Не так уж много вещей было в моей жизни, которые я ценил больше чем свою жизнь. И это накладывало отпечаток в том числе и на то, как я сражаюсь: своего рода инстинкт, безусловный рефлекс, въевшийся в подкорку ещё в те времена, когда от опасностей этого мира меня защищало не бессмертие, а лишь личная сила и мастерство.
Сперва защита — и лишь затем удар: таково было моё кредо, несмотря ни на что, и пусть искусство смерти уступало в защите иным видам магии, я всё же отточил владение покровом смерти до совершенства.
Но даже самая совершенная броня может не выдержать удар, если сделана из неподходящих материалов, верно?
Верховный иерарх ударил со всей возможной силой, с праведным гневом, вкладывая в удар, всю силу собственной души: ветром и светом, чистой силой, пронзающей саму реальность так, что пространство вокруг задрожало.
Сияющий луч света пробил мой покров смерти, и идеальная сфера смерти разбилась, словно стекло. В последний миг я успел вскинуть руку, формируя новый щит: но и это не спасло. Слишком стремительной и мощной была атака, и я просто не успел накачать защиту энергией…
Самому себе я мог признаться: всё же, он был хорош. Сумел выбить меня из транса смерти, организовал скоординированную атаку, пережил обвал, вылезшую из-под земли нежить, выбрался и атаковал, стремительно и решительно.
Этериас Инвиктус был хорошим магом. Достаточно хорошим, чтобы даже я запомнил его имя.
Ударная волна взметнула прах мёртвых солдат Ренегона в воздух, толкая меня назад, к обрыву, и я наклонился вперёд, чтобы не упасть. Несомненно, атака подобной силы должать просто распылить меня: но прежде, чем это произошло, я попытался ударить потоком чёрных молний с левой руки, уже не заботясь о защите.
Ничего не произошло. Наверное, целую секунду я пребывал в замешательстве, с удивлением глядя на упирающийся мне в руку сияющий луч чистой энергии — а затем, всего мгновением позже, я понял, что происходит.
Атака верховного иерарха вовсе не была направлена на то, чтобы уничтожить меня, обращая в пепел мощью чистого света и чистой силы. Даже не направлена на то, чтобы столкнуть меня в провал в земле: это был лишь побочный эффект…
Нет, задача была совсем иной. В этот самый миг я понял, что он пытается сделать то же самое, что вместе с десятками других мастеров пытался сделать своей атакой: подавить мою собственную силу своей.Подобной техники я не встречал ни в одной книге, о ней не знал ни один знакомый мне маг… И лишь дважды мне удалось увидеть её лично: во время убийства верховных иерархов в храме и сегодня, на поле боя.
Я попытался ударить каскадом чёрных молний, выпустив волну смерти вокруг себя, распылить себя в прах, чтобы воскреснуть, сделать хоть что-то, разорвать эту связь: но всё было тщетно. Словно я в один миг превратился в самого обыкновенного человека, не владеющего магией смерти.
Да, это был неплохой план. Лишившись магии смерти, я превращался в обычного воина: а могущественный волшебник, даже уставший, может сделать даже с лучшим рыцарем практически всё что угодно.
Вот только… Я мог бы согласиться со многими негативными эпитетами в свой адрес. Но обычный?
Сияющие глаза руки бога все давили и давили на меня своей незримой дланью, казалось, отрезая все пути к спасению. И всё же, у меня оставалось ещё кое-что в запасе: и я мысленно потянулся к цепям, что привязывают меня к этому миру.
Я тряс их и взывал к ним, пытаясь приказать ритуалу, что приковывал меня к самому мирозданию: так не должно быть. Великий повелитель смерти не может быть повержен вот так, это просто неестественно!
Но мир молчал. Ты жив, безмолвно отвечал он. А значит, всё так, как и должно быть. Превозмогая сопротивление бьющего в меня вместе с силой врага ветра, я медленно достал костяной стилет…
Лёгкое движение руки моего врага создало могучий порыв ветра, выбивая у меня оружие из рук. Я мог бы откусить себе язык, это ублюдок точно исцелит меня: разведка докладывала, что он много работал в госпитале последние месяцы. И в сияющих ослепительным светом глазах главы церкви словно на миг проскользнуло торжество.
У меня всё ещё была армия нежити, а у него - армия магов и живых воинов. Без сомнений, они сделают все, чтобы ему никто не помешал. Наверное, это тот самый момент, когда настало время испугаться: но паники не было.
