Урожай Смерти

Глава 71. Эхо, часть 4.

В жизни каждого человека есть моменты, которые определяют его – и не только для окружающих, но и для самого себя. За свою долгую жизнь я пережил немало такие – некоторые меня восхищали, иные же я ненавидел. Зайдя своими ногами на территорию лагеря, построенного по моему приказу, я понял, это будет тот самый миг.

Меня узнали. Одинокая фигура в черной дорожной одежде – неброской, но идеально сшитой и предельно удобной, сделанной прямо для меня. Именно в такой одежде я уничтожал людей этих провинций – и она, пусть и не слишком сильно при виде издалека, но отличалась от привычных одеяний культа.

Жизнь в лагере замерла на миг. Застыл старик, набирающий воду из колодца. Прекратили свои нехитрые игры дети, что имели простые деревянные игрушки. Женщины, готовящие еду, побросали половники и рванулись было прятать детей, но остановились под моим пристальным взглядом. Я не делал ничего, но люди сами собой выстроились полукругом, встречая меня – и осознавая тщетность любой суеты.

Тысячи взглядов скрестились на мне – в них были страх и ненависть, робкая надежда и мрачная обреченность, детское любопытство и непонимание, старческий фатализм, бессильный гнев и темнейшее отчаяние.

Я мог сделать с этими людьми всё, что хотел, и никто не смог бы мне помешать. Но что позабавило меня в этот миг – так это то, что они, в принципе, могли бы убить меня. Одинокий мечник с волшебным мечом в дорожной одежде мог бы просто быть затоптан бросившейся на него толпой – конечно, нежить бы отреагировала, убила их всех, а я бы воскрес, но всё же…

Они выбрали подчиняться. Выбрали позволить мне решать свою судьбу – и это было прекрасно. Я усмехнулся этим мыслям, и по толпе пошла рябь, словно от ударной волны. На миг насладившись этим чувством власти: невиданным, никогда не испытываемым мной ранее, я прислушался к себе: что я испытывал к этим людям? И как я должен поступить?

Но внутри не было ничего. Я мог делать всё что захотел, но я не хотел ничего. Не было ни гнева, ни ненависти к ним, не было желания пытать, убивать и насиловать… Мне просто было плевать. Эти люди были лишь ресурсом – не самым качественным и не самым удобным, и настало время принять решение, как применить его.

Внезапно для всех от испуганной толпы отделилась маленькая девочка: светловолосая, совсем юная, лет пяти-шести, и слегка робким, а затем более уверенным шагом подошла ко мне, протягивая мне на вытянутой руке какой-то полевой цветок: четырёхлистный, светло-пурпурный.

– Что привело тебя ко мне, дитя? – я опустился на колено с легкой улыбкой.

– Мама говорит, что ты очень злой. – бесхитростно сдала родителей эта кроха, улыбаясь. – Я подумала, что если тебе подарить что-нибудь, это поможет.

Я рассмеялся, подхватывая девочку на руки, и она уверенно воткнула цветок мне в волосы, воспользовавшись моментом.

– Ты очень храбрая девочка. Как тебя зовут? – поинтересовался я.

– Киана. – слегка порозовев, ответила девочка.

Вспышки воспоминаний нахлынули, поглощая меня на миг. Такое знакомое имя… Черноволосая ведьма крови, одна из первых, что присягнули мне. Наемница, ставшая леди-рыцарем. Девушка, которой я подарил свободу – первой из целого мира.

Мне было плевать на Меллистрию и её ребенка, но за её смерть я бы вырезал ещё одну провинцию, не колебаясь. Ненадолго мне даже стало жаль, что я убил Гастона всего один раз…

В ней была искра, что я уважал в людях. И отказав мне после случившегося с Виталией, она ещё раз доказала это. Внезапно для самого себя я понял, что хочу знать, как она умерла – о чём думала, что чувствовала, какое решение для себя приняла на мой счёт?

Пожалуй, я посещу землю теней… Тем более здесь недалеко.

– Ты знаешь, почему вы здесь, Киана? – с интересом спросил я, позволяя девочке устроится у меня на руках поудобнее.

– Никто мне ничего не говорит. – обидчиво шмыгнула носом девочка. – Мама просто приехала сюда, взяв меня с собой и всё! А здесь скучно, и всё запрещают нам ходить к стенам.

Я заговорчески подмигнул девочке, опуская её на землю.

