.

Тварь немедленно зачмокала, причавкивая от удовольствия. Я скосил глаза вбок: молодой магистр пламени блевал в ближайших кустах… Ничего, на войне ещё и не то увидит.

Я же присел на колено, всматриваясь в тварь. Слабая сила глаза истаивала, словно растворяясь в липкой пустоте. Несомненно, создание каким-то образом поглощало магическую силу. Может, просто в качестве пищи, а может, потихоньку усиливало себя? Однако, к сожалению, глазоед был слишком тупым, чтобы суметь детально объяснить мне механику процесса, который тварь и сама скорее всего не понимала. Пьёт силу, да? Тем не зверюга была мне беззаветно преданна: вероятно, даже в состоянии помешательства я не забывал базовых принципов создания немёртвых, вбивая лояльность даже на уровне инстинктов…

С этим делом следовало что-то решать. Избавляться от твари, несмотря на неприятные ощущения и всю её противоестественность, было бы глупо. Продолжать эксперименты в этом направлении… Можно и крышей поехать, превратившись в подобие глазоеда: чем бы ни был этот новый неизвестный мне доселе тип смерти, разум он искажал знатно, и сам глазоед был тому первым примером. Что-то мне подсказывало, что мастер смерти, активно практикующий такое направление, может и сам превратиться в схожую тварь… Быструю, ловкую, сильную и способную пить силу своих врагов: но определённо безумную. Лучше не рисковать, свой разум дороже: победа на Нелеей тому свидетельство. Однако открытие следовало использовать, вот только как? Зачерпнуть совсем чуть-чуть этой силы, на крайний случай, но не погружаться с головой...

Глазоед тем временем доел и молча уставился на меня пустыми глазницами, ожидая указаний. И мне в голову пришла интересная идея… Нет, полностью отдаваться новому направлению не стоит, но если аккуратно зачерпнуть чуть-чуть, возможно, что-то и получиться. При первых признаках припадков можно и прекратить: после того случая на севере ничего же больше не случилось, едва я прекратил, верно?

— Скажи-ка мне глазоед. — вкрадчиво спросил я тварь, опустившись перед клеткой на корточки и открыв дверной замок. — Ты можешь поделиться со мной своей силой?

Я отчётливо чувствовал нить, связывающую наши души. Слегка странную, но твёрдую, прочную, созданную ещё давным-давно… На миг по ней мне пришло странное ощущение: словно кто-то погладил её там, на другой стороне.

— Глазоед может поделиться с хозяином. — понизив голос, прошелестело существо. — Но если глазоед отдаст слишком много, глазоед перестанет быть.

— И ты сделаешь это ради меня? — прищурился я.

По связующей нити словно прошла волна, а затем она слегка натянулась, будто кто-то намотал её на палец. Тварь мелко задрожала, словно от отвращения к самой себе:

— Глазоед живёт ради хозяина. Глазоед сделает всё, как захочет хозяина. — прошамкала тварь.

Я выпрямился, внимательно изучая тварь. Менее отвратительной и противоестественной она не становилась.

— Я хочу, чтобы ты дал мне немного своей силы. Совсем чуть-чуть, так, чтобы ты уцелел. Каплю из твоего бурдюка, всего на один глазок… Но такой, чтобы я смог сохранить и приумножить её, понимаешь? Чтобы она осталась со мной.

— Осталась навсегда, хозяина? — замер глазоед?

— Навсегда. — слегка помедлив, ответил я.

Тварь внезапно перестала лебезяще дрожать, слегка выпрямившись. Если бы у глазоеда были глаза, наверно, можно было сказать, что он посмотрел на меня иначе: но пустые провалы глазниц не выражали эмоций. Однако определённо, что-то в позе моего творения изменилось, словно тот открыл во мне что-то новое…

— Глазоед может сделат эта. Но хозяина будет страшно кричать, страшнее, чем кричат разрываемые бурдюки. Хозяина не будет гневаться на глазоеда?