Что-то тёмное, словно гигантский левиафан на дне морской бездны, зашевелилось на дне моей души. Это была ошеломляющая, подавляющая волна неистовой ярости, что я берег в себе давным-давно, шаг за шагом идя по дороге могущества к собственной мести.
Я не могу проиграть здесь. Только не сегодня, только не так, только в момент, когда я сделал первые настоящие шаги к поистине божественному могуществу! Бездна, во мне сила сотен тысяч смертей: должно же это что-то значить!
Словно неистовое чудовище из смерти, сила, что наполняла мою душу забилась, будто в запертой клетке: и я понял, что светлый маг не лишил меня способностей. Просто запер их, подавил своей собственной силой и волей…
Что же, силы у меня всё ещё было в достатке, а значит, настало время проверить, чья воля сильнее: теперь, когда почувствовал сопротивление, я мог направить свою мощь на то, чтобы пробить его.
Это было странное чувство: словно ты пытаешься вырваться из невероятно плотного кокона… Могучим усилием воли я создал бур из чистой смерти в своей душе, разрывая преграду, и едва не потерял сознание от чудовищной, всепоглощающей вспышки боли: словно эта преграда была частью моей души.
Несмотря на то, что это был успех, в тот же миг я понял, что сила моего противника шевельнулась, стремясь закрыть этот прорыв. В этот самый миг наша воля столкнулась: и сдаётся мне, мы оба почувствовали мысли, желания и порывы друга-друга.
А затем я понял всё. Понял, как работает эта техника. Понял, как противостоять ей. Понял, как старейшей из мастеров Тиала умеют подчинять мир своей воле. Понял, что мой враг бросил в эту атаку всё: свою верю, свою волю, свою решимость и всю свою силу, с непоколебимой уверенностью пытаясь сломить меня святой убеждённостью в собственной правоте.
Но я давил и давил, продолжая вливать силу в созданную лазейку, и силы у меня был целый океан. Зубы сжались с такой силой, что хрустнули, невообразимая всераздирающая боль пронизала, казалось, не просто мою душу: но само мироздание в точке, где сошлись наши силы. Глаза заволокло тёмной пеленой. Кажется, я закричал…
Наверное, сознание человека просто не может выдержать подобных страданий: и я отключился, возможно, всего на доли секунды.
В момент, когда я пришёл в себя, сияющий луч чистой энергии обратился в луч смерти из антрацитово-чёрного мрака. А в следующую секунду он ударил в моего врага, возвращая должок.
Сдохни, мразь: мстительно подумал я. Настало время умирать.
Противника отшвырнуло в сторону как тряпичную куклу. Однако не убило: и потому я быстро поднял руку, сотворяя поток чёрных молний, чтобы добить негодяя…
Но только для того чтобы поток ударился в огромный земляной вал, быстро вздувшийся из земли.
Нет, я определённо ненавижу это королевство. Сколько ещё магов Ренегона мне надо убить, чтобы они наконец прекратили прикрывать своих лидеров?
Я со вздохом отряхнул с мантии попавшие на неё куски земляного вала, что разлетелись от моего удара, и усилием воли развеял остаточные проклятья собственных чёрных молний. И в этот самый миг на верхушку вала поднялся странный старик. К моему лёгкому удивлению, он не атаковал: лишь со спокойным, слегка любопытствующим взглядом изучал меня вблизи.
— Будем сражаться сразу, или уделим немного времени беседе, как цивилизованные люди? — с каким-то флегматичным спокойствием поинтересовался старик.
Было что-то странное в его облике. Он словно дышал старостью: длинная, белоснежная седая борода и волоса. Простая, белая мантия со скромной золотой вышивкой без особых украшений, но явно ухоженная и качественная. При этом под всей это длинной шевелюрой и бородой находилось острое, породистое лицо без каких-либо старческих пятен, с аккуратными, словно выщипанными бровями и внимательными синими глазами.
Он отличался от всех магов Тиала, что я встречал: и это, пожалуй, даже слегка интриговало. Неуловимо отличался, в мелочах, но всё же…
Я оглянулся по сторонам, убеждаясь, что вокруг кипит битва: армия нежити при поддержке культистов активно резала потерявшие единый строй и командования отряды разделённой на несколько частей после обвала и внезапной атаки армии альянса. Вдали сверкали молнии смерти и серо-чёрные ленты проклятий, мастера-стихийники обрушивались на нежить огнём, землёй, водой и ветром…
— Тебя совсем не смущает, что вокруг кипит битва?