– Скажу по секрету, я здесь главный. Видишь вон того дядю в черном балахоне? – я кивнул на Эскилиона, что пристально наблюдал за нами от ворот. – Беги к нему. Он тебе всё расскажет, и поможет развеять скуку.

– Правда? –широко раскрыла глаза девочка.

– Чистая правда. – уверенно подтвердил я.

Девочка было побежала к выходу, но затем остановилась на миг, словно забыв что-то: и рванулась ко мне, вцепившись в ноги крепкими объятиями.

– Спасибо.

Я стер с лица улыбку, отпустив ребенка, и пристальным, тяжелым взглядом осмотрел толпу.

– Есть здесь кто-то, кто может говорить от лица всех?

От толпы полыхнуло почти физически ощутим страхом - часть людей принялась в лихорадочной спешке заталкивать родных и близких в задние ряды. Но вскоре один из людей решительно протолкался вперёд - рослый, здоровый мужчина лет пятидесяти с редкой проседью в густой бороде, одетый в простую домотканую робу.

Он выглядел идущим на эшафот, но низко поклонился мне, подойдя поближе.

– Я к вашим услугам, Ваше Величество. – спокойным, чистым голосом сказал мужчина, смотря на меня взглядом приговоренного к смерти фаталиста. – Что вы хотите узнать?

Я усмехнулся.

– Вообще-то, я думал что это у вас есть вопросы.

В глазах мужчины мелькнуло удивление - но, к его чести, он быстро справился с собой, внимательно сверля меня изучающим взглядом. Некоторое время он молчал, словно бы одергивая свои попытки спросить что-то, и, возможно, в итоге спросил совсем не то, что собирался изначально:

– За что вы так ненавидите нас? – тихо спросил мужчина, но в возникшей мертвой тишине его голос прозвучал так, что его услышали всё.

Даже перешептывания детей остановились. Я слегка наклонил голову, изучая мужчину: в этой простой одежде было на удивление сложно опознать его профессию. Высокий, крепкий, мускулистый - но не воин и не крестьянин. Магии почти не чувствовалось - видал я мечников, в которых жизнь была покрепче.

– Почему ты решил, что я ненавижу вас? – легко прищурился

– Вы полностью вырезали население многих деревень и городов. – пожал плечами мужчина. – Согнали, и, вероятно, убьете оставшихся: и я не вижу причин для этого иных, кроме ненависти.

В глубоко посаженных карих глазах мужчины не было злобы - только тихая, обреченная печаль.

– Кто ты? – наконец спросил я, так и не придя к решению насчёт сословной принадлежности.

– Моя имя Махал, Ваше Величество. – ещё раз поклонился мужчина. – Я деревенский знахарь.

Иногда ответы на некоторые вопросы оказываются проще, чем люди думают. В этот день, пожалуй, это было верно и для меня, и для этого знахаря: мы оба ошибались, подозревая друг-друга в том, чего не существовало.

– Во мне нет ненависти к вам, Махал. – сказал я чистую правду, смотря в сторону горизонта. – Крылатые уничтожили мою армию, и мне нужна была новая. Здесь, на границе с землями теней - было идеальное место. Достаточно густонаселенное, удобное, находящееся недалеко. Можно списать жертвы на старое проклятье, и отрезать кусок земли от глаз разведчиков Альянса. Это была военная необходимость, не более того.

Некоторое время знахарь молчал, переваривая мои слова. А потом тихо спросил:

– И теперь вам нужна ещё одна армия, Ваше Величество? Поэтому вы пришли?

– Нет. – покачал головой я. – Война окончена, вы не знаете?

– До нас здесь плохо доходят новости, Ваше Величество. – грустно усмехнулся мужчина. – Значит, Альянс и Соединенное королевство заключили мир?

– Альянс королевств прекратил своё существование. – ответил я. – Кордигард пал. Герцоги Ренегона признали меня королем… Остальные скоро склоняться - или падут. В королевствах больше нет силы, способной мне противостоять.

Новости вызвали разную реакцию среди людей. Женщины плакали, мужчины бледнели и бессильно сжимали кулаки, дети непонимающе дергали за рукава и штанины родителей - но равнодушных не было. Махал, бросил несколько долгих взглядов на своих людей, вновь повернулся ко мне, возвращая себе самообладание.

– Какой будет наша судьба, милорд? – удивительно легко принял смену короля знахарь.