Я неотрывно смотрел в пустые глазницы собственного творения, взвешивая это решение на чаше весов. Риски безумия и боль с одной стороны… Или уникальная сила, способная на… Я не знал на что, на самом деле. Создавать могущественных тварей. Видеть мир иначе. Сводить с ума… Как минимум, всё это…

Человек, которого я знаю, никогда не отступал…

Истинное могущество никогда не приходит к тем, кто смиренно ожидает его, сидя на уютном диване. Нет, свою дорогу надо выгрызать зубами, сквозь боль, пот и слёзы: в любом мире…

Мир не расступиться на твоём пути, чтобы дать тебе дорогу. Тебе придётся построить её самому: где бы ты ни был.

— Сделай это.

В следующее мгновение черное щупальце глазоеда со страшной скоростью вонзилось мне в правый глаз. Это было больно, но с тем, чтобы гореть заживо, далеко не сравниться, так что я лишь поморщился, чувствуя, как кровь стекает по щеке…

Не знаю, что сделал глазоед, но в следующий миг оставшийся здоровый глаз перестал видеть: мир мигнул и меня поглотила тьма.

Я всё ещё чувствовал всё вокруг, разумеется. Волнующееся пламя Итема рядом, равнодушную чёрную смерть пронзающих мрак… А затем тьма задрожала, пульсируя, и вокруг восстали контуры теней.

Затем несколько вспышек света внезапно резанула меня, словно лазерными лучами: и я понял, что это взгляды.

Глаза, что смотрят на меня… Они были словно яркие лучи в мире вековечной тени. Такие чужеродные и отвратительные, невероятно притягательные и одновременно чудовищно несправедливые… Им не было места в мире теней. Их не должно было быть, но в то же время их сила манила, как никогда прежде…

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, терпя отвратительный свет. А затем липкая, противная сила начала медленно вливаться в моё тело и душу.

Это было похоже на кислоту, жгущую напалмом: словно кто-то воткнул в меня трубку с жидким огнём. И то, что её было совсем мало, совсем не помогало. Я вцепился в щупальце глазоеда с такой силой, что, похоже, разорвал его на куски. А затем внезапно стихло: и мир теней моргнул, возвращая свет в норму.

Глазоед стоял рядом, с дрожью направив уродливую морду прямо в мой глаз.

Я улыбнулся. А затем вырвал себе второй глаз, протянув его тварюшке. Мир вновь померк, но вокруг вновь воскресли тени…

— Ты хорошо потрудился. — я потрепал по голове тень глазоеда. — Кушай. У меня бесконечные глаза. Теперь я понимаю…

— Глазоед не забудет милость хозяина. — проскрипела тварь, без раздумий зачавкав глазом. — Никогда не забудет…

— Это отвратительно. — раздался у меня из-за спины голос Мелайи. — Нет, правда. Ты долго намерен возиться с этой тварью?

Глазоед, казалось, вообще не заметил критики, счастливо смакуя мой глаз.

Я обернулся к иссушающей жизнь, улыбнувшись.

— Как я выгляжу?

— Как человек, которому вырвали глаза. — тень охотницы поёжилась. — Страшно и противно.

Я прикрыл веки, призывая на помощь бессмертие. Мир теней вновь моргнул, рассеиваясь. Я и раньше умел ощущать на себе чужие взгляды. Но это было намного лучше: теперь, похоже, мог интуитивно чувствовать, куда должен встать, чтобы быть незамеченным.

Сложно сказать, насколько этот навык был полезен. Умение видеть без глаз для бессмертного и умение оставаться незамеченным для короля? С другой стороны, много ли я потерял? Пара мгновений боли…

— У меня будет для тебя задание, глазоед. — заговорил я, смотря в сторону гор. — Следуй за эти горы, туда, вдаль за моим взглядом. Там находится королевство, что зовётся Нелея. Найди всех бурдюков с силой, что сможешь. Уничтожить их, не дай им найти дорогу сквозь горы. Любой ценой. Никто не должен выбраться отсюда, понимаешь?