— Я видел немало битв на своём веку. — легко пожал плечами старик. — Хотя, конечно, ты внёс изрядный раздрай в привычный нам порядок вещей, заставляя даже стариков, вроде менять, растрясти кости, чтобы явиться сюда. Не расскажешь, к чему всё это?
А затем он легко, словно ребёнок, спрыгнул с земляного вала и скатился вниз, подходя ко мне поближе. И даже свою одежду ничуть не испачкал.
Старик подошёл ближе и совершенно бесцеремонно разглядывать меня с каким-то детским любопытством. Кажется, его совсем не волновало, что таким образом он даёт мне возможность убить его прямо здесь, на месте, без каких-либо возможностей уклониться или возвести защиту.
— Даже не представишься? — приподнял бровь я.
— Я всё равно не переживу грядущую битву, потому что нахожусь на другой стороне. — безразлично ответил старик. — Так что какая разница? Меня куда больше интересуют другие вещи.
А затем, совершенно внезапно и бесцеремонно, старик ухватил меня за рукав мантии, пристально её разглядывая. Я даже слегка опешил от подобной наглости.
— Чернила неплохие, да и ткань, пожалуй, хороша, но вот покрой! — старый маг неодобрительно поцокал языком, потрясая длинной белоснежной бородой. — Отвратительный покрой! Тебя кто-нибудь вообще учил выбирать и носить мантии и робы? Эта сидит на тебе как на вороне! Нет, смотрится угрожающе, вопросов нет, но как же удобство? Это ведь напрямую влияет на боевую эффективность!
Я испытывал очень смешанные чувства. С одной стороны, передо мной враг, который только что прикрыл верховного иерарха от добивающего удара. С другой стороны, агрессии в этом волшебнике не чувствовалась вообще. Битва явно склонялась в мою сторону, так что время можно и потянуть, разумеется. Но, проклятье, как же странно он себя ведёт! Старческий маразм, возможно? Тогда можно попытаться вытянуть из него что-то интересное, если подыграть…
— Меня учили носить доспехи. — совершенно честно ответил я. — Я обучался в Келлийском монастыре, и получил рыцарское достоинство там же.
Старик словно споткнулся, прекратив осматривать мою мантию. А затем недовольно нахмурил брови и упёр руки в свои бока.
— И что, это повод не заботиться о собственном образовании? Молодой человек, я всё понимаю, сила и могущество бьют в голову, но настоящий волшебник должен учиться всю жизнь! Совершенству нет предела! Нельзя же столь безответственно относиться к мистическим искусствам. Что подумают ваши потомки, ученики, последователи, наконец? Такой пример вы хотите им подать?
Я развёл руками с виноватой улыбкой.
— Что поделать, у меня не было подходящего наставника для подобных дел. А затем пришло время дел королевских… Это поглощает немало времени, между прочим!
Старик тяжело вздохнул, раздражённо махнув рукой.
— Да-да, власть, объединение королевств, и прочая чепуха. Всё это занятия, совершенно лишние для настоящего волшебника, если хочешь знать моё мнение. Или для настоящего мага, я слышал, последнее время молодёжь использует это новомодное словечко.
— Вы правда думаете, что сможете меня убедить всего лишь словами? — всерьёз удивился я. — После всего произошедшего?
— Разумеется, нет. — фыркнул старик. — Но сценарий этой битвы уже предрешён. И пусть я не знаю итогового исхода, я точно знаю, что произойдёт дальше, и менять что-то уже поздно. Так почему бы и не поговорить напоследок?
Я слегка склонил голову, глядя на древнего мага с любопытством.
— И какой же сценарий нас ждёт? Просвети меня.
— Мой ответ на твой ответ. — улыбнулся старик. — Это же честная сделка, верно?
— Согласен. — кивнул я. — Начинай.
— Всё довольно просто, мог бы и сам догадаться. — зевнул волшебник. — Раз уж я здесь, очевидно, мы бросили в бой последних из стариков. Этериас потерпел поражение, что досадно, но молодой иерарх — далеко не самый опытный мастер в королевствах. Так что, когда мы договорим, мы испробуем на тебе и твоей армии всю мощь нашего искусства. Гастону почти удалось тебя пленить, выходит, и у нас может получиться.
— Я убил тех из вас, кто был с Гастоном. — прищурился я. — Сколько ещё древних магов мне надо убить, чтобы вы поняли тщетность своих попыток остановить меня?