– Вы живы до сих пор лишь потому, что я позволил это. И вы умрете тогда, когда я потребую это. – холодно произнес я. – Никто не должен узнать, что здесь произошло. Будут новые восстания, новый этап резни и крови. Я думаю, с королевств достаточно войн на ближайшее время.

Лицо мужчины утратило всякие эмоции, омертвело, превратившись в каменную маску. Но за этим я видел лихорадочную работу мысли: понимая, что, возможно, сейчас он имеет последний в своей жизни шанс повлиять на судьбу своих людей, немолодой знахарь лихорадочно, на пике своих сил размышлял, пытаясь найти выход из ситуации.

Я внутренне усмехнулся, не меняясь в лице. Мне даже было слегка любопытно - что он придумает…

Но Махал всё молчал и молчал, и вскоре мне наскучило его ждать. Поэтому я просто развернулся и направился к выходу.

– Если это самая разумная судьба, что вы можете дать нам милорд, то мы примем вашу волю.

Человек, находящийся на пороге смерти, иногда может прыгнуть выше головы. Слова деревенского знахаря оказались куда более острым уколом, чем можно было ожидать: перед самим собой я мог это признать, пусть и не показал это никак внешне.

Покинув лагерь, я прислонился спиной к прохладному дереву частокола, поднимая к глазам руку.

Легкие, почти неразличимые потоки смерти вливались в неё: без участия сознания, инстинктивно… Создав нежить в лаборатории Эскилиона, я вновь впустил в душу силу смерти - и мгновенно прекратился в пиявку, вытягивающую её из пространства с немыслимой даже для личей силой. Лагерь был построен на месте очередной резни, и в нём было много нежити - здесь было больше силы смерти, чем на ином кладбище…

В мертвеннойтишине, стиснув зубы, я направил смерть в землю, уничтожая слабую, пожухлую траву вокруг частокола. Ещё раз… Ещё!

Вокруг рук заискрились черные молнии, с треском раскалывая мертвую землю и поднимая в воздух пепел. Напрягая всю силу воли, я вновь потянулся к мечу, отрезая себя от смерти.

Мои действия не остались незамеченными: рядом возникла фигура гиганта.

– Ваши глаза полыхнули пламенем, Вождь. – участливо пробасил Харум. – с вами всё в порядке?

– Побочный эффект одной неприятной магии. – поморщился я. – Ничего серьезного.

– Ваше умение игнорировать боль всегда было предметом обсуждения в клане. – уважительно кивнул мне бывший старейшина. – Будут какие-то распоряжения насчёт этого лагеря?

Застывшая вокруг зловещая тишина дрогнула, обращаясь шепотом смерти. Я и не осознавал, насколько привык к нему, перестав замечать… Для ставшего медиумом, вновь не слышать мир - скверное чувство. Словно бы привычный, всегда существующий звук вдруг пропал, лишая тебя одного из органов чувств.

На горизонте медленно заходило солнце, играя бликами на кронах казавшегося бескрайним леса - а я всё не могу принять решение.

Дело было не милосердии и ненависти, конечно - нет, моя нерешительность была вызвана иным, куда более глубоким внутренним конфликтом.

Бытие во много определяет сознание - а я слишком долго был преступником. Большую часть прошлой жизни, да и значительную часть этой - самому себе в этом можно было отдавать отчёт. В некотором роде я оставался им и сейчас - многие вещи, совершенные мною в королевствах были преступлениям против всех мыслимых и немыслимых законов и традиций.

Хороший преступник знает, что всегда надо заметать за собой следы. И так же знает, что любое преступление рано или поздно может стать явным - а я считал себя хорошим. И потому инстинкты внутри вопили: убить их всех. Устранить свидетелей, немедленно. Убить даже свежесобранных членов культа, что знают правду и могут выдать тайну, если, например, Этериасу удасться поймать одного и уничтожить тень… Война выиграна, культ уже не так сильно нужен.

Стереть всё следы. Уничтожить и стереть из разума даже нежити произошедшее. Собрать круг шаманов севера и оставшихся магов, накрыть территорию выжигающими саму суть магии и мира ритуалами.