— Глазоед понимает. — серьёзно кивнула тварь. — Но глазоед не уверен, что ему хватит сил.

— Не торопись. Ты не должен быть воином. — покачал головой я. — Будь тенью, что прячется меж лучей чужих глаз. Будь яростной смертью самой ночи, что ускользает от взора с рассветом. Страшной легендой, которой пугают детей… Воплощённым кошмаром этих гор, вселяющим ужас.

Впервые за всё время нашего общения глазоед помедлил с ответом, сам осторожно переместившись под мой взор. Скрюченная фигура почти полностью выпрямилась, встав во весь рост, и внезапно оказалась даже выше меня. Несколько мгновений пустые глазницы сверлили меня бездумным взглядом. А затем тварь ответила:

— Глазоед запомнит… Таков будет обет... Хозяина не будет разочарован, когда вернется к глазоеду...

В следующий миг, размазавшись в чёрную тень, глазоед метнулся в сторону гор, споро взбираясь по скалам наверх, и быстро пропал из поля зрения.

— Мне не по себе от этой твари. Вроде полдень, но как быстро скрылась из вида… — поёжился Итем, подойдя ко мне. — Оно того стоило?

— Время покажет. — легко пожал плечами я. — Часть его способностей я точно получил. Как ты думаешь, он справится?

Итем не ответил, молча дёрнув плечом.

— Он справится. — уверенно ответил Роланд. — В этой войне мы больше не увидим Нелею. Королевство долины выбыло из войны. Быть может, в иных обстоятельствах это можно было бы счесть удачей… Но что-то я им совершенно не завидую.

— Если вы, мужчины, закончили тешить своё эго, создавая новые легенды, нам пора отправляться в путь. — подала голос Мелайя. — Кажется, дальше мы собирались помочь армии Лилии расправиться с Ниорой?

— В путь. — кивнул я. — Это всего лишь одна битва. Нам предстоит долгая война.

Это был долгий путь через джунгли: снова безумная гонка с одного конца королевства на другую. Овраги сменились реками, а редкие лесные дороги почти непроходимой чащей. Четыре десятка пронзающих мрак из числа гигантов вновь остались позади… Но те не слишком возражали.

Мы не устраивали долгих привалов: лишь пополняли воду по пути и справляли нужду, ночуя и принимая пищу на спинах не знающих усталости костяных гончих.

Это заняло почти месяц, но я надеялся, что мы успеем. На исходе четвёртой неделе кавалькада мёртвого транспорта достигла Спорных Земель.

Несмотря на то что во многих места королевства частенько вспыхивали мелкие конфликты насчёт наиболее удобных участков земель, Спорными Землями называлось лишь одно место.

Узкая полоса земли на стыке трёх королевств: Лиссеи, Ниоры и Таллистрии. Это был своего рода хрестоматийный пример того как люди не могли договориться: это место переходило из рук в руки уже долгие столетия. То какой-нибудь удачливый барон сумеет получить местный замок, то более богатый лиссейский лорд решит, что настало его время, то один из визирей Ниоры собирал ударный отряд и забирал земли себе…

Суть конфликта была предельно проста: Ниора была окраинным королевством, пустынным и бедным. С полезными ископаемыми у пустынников тоже было не очень, однако трудолюбие и неплохо развитие ремёсел позволяло ниорцам предложить кое-что на общий рынок королевств, да и стихийная вода из их оазисов неплохо ценилась мастерами воды.