— Ты убил мастеров воды, которых Гастон обучил своему новому ледяному искусству. — спокойно ответил старик. — Но то были мастера лишь одной стихии. Ответ на твой второй вопрос, впрочем очень прост: всех. Всех, кто бросит тебе вызов на этом поле боя.
Древний маг замолчал, внимательно изучая меня взглядом.
— Я задал два вопроса. Ты дал мне ответы. — негромко ответил я, не отводя взгляда. — Твой черёд. Спрашивай.
— За свою долгую жизнь я видел множество мастеров-волшебников. — медленно заговорил старик, бросая взгляды в сторону нежити, что сражалась с живыми. Талантливых и не очень, обладающих невероятной, немыслимой силой и мастерством. Встречал и самоучек, что попирали все мыслимые законы, так и гигантов мысли классических школ. Но здесь и сейчас, глядя на тебя, побеждающего целую армию… Я не понимаю. Я видел многих самоучек, но ты не один из них. Я видел многих мастеров магии, имеющих лучших учителей: бездна, да я сам воспитал немало прекрасных волшебников! Ты не похож ни на самоучку, ни на человека, что воспитывался под присмотром умелого наставника… В чём суть это ядовитой, отравляющей, кажется, саму жизнь силы, что пришла в наш мир? Кто научил тебя этому?
— Разве название не отражает сути? — слегка склонил голову я.
— Вовсе нет. — покачал головой древний волшебник. — Ты называешь это искусством смерти… Но смерть - это лишь концепция. Концепция небытия, отсутствия жизни. Я даже не могу себе представить, как обречь чистую силу в облик несуществующей в реальном мире концепции.
Я немного помолчал, чувствуя на себе изнывающий от любопытства взгляд волшебника. В чём-то он был прав, конечно… И я знал ответ на этот вопрос. Не такой уж и большой секрет, на самом деле: демон хорошо описываю мне природу силы смерти, её суть, а я - описывал её своим ученикам.
— Смерть — это эхо. — отозвался я, устремив взгляд к горизонту. — Эхо невероятной агонии, эхо последнего крика исчезающей, угасающей жизни, что до последнего мига своего бытия стремиться не исчезнуть в этом отчаянном, последнем порыве оставить свой след во вселенной. И это эхо столь сильно, что способно продолжить существовать: пусть и в иной форме. Мы, мастера смерти, умеем слышать эхо, знаем, как позволить ему обрести форму, многократно усилить его… И сделать его оружием, которого устрашится любой враг.
Глаза древнего волшебника расширились. Он понял.
— Но это же значит… — поражённо прошептал он.
— Ты даже представить себе не можешь, что за невыразимый ужас способен родиться в агонии тысяч смертей, чародей. — грубо прервал слова чародея я. — Но я покажу вам. Сегодня.
Старик замолчал, хмуро смотря на меня.
— Что же до того, кто учил меня… — прищурился я. — Элиас Чёрный, сокрушитель башен. Изобрёл молнию смерти. Верховин Мрак, создатель первого ритуала земли теней. Невыразимый, мастер смерти, что показал мирозданию теней извечного ужаса. Толлан Чума, написавший “мириады путей мора”. Бейзил Спрут, придумавший медитацию тысячи нитей. Алый Туман, владыка башни мглы, подчинивший вечный туман смерти…
Демон никогда не говорил мне своего имени. Но почти каждый приём, каждое проклятье, каждая техника, которой он меня учил, всегда сопровождалась историей её создания и создателя: порой краткой, но всё же историей. Иногда то были легенды о настоящих тёмных властелинах, а иногда — просто истории о талантливых магах смерти. Объединяло их одно: среди них не было заурядностей.
Я любил эти истории: и хорошо запомнил их, чтобы не повторять ошибок некромантов прошлого. Все они, возможно, канули в лету в бездне времени, что разделяла нас. Впрочем… Иные истории были и с открытым концом.
И потому я говорил и говорил, перечисляя великих мастеров смерти, которых справедливо считал своими учителями, и с удовольствием смотрел, как расширяются глаза старого мага, что никогда не слышал этих имён.
— Но любимейшим из всех моих учителей, пожалуй, был отнюдь не волшебник, а рыцарь. Сэр Кадоган Бессмертный. — широко улыбнулся я. — Он научил меня никогда, никогда не сдаваться. Вот почему вам не победить сегодня. Ренегон заплатит за его кровь сегодня: как и за кровь всех рыцарей-странников, что на ваших руках.
Древний маг вздрогнул. Почти незаметно, быстро взяв себя в руки, но всё же. Старые воспоминания?