И тогда никто ничего не узнает. Сейчас, когда никто не может мне противостоять, а я на пике сил - можно скрыть всё. Конечно, наверняка некоторые лорды и мастера Альянса давно догадались, где я взял армию, но доказать, что я убил этих людей, а не воспользовался расширением проклятья - они никогда не смогут. А с годами поблекнут и эти подозрения…

Это был хороший план - почти идеальный, и точно реализуемый. Собрав силы подконтрольных магов и заручившись помощью шаманов и культа, мы могли бы перебаламутить энергию провинции так, что вырезали бы оттуда даже саму суть мира, навсегда закрывая дорогу в прошлое здесь любому медиуму.

Однако была и иная часть меня - та, что я вырастил в себе за время, прожитое в это мире. Часть, которая была рыцарем-странником. Лордом людей. Королем…

И она говорила мне, что истинные короли не ведут себя как преступники. Я не был идеальным рыцарем людей, и тем более не был идеальным королем - но вопрос стоял иначе. Стал ли я на самом деле королём? Не одно лишь признание людей делает человека правителем - надо еще быть им внутри.

Пламенеющий фламберг со звоном покинул ножны. Внутри волнистого лезвия клинка отражался самый обыкновенный молодой мужчина лет двадцати пяти с легкой дорожной щетиной и коротким ежиком волос - кажется, я ничуть не постарел с момента проведенного ритуала, хотя прошло уже немало лет. Но сколько бы я не всматривался в собственное отражение, оно не давало мне ответа.

Что делает короля - королем? Мужество и бесстрашие? Решимость и честь? Способность принимать безжалостные решения? Харизма? Милосердие? Рациональность?

Я не знал ответа. Люди шли за мной, признавали моё лидерство, но, пожалуй, я и сам не знал, сколько во мне настоящего короля, а сколько лишь маски лидера, которую я всегда натягивал, стремясь к власти.

Когда разум отказывается давать верное решение, рассыпаясь на безумный калейдоскоп разнообразных вероятностей, стоит слушать подсознание: свою интуицию и глубинные желания. Я прислушался к себе, отбрасывая сомнения, словно перед боем - и принял решение.

Время покажет, будет ли одно верным.

Я выпрямился, отлипая от посеревшего частокола, и перевел уверенный взгляд на вежливо ожидающего варвара.

– Харум… Ты когда-нибудь убивал женщин и детей? – вкрадчиво поинтересовался я.

– Доводилось, вождь. – степенно ответил сын льда. – В набегах мы иногда зачищали человеческие деревни полностью - чтобы не оставалось свидетелей. За это в Арсе нас особенно ненавидят и по сей день.

– Бери командование над нежитью, охраняющую лагеря. – после краткого молчания приказал я. – Надо будет провести перегруппировку и начать строительные работы. Стариков и пожилых людей переводи в лагеря ближе к Эскилиону, он займется их переработкой. Некоторое количество людей - тех кто помоложе, преимущественно молодых и с детьми, надо будет переселить в отдельную область. Выберите пустующий город и деревни на границе, и восстановите их, оградив надежной стеной. Это будет постоянная резервация - там мы будем держать пленных на развод.

– Как много их должно быть? – педантично уточнил Харум, никак не показывая своего отношения к приказам.

– Смотри по числу молодых мужчин. – дернул щекой я. – Перевезем в резервацию семьи, ну или равное количество мужчин и женщин.

Гигант кивнул, и продолжил задавать уточняющие вопросы:

– Хорошо. Что с остальными женщинами и детьми?

– Остальных женщин и детей пересели в отдельный лагерь. Скажи людям, что мы пощадим детей помоложе и новорожденных - тех, кто не вспомнит, что с ними было. Пусть перед разделением мужчины постараются обрюхать побольше. Да, и найди человека, с которыми я говорил… Поставь его на сортировку людей, которые выживут в резервацию. Скажи, что оказал ему честь выбрать наиболее ценных людей, что помог оставшемуся сообществу выжить в изоляции.

Иногда я позволял людям многое, но за слова надо отвечать. Харум педантично уточнил ещё несколько мелочей и убыл организовывать переселение. Я же… остался бездельничать.

Делать ничего не хотелось, как и думать о последствиях. Решение было принято, и оставалось лишь ждать. Поэтому я неприкаянной тенью бродил между лагерей, изредка бросая взгляды на вереницы переселяемых пленных.

Пленные шарахались, а взгляд равнодушно скользил по смертникам - но никто не больше не привлек моего внимания. Большая часть людей пойдет на ритуалы, а меньшая часть - остается в хорошо охраняемой резервации, на развод… И на награду. Если так подумать, из этого места выйдет неплохая награда для особо отличившихся членов культа - что может быть лучше чем место, пусть и небольшая деревенька, где ты обладаешь полной, абсолютной властью?