Однако ввиду удачного расположения Лиссея полностью контролировала Ниорскую торговлю, имея возможность определять торговые пошлины на своё усмотрение. Разумеется, Ниорцы могли достичь морем Харена или Палеотры, но Харен и сам был бедным пустынным королевством со схожими проблемами, а Палеотра была более чем в месяце морского пути, и чтобы достичь её требовалось оплыть всё лиссейское побережье, причём часто без пополнения запасов, потому стоянка могла обойтись недёшево…

Таллистрия, как и Ренегон, была одним из двух центральных королевств, и была пусть и не самым безопасным, но очень оживлённым торговым маршрутом, поэтому пошлины там были минимальны. Поэтому Ниорцы отчаянно стремились отбить эти земли для прямого доступа на общий торговый рынок, минуя посредника в виде Лиссеи. Лиссейцев, как легко понять, это не устраивало…

Сами таллистрийки на спорные земли не претендовали, но с удовольствием поддерживали ту или иную сторону: как говорится, кто девушку платит…

Лилия знала это непонаслышке. Тофотенское герцогство граничило со спорными землями. И сейчас, перейдя границу Лиссеи, я отчётливо видел развевающийся над замком спорных земель пурпурно-зелёный стяг Таллистрии: вполне возможно, впервые в истории королевств.

Я жестом приказал остальным гонцим остановиться и подъехал к барбакану. Ворота несли в себе следы ремонта: создавалось впечатление, что кто-то совсем недавно просто выворотил их с чудовищной силой.

Полагаю, Лилия быстро разобралась, на что способны пронзающие мрак из числа детей льда. Воительницы на воротах встретили меня с улыбками.

— Миледи сообщала нам, что вы можете приехать. — вежливо склонила голову стражница ворот. — Минуту, милорд, мы сейчас откроем ворота…

— Лилия здесь? — коротко спросил я.

— Нет. — покачала головой стражника. — Миледи вместе с армией выдвинулась в Ниору.

— Тогда я отправлюсь немедленно. — качнул головой я. — Дайте направление.

На лицах воительниц появилось лёгкое удивление, но спорить, разумеется, никто не стал. Поэтому мне просто указали курс, и костяная кавалькада вновь двинулась дальше. Степная трава спорных земель и извилистые холмы быстро мельчали под ногами гончих, и уже на исходе второго дня мы достигли песка: здесь начиналась бескрайняя пустыня Ниоры. В лицо ударил горячий сухой воздух вместе с небольшим снопом песка, заставляя меня поморщиться.

— От болот близ великого хребта до самих красных песков меньше чем за месяц… — устало покачал головой граф Роланд. — Спору нет, милорд, костяшки хороши, но будь я проклят, если хочу повторять этот забег.

Итем со стоном сполз с костяной гончей и просто упал на песок, как мешок с навозом. И не спешил вставать, блаженно прикрыв глаза и раскинув руки.

— Поддерживаю. — вяло простонал маг огня. — я уже трижды пожалел, что решил поехать. Я надеялся отвести душу, убивая Нелейцев, а не участвовать в безумной гонке через полконтинента.

— Слабаки. — фыркнула Мелайя. — Всего месяц пути, а вы…

— Легко говорить, когда ты не чувствуешь усталости и не нуждаешься во сне. — резонно заметил Эскилион, поймав на себе сразу семеро благодарных взглядов.

Вотал задумчиво присел на корточки и потрогал рукой красный песок.

— Никогда не видел ничего подобного… Напоминает речное побережье в королевствах, но откуда так много и почему он красный? — просеял через широкую ладонь пригоршню песка гигант. — Удивительно: каких только вещей не встречается в нашем мире.

— Мы живём во время великих чудес и великих открытий. — философски протянул один из тёмных шаманов. — Это то, чем стоит гордиться.

— Двигаемся дальше. — вздохнул я, глядя на заходящее над песками солнце. — Наши должны быть уже рядом: отдохнём в их лагере.

Вечер сменился ночью, и над красными песками воцарился непроглядный мрак. Чёрные барханы все походили один на другой, полностью дезориентируя, но чувство направления не подвело меня в этот раз: к утру из-за очередного бархана показался военный лагерь с флагами цветов Ганатры и Таллистрии…

Я приказал людям отдыхать, а сам немедленно потребовал стражу отвести меня к королеве.

Сама Лилия задумчиво рассматривали карту Ниоры, что-то отмечая на ней маленьким кусочком угля.

— Не ожидала, что ты успеешь к первой битве. — кивком поприветствовала меня моя рыжая валькирия.