— Забавная штука жизнь… Ведь я учил своих учеников тому же самому. — погладил белоснежную бороду волшебник. — Однако это не значит, что ты победишь. Пока ты жив, всегда есть шанс изменить что-то… Но мы отвлеклись от темы. Твой черёд.
Задумавшись на пару мгновений, я спросил:
— Почему ты спас его? Очевидно, ты более могущественный и опытный волшебник, чем Этериас. Ты видел битву, не можешь не понимать, что я убью тебя на месте: на таком расстоянии не спасёт никакая защита. Менять истощённого и раненого молодого мага на старого и опытного повелителя стихий — плохая идея, учитывая, что на кону стоит право определять судьбу королевств, нет? Или… Он твой ученик, верно? — высказал внезапную догадку я.
Древний маг с лёгкой улыбкой развёл руками.
— Почти угадал. Но нет, не совсем… Моим учеником был наставник юного Этериаса. Может же старик позволить себе пару слабостей, верно? Я люблю наблюдать за тем, как юные мастера растут, совершенствуя своё ремесло. Ученики, ученики учеников… Нить, что связывает нас, не угасает с течением времени. Быть может, однажды ты поймёшь, что цепляться за жизнь, будучи глубоким стариком, вместо того чтобы спасти жизнь кого-то помоложе — крайне плохая идея.
Что-то царапнуло мне сознание, на границе восприятия… Старик не лгал, нет. Но, возможно, недоговаривал что-то. Я окинул взглядом место боя: и меня осенило.
— Неплохо, неплохо старик. — прищурился я. — Но это не вся правда, верно? Нет, дело в кое-чём ещё. Древний маг, что был учителем умершего от старости волшебника… Сколько же тебе лет? Осталось ли в тебе хоть немного силы?
— Мнение о том, что мастера мистических искусств теряют в силе с возрастом не соответствует реальности. — спокойно ответил мне волшебник.
Но я уже понял, что он лукавит.
— Разумеется. — с улыбкой кивнул я, вспоминая лекции Грицелиуса. — Дело в другом. Чем старше ты становишься, тем больше сил уходит на то, чтобы поддерживать дряхлеющее тело. И потому старый маг, даже если и сможет с полным напряжением сил зажечь, как в молодости, то всего один раз… Поэтому ты и создал земляной вал, верно? Все мастера земли, что я встречал в битве, поднимали из земли камень, но это требует больше сил: спрессовать и укрепить землю. Неплохой пример экономии силы, даже вал смог защитить от моего удара, однако много ли её в тебе осталось вообще? Одно дело разменять могущественного молодого мага на не менее могущественного и куда более опытного старого волшебника, и совсем другое: на развалину, едва ли способную выдать пару ударов…
Древний маг слегка потемнел лицом. Сравнение с развалиной ему очень не понравилось. Он сузил глаза и процедил сквозь зубы:
— Не дерзи мне, юнец. Может я и стар, но на один удар перед смертью, что размажет тебя тонким слоем по этому плато, меня хватит. Как знать, может, он будет решающим…
— Разве? — улыбнулся я.
Во взгляде старика появилось недоумение. А затем он пошатнулся, закатил глаза и начал падать. Я бережно подхватил, возможно, одного из старейших магов королевств.
— Что… Как… — сипло прошептал волшебник.
— Я забыл упомянуть одного из своих учителей. — прошептал я на ухо старому волшебнику, наклоняясь ближе. — Таннет Мираж, прозванный также Архитектором Кошмаров. Он придумал проклятье сна смерти: говорят, однажды целый мир потонул в созданном им невообразимом кошмаре. Спи крепко…
Старик отключился, обмякнув у меня в руках. Демон рассказывал, что многие не проснулись после подобного проклятия: но у меня не было намерения убить старика. Из подобного кадра, определённо, можно вытащить очень много информации. Я потянулся мыслью к лошади, призывая мёртвую химеру к себе и водружая на её спину старика с приказом отнести подальше. Иерарха, конечно, уже утащили подальше, но в целом…
Битва шла с переменным успехом. Немертвые воины разрубали железом сталь и собирали обильную жатву с альянса королевств: непривычные к такому противнику воины противостояли им плохо…
Мастера стихий, впрочем, держались крепко. Раз за разом отряды моего легиона мёртвых сжигали сокрушительными волнами пламени и света, давили камнями, разрывались на часть ветром и дробили водяными плетями. Адепты смерти моего культа, памятуя наставления, держались от магов подальше, изредка атакуя их по краям фронта. Я шагнул вперёд, одним ударом обращая в прах десятку мастеров пламени, удачно сжёгших ещё один отряд, и громко крикнул:
— И это всё, на что способны лучшие из магов Ренегона? Где древнейшие из древних? Где сила, что сотрясает мироздание? Где мощь стихий, что захватывает дух? Если вы слишком стары и слабы, чтобы сражаться… Сдавайтесь. Это ваш последний шанс.