Через несколько дней Харум подошел ко мне с новыми вопросами.

– Женщины и дети, которые не были выбраны для жизни в резервации, поселены в восточные лагеря. – прогудел сын льда. – До людей в других лагерях доведена весть, что к большей части из отселенных будет проявлено милосердие. Однако в отсутствие мужчин молодым женщинам с детьми и подростками сложно жить - что с ними делать?

– Сколько ты отобрал для резерваций?

– Около четырехсот тысяч, вождь. Точные подсчеты затруднительны - из немертвых плохие счетоводы.

Солидное число. Четверть от всех лагерей, если не больше. Но заподозрить Харума в милосердии я не мог - так что пусть будет так.

– Женщин, детей и подростков - под нож, исключая беременных и новорожденных. – приказал я. – Часть кормилиц можно оставить, пока новорожденные не подрастут, но затем избавьтесь от всех с помощью ритуала кристаллизации накопителей. Новорожденных отправляется под опеку Эскилиона - пусть займется воспитание подрастающего поколения. Посмотрим, какие из них выйдут культисты.

– Всех, вождь? – слегка удивленно уточнил Харум. – Эскилион отправил ту девочку, что вам приглянулась, в те же лагеря, сказав, что ему недосуг за ней присматривать. Учитывая, что у него нет даже еды и кровати, это легко объяснимо…

– Всех. – ответил я без раздумий. – Никаких исключений. В живых оставляем только новорожденных младенцев, в памяти которых не могло остаться свидетельств резни.

Гигант молча ударил себя кулаком в грудь, подтверждая приказ, и без колебаний ушел выполнять распоряжение.

Жребий брошен, решения приняты. Можно было пощадить больше, а можно было убить всех. Быть может, я был не прав, оставляя дело в подвешенном виде. Может, однажды кто-то узнает, что здесь было на самом деле.

Это уже неважно. Одно восстание, десять, хоть тысяча… Я подавлю их всё.

На границе сознания вспыхнуло зарево смерти: где-то недалеко Эскилион принялся проводить ритуалы над стариками. Рука в кожаной, дорожной перчатке сжалась в кулак, сковывая желание вновь наполнить душу смертью.

Следующие несколько дней я потратил, собираясь в дальнюю дорогу: к моей досаде, концлагеря, охраняемые нежитью отнюдь не блистали королевскими разносолами и множеством слуг, готовых раздобыть все необходимые вещи. Подготовиться стоило хорошо - дальнейший путь мне предстояло пройти в одиночку.

Земли теней плохо реагировали на нежить. Не уничтожали её, нет, это я успел проверить… Но те немертвые, что уходили в зону проклятья Таллистрии, становились его частью - и у меня не было никакого желания вверять существу, что родилось в результате моего первого шторма смерти новых марионеток. Я мог просить его об исключениях, но это был трудный и негарантированный процесс: сложно не сомневаться в доброй воле живой аномалии, состоящей из чистой смерти.

Перед самым отъездом меня нашел Эскилион, в момент, когда я прикреплял последние ездовые сумки на свою химеру.

– Подождите!

– У тебя ещё остались вопросы? – приподнял бровь я, оборачиваясь

– Харум говорит, что вы приказали мне заняться новорожденными! – воскликнул лич. – Что я должен с ними делать?

– Ты хотел сложных и интересных задач. – пожал плечами я. – Попробуй отцовство.

Настолько растерянного, обескураженного и беспомощного лица одновременно, пожалуй, я никогда не видел на лицах живых мертвецов.

Он так и не смог выдавить из себя больше ни слова, пока я взбирался в седло и уезжал. Но ничего - вырастет. Дорога до границы была быстрой и беспроблемной: что вообще может угрожать вооруженному всаднику в вырезанных им же землях?

Я спешился на границе, не доезжая до омертвевшей земли сотню метров, и приказа химере стоять на месте. Послушная нежить прождет меня и месяц, и два, если потребуется.

Тяжелый дорожный рюкзак непривычно оттянул спину: давно я уже не путешествовал на своих двоих. В звенящей, мертвой тишине, в которой не было ни звуков, ни шепота смерти, я вошел на мертвую землю, что была создана моими руками.