— Первой? — приподнял бровь я, обходя стол и приближаясь к женщине.

Лилия вздохнула.

— Пустынники превосходно умеют прятаться в барханах. И они не сдадутся после поражения в первой битве, принявшись наносить удары исподтишка. Буду использовать удачные моменты, песчаные бури, попытаются лишить продовольствия, вынудить сдаться… Ты совсем историю не учил, да? Лиссейские короли несколько раз собирали свою ватагу лордов и пытались взять Ниору, но ни разу не дошли до столицы, всякий раз сдаваясь пустынникам на середине пути. Одной битвой мы здесь не обойдёмся, это точно. Нам предстоит столкнуться с хитрым противником.

— Эта тактика не сработает на нас в этот раз. — подумал, ответил я. — С нами мастера воды, и искусство смерти. Мы не сдадимся от жажды, это точно. И можем отправлять мёртвых пустынников охотится на живых.

— Ты правильно отправил со мной цепь воды. — кивнула Лилия. — Но будь уверен, Аттарок тоже это понимает. Не знаю, что он придумает, но ожидать лёгкой прогулки будет глупо. Ниора бедна, но не совершай ошибки многих лиссейских лордов. Бедность не означает слабость.

— Не буду. — твёрдо пообещал я женщине. А затем,приблизившись, потянулся за поцелуем.

Лилия придирчиво сморщила носик и мягко упёрлась руками мне в грудь, отпихивая меня в сторону.

— От тебя несёт потом и мочой. — заявила моя королева. — И вообще, когда ты последний раз менял одежду? Приведи себя в порядок, а потом уже лезь с нежностями!

Мой обиженный взгляд и недовольное сопение амазонка проигнорировала, указав мне взглядом на выход из шатра. Мне оставалось лишь мрачно пообещать ей ответным взглядом отыграться этой ночью, на что Лилия отправила мне воздушный поцелуй, подмигнув.

— Всё что захочешь, дорогой, но только после бадьи с горячей водой и душистым травяным мылом! — улыбнулась мне королева. А затем, ещё раз окинув меня оценивающим взглядом, добавила:

— Очень-очень большой бадьи…

Следующий несколько часов с вяло отмокал в означенной бадье: несмотря на её слова о том, что меня не ожидают, как оказалось, Лилия даже подготовила для меня отдельный шатёр и несколько симпатичных служанок. Очень мило с её стороны: надежда умирает последней, да? Ближе к вечеру я, посвежевший, чистый и выспавшийся, уже намеревался навестить королевское ложе, но, к сожалению, мои планы прервали: мой шатёр вошёл граф Роланд.

— На одном из барханов горит мощный, легко заметный факел, милорд. — чётко доложил мне гвардеец. — Исходя из того, что я знаю о пустынниках, это предложения к переговорам между лидерами, один на один. Они всегда устраивают переговоры ближе к ночи: чтобы каждый мой скрыться в тени барханов, не раскрывая положение всей армии. Правда, не уверен, знают ли они о вашем прибытии: гончих могли заметить, но возможно, что зовут Лилию…

— Исключено. — возразила рыжая амазонка, заходя ко мне в шатёр. — Нет, это к тебе… Ниорцы — одни из самых отъявленных шовинистов в королевствах. Несомненно, Аттароку доложили о твоём прибытии. Мы двигаемся по пустыне уже несколько дней: если бы он хотел, то мог вызвать меня на переговоры и раньше.

— Пожалуй, я поговорю с ним. — почесал гладковыбритый подбородок я. — Если он действительно зовёт меня, отдаю должное его храбрости. Я же могу просто убить его на месте.

— Войны не выиграть убийствами лидеров. — пожала плечами Лилия. — Командование примет его наследник, а учитывая, что у него больше десятка жён, это может продолжаться очень долго. Но ты прав, он не из робких.