Отряды вражеской армии попятились, отдаляясь от меня. Я окинул взглядом поле боя, выискивая взглядом наиболее старых из мастеров магии: но вокруг не было никого. Вряд ли старик лгал: выходит, решили отступить, вопреки его словам?
А затем земля с оглушительным грохотом треснула, раскалывалась на части. Из передних рядов вражеской армии зазмеились трещины, расширяясь и образуя огромные трещины.
Часть немертвых не сразу поняла, что это несёт угрозу, и провалилась под землю: и это были немалые потери… Одна из трещин угрожающе расколола земную твердь совсем недалеко, и я мгновенно понял всё.
План древних магов был прост и понятен: на дне трещины тусклым, почти невидимым из-за расстояния огнём светилась магма.
Скинуть бессмертного в мантию планеты и обрушить проходы: неплохой план. Нет, я бы выбрался, но сколько времени это заняло? Если я прав, то следующим ударом будет…
Мощнейший вал пламени обрушился на передние ряды легиона мёртвых, испаряя их, и прежде, чем дым рассеялся, прогремел гром, вызывая к жизни бурю: в наступающих рядах не знающих страха солдат закрутились смерчи.
Старые маги использовали тот же приём, что люди воздушника: прятались под землёй, в толще камня, понимания, что даже я не смогу пробиться туда мгновенно. И это была хорошая стратегия, бесспорно, однако…
Во мне уже была сила многих тысяч смертей. И я владел искусством куда более древним, что умеют стихийники Тиала. Укутавшись покровов смерти, оставившем и волну пламени, и ураган, я опустился к земле, упирая руку в твёрдую почву плато.
— Каэн Лизаш Нар Тенан! — прозвучали над полем боя слова древнейшего языка мастеров смерти: впервые за все время битвы.
Восстаньте, тени извечного ужаса.
Вокруг меня чёрным светом засиял гигантский круг ритуала: выжженный чистой силой прямо в поле. И посреди взрывающихся ввысь полос чёрного дыма возникли антрацитово-чёрные тени, что с одинаковой лёгкостью могли пройти пламя, ураганный ветер и толщу камня.
Крик ужаса передних рядов армии противника пролился бальзамом мне на уши: передние ряды, похоже, просто умерли на месте. Я мысленно приказал теням искать цели под землёй и принялся вставать, но в этот момент мощнейший подземный толчок ударил совсем рядом, заставляя меня потерять равновесие.
А затем трещинами покрылась вообще вся земля вокруг, ломая пентаграмму ритуала, и я со злостью обнаружил, что стою уже на каменном столбе, что медленно обрушивается в бездну пропасти…
Это стычка с главой церкви многому научила меня: и в первую очередь тому, как подчинять реальность силой своей воле. Мои враги уже не могли легко насадить меня на каменные шипы или поджечь издалека, неспособные преодолеть напитанную до предела ауру естественной защиты: однако они всё ещё могли уничтожить все вокруг.
Ближайшее торнадо внезапно обратилось в ленту пламени, закружившись вокруг меня огненным вихрем. Я выпустил волну смерти, гася огонь… Но только затем, чтобы бушующее пламя вспыхнуло вновь!
Я развернулся и выпустил мощный поток мрака, образуй разрыв в несокрушимом фронте пламени. И в следующий миг копыта моей верной химеры взвились в чудовищном прыжке, приземляясь на падающий каменный столб: но только затем, чтобы, подхватив меня, вновь попытаться вырваться из ловушки.
Прыжок!
Пламя столкнулось с покровом смерти, закрывающем меня вместе с химерой — и отступило.
Копыта тяжело ударили о выжженную землю, заставляя меня клацнуть зубами. Вперёди стоял всего один старик, перед которым, словно в замедленной съёмке, вырастала могучая стена камня: я всё же успел вогнать себя в лёгкий транс смерти… Химера взвилась на дыбы, останавливаясь перед препятствием: и я ударил, вкладывая всю доступную мощь и силу в один-единственный сокрушительный удар чёрных молний.