Это было почти незаметное, едва уловимое дыхание тяжелого, тягучего воздуха, наполненного смертью: меня заметили. В следующий миг давление упало: словно сама смерть, вместо того чтобы пытаться убить, окутала меня нежным, защищающим покрывалом.

Вокруг была лишь пустошь: мертвые, выжженные земли, где не оставалось ничего живого - и потому больше не случилось ничего. Не было проводника, через которого проклятье Таллистрии могло бы со мной говорить. Поправив впивающийся в спину тяжелый рюкзак, я решительно зашагал к ближайшему лесу.

Меня встретили мертвые, сухие черные остовы деревьев - и было в них что-то неестественное, чуждое любому человеку. Неуловимое, зловещее движение, мертвый шелест, словно аура мира, что не принадлежит более живым. Я не боялся ничего и никого - но впервые за долгое время, в этом месте, я ощутил непроизвольные мурашки на своей коже.

Ещё недавно почти застывшие деревья закачались, возмущаясь при моем приближении, словно подтверждая сказанную мною давно истину: это место более не принадлежит живым. Однако не прошел я и сотни метров, как мир вокруг резко изменился.

Стремительная, неумолимо быстрая тень, что движется быстрее любого человека, накрыла пролесок, затмевая пробивающееся из-за пустых крон деревьев солнце. Тягучее, давящее присутствие могущественного существа обрушилось на поляну, заставляя колоть в висках. Королевский фламберг вспыхнул пламенем, образуя вокруг меня огненную сферу: но прежде, чем я успел подать команду на отбой, всё стихло. Давящее присутствие исчезло, обращаясь потоками антрацитово-черной тени, которая, словно ластящийся котенок закружилась вокруг меня, а меч резко опустил защиту, словно угроза исчезла.

Сознание заполонил поток образов: но куда более ясных и понятных, чем я помнил…

Мое творение оказалось способным весьма неплохо учиться.

Узнавание. Признание. Детская, почти щенячья радость. Волнение за сохранность. Предложение восполнить силы. Вопрос о цели прихода…

Когда существо, способное уничтожать целые королевства, встречает тебя, словно собака, давно не видящая хозяина - это странное чувство. Но не скажу, что неприятное. С невероятной ясностью я вдруг понял, что, возможно, в своём порыве неистового гнева, создал страшнейшее оружие, кто когда-либо видел этот мир.

Стоит приказать живому творению высшей магии смерти развязать войну против всего мира - и он примется убивать его без колебаний. Выжжет всю жизнь, до которой сможет дотянуться, поднимет легионы, что и не снились любому некроманту. Он не будет колебаться, приносить смерть для него - так же естественно как дышать, для этого он и был создан - убить моих врагов. И что самое страшное, он будет учиться, совершенствоваться, и становиться всё сильнее и сильнее. И даже я сам, вместе со своими знаниями, затруднялся сказать как вообще убить это воплощение стихии смерти. Запечатать в какой-то хитрой магической ловушке?

Я помнил, как мой безудержный гнев застилал всё чувства в слепом отрицании поражения, что мне нанес король Ниоры. Нет, это существо не удержать в ловушке… Даже сейчас оно находиться в границах Таллистрии только потому, что я так захотел. Кто его остановит? Только боги, наверное…

Дух смерти, которому я так и не дал имени, почувствовал моё волнение, заваливая меня валом вопросительных образов.

Помассировав виски, я отправил ему серию посланий: образ Виталии, негодование на долгую дорогу, нежелание тащиться три недели до нужного места.

Не то чтобы я ожидал помощи от идеального убийцы в этом деле. Скорее, не хотел сообщать что мои волнения связаны с потенциальной возможностью этого существа уничтожить мир.

Глубокая задумчивость. Просьба о времени на поиск решения. Искренняя радость. Просьба следовать за ним.

Чёрная клякса словно разлилась в воздухе, превращаясь в туман, и медленно, со скоростью человеческого шага, двинулась в сторону Виталии. Я слегка улыбнулся - и пошел следом. Это было похоже на то, как верная собака хочет привести тебя куда-то. Дух двигался медленно, периодически останавливаясь и посылая мне вопросы о том, всё ли в порядке.