Я приказал принести мне факел и двинулся на огонь, горевший в отдалении лагеря. Идти пришлось долго: несколько миль, не меньше. На вершине очередного бархана меня поджидал одинокий мужчина, рядом с которым была высокая палка с зажжённым на вершине факелом.

Это был высокий, широкоплечий человек даже без доспехов: в какой-то красноватой одежде, с головой, обмотанной тряпкой. Он напоминал простого бедуина, разве одетый под цвет красных песков. Единственным, что выдавало в нём короля, была обширная двулезвийная секира из прекрасной стали, что стояла прислонённой к вбитой в песок высокой палке с факелом.

Я бросил свой факел рядом, и пламя отразилось в неподвижных тёмных глазах человека.

— Будьте так любезны, сударь, представьтесь. — прищурился я.

Человек неторопливо размотал тряпки на голове, аккуратно сложив их в поясной карман, и обернулся ко мне, показывая смуглое лицо с обширной и густой чёрной бородой.

— Я — Аттарок Ниора, Великое Солнце Пустыни. — без тени высокомерия сказал мужчина глубоким басом. — Страж и хранитель этих земель, давший клятву защищать это место. Я слышал о тебе, Владыка Смерти, и знаю, зачем ты явился сюда.

В тёмных глазах пустынника не было и тени страха: лишь спокойствие. Он не был груб и высокомерен, но также и не пытался оскорбить или уязвить меня. Интересный король, вне всяких сомнений.

— Если ты знаешь кто я, и на что способен… Зачем ты решил поговорить со мной? — с лёгким любопытством спросил его я. — Или ты решил сдаться и стать моим вассалом?

Мужчина покачал головой.

— Нет, я не намерен сдаваться. Должен признаться, отчасти мной движет любопытство: всегда интересно посмотреть в глаза тому, кто намерен стать владыкой всех людей.

— И что же ты видишь в моих глазах? — спокойно поинтересовался я.

Аттарок несколько мгновений смотрел мне в глаза, прежде чем ответить:

— Я вижу лишь бескрайний океан мрака и тьмы, у которого нет сердца.

Я посмотрел на короля Ниоры с толикой уважения. Похоже, мужчина умел разбираться в людях, пусть и по-своему: я бы сказал, что это недалеко от истины. Эгоисты, вроде меня, часто считаются олицетворяющим тьму среди людей, а слабостей, вроде того, что люди называют сердцем, я был лишён.

— Так зачем ты здесь, хранитель пустыни?

Смуглый мужчина внезапно улыбнулся.

— Думаю, у меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать. — уверенно заявил Аттарок. — Разумеется, я понимаю, что тебе ничего не стоит просто убить меня на месте… Но это же будет слишком скучно, верно? У меня несколько десятков сыновей, и всех воспитывали так же, как меня. На ход войны это сильно не повлияет. Но вот пари, которое я хочу тебе предложить, очень даже может.

— Пари? — приподнял бровь я.

Он не прогадал, это действительно может быть интересным.

— Состязание. — кивнул Аттарок. — Дуэль между двумя мужчинами, если хочешь. Видишь ли, я не смогу одолеть тебя в бою без правил, я не дурак. А ты не сможешь одолеть меня в бою на мечах: смею заметить, воин я превосходный. Поэтому я хочу предложить тебе несколько иной вариант нашей схватки…

— Уверен, что я не смогу одолеть тебя в бою на мечах? — хмыкнул я.

Аттарок втянул носом воздух, принюхиваясь к чему-то. Затем поднял мой потухший факел, и швырнул его куда-то в темноту, кивком предложив мне немного подождать. Рядом послышался странный звук…

Тёмный песок взметнулся, и оттуда могучим прыжком взвился ввысь гигантский скорпион. Аттарок размазался в воздухе, ухватившись за секиру, и прыгнул ему навстречу, с хрустом вонзая секиру прямо промеж жвал, останавливая рывок твари. Скорпион дёрнулся, попытавшись достать короля Ниоры хвостом, но тот небрежно уклонился, и одни рывком выдернул секиру, разворачивая голову скорпиона и отрубая ударившее в песок жало.