И стена старого мага, мощная, толстая и прочная, поднятая из земли в считаные секунды, не выдержала, разлетаясь вдребезги. Изрешеченный проклятыми осколками камня старик рухнул…
— Фаэтас. — выбросил я руку в сторону трупа, подчиняя себе душу старого мага и обращая её в безликого фантома.
Дальнейшая битва превратилась в безумную гонку. Их не было много, этих стариков: несколько десятков, быть может, сотня… Но то, что они устроили на поле боя, объединив свои силы, напоминало армагеддон. Земля дрожала и трескалась вокруг, гроза бушевала, чередуя молнии с настоящими цунами пламени, смерчи и тайфуны горели, превращаясь в пламенные вихри: и посреди всего этого хаоса, со скоростью, от которой ветер закладывал уши, мчался вперед я, выискивая и убивая своих врагов одного за другим.
Они рушили землю на моём пути и возводили рукотворные скалы, взмывали высоко в воздух и прятались в толще земли: но я раскалывал саму твердь и посылал за ними духов, что не знали равных в скорости. И древние, столетия победившие любых тварей и любые угрозы маги умирали: один за другим.
Земля тряслась, а её проломы напоминали миниатюрные вулканы, выстреливая струями магмы на сотни метров вверх. Они меняли позиции внутри скалы, забивая в норы, словно крысы, и я проклинал саму землю, раз за разом выжигая на поле своей силой страшнейшие из ритуалов, что знал.Но как бы хороши они ни были, искусство смерти не знало равных в разрушении. Ничто из того, что они знали, не смогло остановить смерть: лишь отсрочить. Стоило отдать должное древним магам: они пытались, один за другим умирая молча, разрывая землю, вызывая к жизни новые тайфун и грозы, снова и снова обрушивая на меня заслоняющий взор фронт пламени…
Я отвернул к краю пропасти, почуяв очередную группу, сразу из трёх магов, сидящих под землёй недалеко от края уже не просто провала, а настоящей бездны: но в этот раз волшебники не стали меня дожидаться моего удара.
Камень взорвался, и тремя могучими стрелами, троица стариков, чьи лица я не успел рассмотреть, взвилась в воздухе над огненным провалом, достающим до самой мантии планеты.
Они ударили вместе, на миг зависнув в воздухе: один, серией огненных шаров, больше похожих на метеоры, второй — лезвиями ветра, что резали даже камень, и третий, последний, сотворил что-то странное, заставившее пространство дрожать.
Я укрепил покров и отпустил поводья, закрывая участок небес широким фронтом чёрных молний…
Они пытались защититься, в последний момент укутавшись какой-то энергетической защитой: но тщетно. Почерневшие тела рухнули вниз…
А затем я понял, что тоже лечу вниз вместе с химерой: атака моих врагов была направлена отнюдь не на меня, а на то, чтобы столкнуть меня вниз, уничтожая землю и камень подо мной на краю пропасти, и ноги химеры подломились, не оставляя вариантов…
Я со вздохом выпустил из себя мощный порыв смерти, распыляя себя до состояния праха, и собрал себя вновь на краю пропасти, с лёгкой тоской наблюдая за падающей в огненную бездну химерой. Без неё будет сложнее добить оставшихся… Впрочем…
Огненные тайфуны и цунами стихли. Гроза медленно рассеивалась, а толчки землетрясений затухали. Никто не спешил меня атаковать… Похоже, это были последние?
— Вот новая мантия, Милорд. — подошёл к краю пропасти Улос, давая мне одежду. — Я также захватил сапоги и портянки, думаю, будет нелишним, учитывая количество осколков. Полагаю, мы победили?
— Похоже, что так. — задумчиво осмотрел я то, что осталось от плато. Врагов не было до самого горизонта. Я и сам не заметил, сколько прошло времени: солнце клонилось к закату. — Что с потерями?
— Лагерь и люди не пострадали. — бросил взгляд в сторону нашей стоянки лич. — Наш легион мёртвых, к сожалению, почти уничтожен последним этапом битвы. Однако я отвёл большую часть культистов и командиров, когда понял, что становиться слишком опасно.