Я не рассчитывал на какую-то существенную помощь - однако следующая пара сотен шагов показала, что это была жестокая ошибка. Деревья вокруг зашумели, закачались, переплетаясь в странные, гротескные связки, похожие на искаженные предсмертной болью лица. Дымка духа словно впилась в коридор из расходящихся в стороны деревьев, образуя что-то вроде… Тоннеля?

Шагая по пустой земле, я внезапно понял, что не чувствую ничего за пределами сбившихся в плотную, почти непроходимую стену переплетений черного леса. Этого не могло быть - но так было, словно некая сила напрочь отрезала меня от остального мира. Даже обычное человеческое зрение словно терялось и размывалось, стоило мне попытаться заглянуть за стенки формирующейся дороги. Выход из леса, что относительно недавно был сзади, словно бы терялся в придорожном тумане, и перед тоже. Черные ветви сплетались над головой, закрывая солнце… А вскоре не осталось и солнца как такового, лишь гротескная, мертвая дорога, окруженная странным переплетением мертвых деревьев.

Я чувствовал себя странно в этом месте. Дезориентированное сознание условно уплывало куда-то, пытаясь то ли уснуть, то ли как-то сбросить с себя незнакомое состояние - но тщетно. Всё известные мне чувства мага словно сошли с ума, сбитые с толку, а зрение глазоеда вообще не изменило мир, словно вокруг нет света и никто на тебя не смотрит.

Единственном ориентиром оставались лишь переодически образы моего проводника, что он бросал мне: словно оборачивающаяся собака-поводырь, которая следит, чтобы слепой хозяин не свернул куда-то не туда.

Поэтому мне оставалось лишь идти вперед, и я шел. Сложно сказать, сколько это длилось - несколько часов, может день. Я устал, но отнюдь не так, как бывает, когда не спишь вторые сутки. В бытность странником доводилось мне совершать куда более серьезные переходы и забеги…

В какой-то момент туннель просто распался: и я с трудом уловил этот момент. Мертвый лес так и остался мертвым лесом, но на дороге оказался луч заходящего солнца, тронувший почерневшие кроны. Кажется, выход из леса был совсем близко: я направил к нему, остолбенел.

Вдалеке, всего в нескольких милях от выхода, виднелись утопающие в черном кустарнике стены Виталии…

Некоторое время я просто стоял на месте, внимательно всматриваясь в окружение и приводя сознание в порядок в легкой медитации. А затем послал несколько образов искреннего восхищения черной кляксе, что кружилась рядом, излучая довольство.

Впрочем, долго стоять и восхищаться я просто не смог. Прожив несколько десятков лет в мире магии, устаешь удивляться чудесам - и они становятся обыденностью. Пусть достижение моего творения было и прорывом даже для мастеров магии королевств - я двинулся дальше, вслушиваясь в мерный, спокойный фон смерти города.

Некогда пышущая жизнью Виталия ныне была окоченелым памятником самой себя: живая стена, опоясывающая город, превратилась в остов из черных кустарников. Словно цвета и краски самой жизни исчезли, превращая окружение города в сплошную серо-черную пустошь, как будто некогда яркий и красочный фильм вдруг стал черно-белым.

Но то была лишь гнетущая иллюзия - подходя ближе к воротам я мог видеть пусть и изрядно потрепанный, но старые зелено-пурпурные гербы королевской семьи, ночные светильники города, сделанные из голубоватого стекла, красные занавески в окнах…

Не было лишь жизни - её сменила мертвенная тишина, лишь изредка прерываемая скрипом медленно приходящих в негодность домов и шелестом бесстрастного ветра.

Это было делом моих рук. Смерть, принесенная целому королевству - по моей воле. Ненамеренная, в порыве гнева и ярости - но моя. Забавно: я всегда считал себя рациональным человеком логики, что редко поддается страстям, но это определенно можно было классифицировать как массовое убийство по неосторожности. Преступнику не следует возвращаться на место преступления - но что-то тянуло меня сюда. Желание знать всё - до последней капли их жизни.

Самому себе можно было признаться - даже у меня есть привязанности. Способность возвыситься над человеческими чертами своей природы не означает, что они перестают быть вовсе: сегодня я мог себе позволить потакать им.

Ведь если никогда не потакать собственным желаниям, зачем вообще тебе нужна власть?

Я сбросил с себя тяжелый рюкзак и медленно, неспешно поднялся на городскую стену, присаживаясь на еще теплый, нагретый дневным солнцем камень, свесив ноги вниз.