Скорпион затих. Ему потребовалось всего два удара…

Аттарок невозмутимо достал из поясного кармашка тряпочку и принялся протирать секиру.

— Ты даже не заметил притаившегося скорпиона около места встречи. — посетовал пустынник. — Между прочим, некоторые визири используют это, чтобы устранять оппонента на переговорах. Кто же виноват, если твой противник настолько невнимателен?

— А ты, значит, слишком честный для этого. — хмыкнул я.

— Суди как хочешь. — пожал плечами бородач. — Так или иначе, вот моё предложение: так как я очевидно сильнее тебя в бою с любым оружием, а ты легко можешь убить меня с помощью своего мастерства смерти, я предлагаю тебе испытать в бою наши умы. Состязание полководцев, если хочешь.

— Предлагаешь решить всё в одной битве? — слегка склонил голову я.

Страж пустыни фыркнул.

— Одна битва ещё не означает победу в войне. — покачал головой он. — Можно проиграть тысячу битв, но выиграть войну. Нет, я говорю о другом. У каждого из нас есть свой план на эту войну, верно? У меня свой, а у тебя, уверен, найдётся свой план, как разобраться с моей армией. Не столь важно, кто и сколько раз победит в битвах. Важно, кто из нас сможет достичь своих целей, выполнить свой план. Кто добьётся своего, тот и будет победителем. А ставкой будет Ниора. Что скажешь?

— Как ты себе это представляешь? Поставив королевство на кон? — уточнил я.

— Если своих целей добьюсь я, ты оставишь Ниору в покое до конца войны. — пожал плечами Аттарок. — Я знаю, ты всё равно хочешь получить все королевства, и в конце концов сделаешь её частью своих земель, но в этом случае мои земли хотя бы не увидят грядущих ужасов этой войны, что меня вполне устраивает. А дальше уже будь что будет: выиграешь, и будет править королевствами. Проиграешь, и моё королевство останется само собой. А если ты победишь, я присягну тебе и Ниора сменит сторону в этой войне. В случае моей смерти то же самое сделает мой наследник: указания на случай моей смерти я оставил задолго до того, как твоя армия вышла из Таллистрии.

Условия были неплохие, но я отчётливо чувствовал подвох. Пустынник, вероятно, всерьёз рассчитывал на победу, но… Какой план он имел? Как намеревался оставить меня в дураках?

Пока я в армии, ему не по силам выиграть битву, вообще, ни одну. С другой стороны, он же не знал о моём всесилии, верно? Вероятно, он оценивал мои возможности, сравнивая их с другими мастерами. Грицелиус, возможно, и сам смог бы сжечь десяток мастеров заживо, однако один, даже могущественный мастер, не выиграет войну и даже не выиграет столкновение двух крупных армий в битве. Если учесть, что у Аттарока может быть численное преимущество, то он мог бы просто попытаться завалить меня трупами, уничтожив параллельно остальную часть моей армии. И это будет поражением, чтобы удержать королевство, мне в любом случае нужно будет оставить гарнизон, хотя бы в столице…

— Так что ты скажешь, Владыка Смерти? Неужели ты опасаешься проиграть в схватке умов с каким-то дикарём-пустынником из окраинного королевства? — смуглый бородач широко улыбнулся, разведя руками. — Решайся, великий завоеватель. Ну, или убей меня на месте, чего тянуть?

На гордости играет, негодяй. Но, скрепя сердце, самому себе я мог признать: ставка определённо стоящая. Получить Ниору на свою сторону, разбив армию пустынников, точно лучше, чем устраивать с ними партизанскую войну длиною в долгие месяцы. Да и потом, что мешает мне просто плюнуть на соглашение в любой момент?

— Что заставляет тебя думать, что я сдержу своё слово, оставив Ниору в покое в случае твоей победы? — сузил глаза я.