— Досадно, но восполнимо. — скрипнул зубами я. — По крайней мере, они…
— Мне жаль это сообщать, но, похоже, вы не заметили в пылу битвы, как значительная часть армии альянса отступила, милорд. — почтительно склонил голову Улос. — мастера магии, устроившие это буйство стихий, закрыли своими телами простых людей, позволяя тем отступить. Я думал выслать погоню, однако образовавшийся разлом в земле, кажется, тянется на многие мили, отрезая нас от них. Конечно, мы возведём мосты, но, боюсь, фора окажется достаточной, чтобы альянс успел занять оборону у Кордигарда, а у нас…
Я махнул рукой, заставляя старого слугу замолчать, и сжал кулак. Отступили, значит? Сбежали, прикрывшись разломом. И ведь действительно: я даже не заметил, как в пылу битвы, древние маги буквально загнали меня на другую сторону разлома… И теперь передо мной лежала пропасть шириной в пару миль, и длиной от горизонта до горизонта, с множеством трещин, вкраплений и провалов рядом. И как назло, летающей нечисти у меня не было!
Это была не самая лучшая победа, конечно. Лидеры живы. Часть армии врага уцелела, а я понёс большие потери. Однако гнева почему-то не было: злиться просто не получалось. Практически против моей воли на губах сама собой заиграла улыбка.
Я убил их всех. ВСЕХ. Лучшие воины, лучшие маги, силы, что поражают воображение, хитроумные планы и зубодробительные ловушки: все они обратились в прах от руки всего одного человека, и этим человеком был я.
Поневоле из груди вырвался смех, усиливаясь. А затем, уже не сдерживаясь, я просто захохотал. Я смеялся и не мог остановиться, смеялся, стоя на краю пропасти, на развороченном поражающей воображение магией и изуродованном мощнейшими ритуалами смерти поле, стоял и просто хохотал безумным, неудержимым смехом: просто потому что мог, потому что никто и ничто не могло меня теперь остановить…
— Простите, милорд, к сожалению, я не улавливаю полёта вашей гениальной мысли. — негромко заметил Улос. — Над чем вы смеётесь?
Я весело хмыкнул и покачал головой, утирая слёзы.
— Не столь важно. Главное другое… Как ты думаешь, что в королевствах будут говорить после этой битвы? После такой победы?
Старый слуга всерьёз задумался, а затем покачал головой.
— Признаться честно, я не знаю, милорд. В истории королевств были легендарные герои, полководцы, волшебники… Однако проблема в том, что те из последних, кто был ещё живы, остались лежать мёртвыми здесь, сегодня. Такого ещё не случалось в нашей истории. Сила, что вы продемонстрировали миру сегодня, лежит далеко за гранью всего, что мы когда-либо встречали. Это вызывает у меня восхищение… Но у иных людей, возможно, вызовет лишь страх. И реакцию на этот страх я не могу предсказать. Это уже не просто мощь одного человека понимаете? Подобные деяния… Почти божественны. Я бы сказал, что у вас вполне может появиться собственный культ: если бы лично не возглавлял похожий…
— Однако, так или иначе, это поворотный момент войны, верно? — улыбнулся я.
— Вне всяких сомнений. — согласился старик. — Не представляю, что ещё они могут придумать. Однако война ещё не закончена, и вопрос, как мы будем действовать дальше, всё ещё стоит.
— Стоит заняться поднятием мёртвых. — предложил я. — несмотря на то, что часть тел упала в пропасть, а часть просто обратилась в прах и пепел, мертвецов на поле боя разбросано преизрядно: несколько сотен тысяч точно наберётся. Поставим в строй новый легион…
— Разумная идея, милорд. — кивнул старик. — Но, быть может, вам стоит слегка передохнуть после такой битвы? Присесть, посмотреть на закат. Насладиться триумфом ещё немножко. Кордигард не убежит, правда же?
Я бросил взгляд на горизонт, где красное солнце уже было готово скрыться, погружая мир в сумерки. А затем неторопливо сел на край пропасти, устраиваясь поудобнее в новой мантии, и слегка помахал босыми ногами. Пускай в воздухе вокруг витал прах и пепел, забивая ноздри запахом тлена, это лишь оттеняло красоту уходящего солнца.
— Присаживайся. — махнул я рукой старику. — Ты прав, нужно ценить такие моменты. Больше здесь не осталось никого, кто может нам помешать.
Мы так и остались сидеть до самого рассвета: любуясь закатом, звёздами, восходящим солнцем. Улос уже совершенно не стесняясь, с живым, детским любопытством расспрашивал меня о разных приёмах и проклятиях, тайнах мироздания, дальнейших планах и секретах: а я отвечал совершенно не таясь, чувствуя себя мудрейшим человеком в мире. И, самому себе можно было признаться: это было до безумия приятно.