— Ничего. — жизнерадостно ответил бородач. — В этом-то и главный интерес, правда? Ты ведь тоже не можешь быть уверен наверняка, что я сдержу своё! Здесь есть всего два варианта: либо я возвращаюсь живым, и мы договорились, или я не возвращаюсь вовсе. Если я вернусь живым, я расскажу всем о сути нашего пари, а слухи распространяются быстро… А ты можешь сделать то же самое со своей стороны!

— Я могу просто отпустить тебя, не соглашаясь на сделку.

Аттарок посмотрел на меня с укоризной.

— Право слово, Горд, ты действительно думаешь, что я в это поверю? Может, я и пустынный дикарь, как вы называете нас в северных королевствах, но не идиот же, в самом деле! Выбить лидера одна из первейших задач войны, любой это знает. Пусть его заменит другой, но это верно в отношении любого солдата противника: и что же, не трогать их теперь? Полководцы и военачальники в любом случае кончаются быстрее, чем простые воины.

Я помедлил ещё пару мгновений… Нет, ну не боятся же интеллектуального вызова от дикаря-бедуина, в самом деле? Шеридан надо мной смеяться до конца моих дней будет!

— Я согласен, Аттарок. — твёрдо кивнул я. — Я принимаю твой вызов и не буду убивать тебя, если сам не попадёшься под удар.

Пустынник удовлетворённо кивнул.

— Раз, так хочу сказать тебе ещё пару вещей. Ты — убийца и мерзавец, грязный безродный пустынный шакал, недостойный уважения. Тебя ждёт поражение и в этом споре и в этой войне, и неважно, сколь много зла и смерти ты принесёшь в королевства. Люди никогда не примут своим лидером чёрную гиену вроде тебя. На самом деле, я не верю всерьёз, что ты сдержишь слово и оставишь Ниору в покое: для тебя нет ничего святого. Не столь важно даже, убьёшь ли ты меня на месте здесь и сейчас или решишь попытать удачу в нашем состязании: тебя в любом случае ждёт поражение в этой схватке умов, ибо ты слишком глуп, чтобы понять мои замыслы. Единственное, о чём я жалею, так это о том, что я не смогу увидеть твоё лицо, когда ты поймёшь, что грязный пустынный дикарь тебя победил, исполнив свой план.

Высказав эту нелицеприятную тираду, король Ниоры подхватил секиру, поставив её на плечо и вопросительно посмотрел на меня, ожидая реакции. В принципе, конечно, за такое можно и убить на месте, даже если раньше не собирался. Вероятно, таким образом он проверял, буду ли я придерживаться нашей сделки… Возможно, за нами даже наблюдали из темноты барханов, и он тем самым давал знак своим людям, сообщая об исходе переговоров.

Я лучезарно улыбнулся и подошёл поближе, похлопав бородача по плечу.

— Главное, не унывайте, мой будущий вассал. Нам предстоят великие дела. Думаю, нам определённо будет о чём поговорить, когда моя армия будет осаждать Кордигард.

— Если будет. — тихо бросил Аттарок мне в спину, когда я уже намеревался уходить.

Я остановился, обернувшись через плечо.

— В одном ты можешь быть уверен наверняка, пустынник. Я не ошибся в слове когда.

Грядущее противостояние, если быть честным, меня вообще не волновало. Нет, у дикаря нет шансов в этой схватке против ума человека куда более развитой цивилизации. Куда больше меня волновало другое: что сейчас происходит с гвардией Ренегона? Справится ли Элдрих и бирюзовая гвардия?

Король пустыни ещё долгое время стоял у зажжённого огня, провожая взглядом уходящую фигуру в чёрном.

— Даже если и так, бесчестный убийца… — прошептал Аттарок. — Значит, мы встретимся там. Тем путём или иным.

А затем владыка Ниоры широко улыбнулся, погасив огонь. Что-то подсказывало ему, что не так много людей в королевствах могут пережить гнев этого человека, бросив ему в лицо ТАКИЕ оскорбления. В Ниоре за такое кровная месть между семьями может длиться столетиями. Определённо, ему будет что рассказать сыновьям.