Не знаю, сколько я сидел так, наблюдая картину мертвого города. Странным образом здесь хотелось задержаться - остановиться в этом мгновении, застыть, передохнув после тяжелой дороги. Солнце медленно заходило за горизонт, погружая Виталию во сумрак: но, вопреки моим старым воспоминаниям, в этот раз ни один светлячок не заиграл красками на фоне вечернего полумрака, и ни одна ночная бабочка не расправила крылья, в которых раньше игриво отражались потухшие ныне ночные фонари…

Лишь осознание того, что, возможно, я зря явился сюда, заставило меня вынырнуть из этого приятного, медитативного оцепенения. Вокруг был толстый, могучий слой смерти: он накрывал всё пространство проклятых земель. Для простого человека, быть может, то было бы гнетущим, давящим, и изрядно портящим здоровье и самочувствие ощущением - но для магистра смерти, напротив, то было привычным и понятным чувством, сродни родному жертвенному подвалу или кладбищу.

Проблема была в другом. Любая магическая энергия, как правило, несла в себе отпечатки - память о жертвах, отпечаток пожара, отблески текущей воды или взор свободного ветра, несущегося на равнинах… Но смерть Таллистрии была иной. Ровной, чистой, незамутненной - словно кто-то взял и стер всю память об этом месте. Шепот смерти, что сопровождал меня всю дорогу в поисках эха былых событий, затих здесь, несмотря на то, что во мне самом не было ни капли смерти.

А это значило, что, возможно, я не найду здесь ничего. Но проверить всё равно стоило.

Черный, словно поглощающие сам свет потоки расплывающейся в воздухе кляксы верно следовали за мной, как мне казалось, с некоторым… любопытством? Словно верная собака, что даже не зная цели хозяина, с радостью и интересом сопровождает его в прогулке по мертвому ночному городу. Или…

Внезапная в голову мне пришла иная аналогия, что заставила меня остановиться. Дитя…

Дух смерти был почти неразличимым невооруженным взором на фоне вечерних сумерек, но я чувствовал его присутствие ясно и отчетливо. Если так подумать, сколько ему? Не прошло и пяти лет с его создания. То, что я воспринимал как набор могущества, самообучение… Разве это нельзя сравнить с простым ростом? Ведь всё дети растут.

Я ошибался. Место, что я искал, сохранило свою память. Едва я шагнул в область города, когда-то опустошенную взрывом смерти Меллистрии, вал образов сам собой нахлынул на сознание: тяжелый, давящий, непривычный на фоне былого спокойствия и тишины.

Пламя, сквозь которое шагают оскаленные, ужасные лица живых мертвецов - преимущественно женщин. Солдаты в красно-золотых плащах, грабители и насильники, что внезапно обратились защитниками разоряемого ими города. Это было внезапное, полностью неожиданное нападение могущественной нежити изнутри города, где уже заканчивалась война - но никто здесь не побежал и не дрогнул, ни мои солдаты, ни таллистрийки.

Отряд стражи Виталии яростно встречает своих недавних соседей шквалом клинков - но стальные мечи воительниц оставляют лишь бессильные зарубки на нежити, что до предела запитана силой.

– Дети! Уводите детей! – хрипит капитан, жестком отдавая приказ обрушить на улицу ближайшие дома.

Узкий, небольшой переулок, где была отчаянная рубка, с грохотом накрывает взрыв алхимического пламени, затягивая всё сизым дымом. Краем глаза капитан отмечает, как соседнюю улицу медленно затягивает пробивающимися сквозь камни улицы лианами: кто-то из повелительниц жизни вступил в дело, перекрывая проход. Но это оказывается фатальным: быстрые, невероятно сильные руки мертвеца разрывают кольчужный воротник, словно бумагу…

Кровь и стоны сотен и тысяч раненых. Смрад горящих трупов и тяжелые бои, что растянулись почти на половину города. Собственные мертвые, что восставали прямо на руках целителей, и рвали им глотки. Безжалостное пламя красных башен, что заливает город жизни…

Виталия была крупным городом, входившим, пожалуй, в тройку самых населенных городов королевств - только Дерея и Кордигард могли соперничать со столицей королевства жизни. Поэтому я бродил по её улицам целую ночь, погружаясь в воспоминания о последствия собственных решений. Кто бы мог подумать, что небольшая месть за давнее унижение может иметь такие последствия, верно? Проклятье, созданное тогда ещё молодым и неопытным некромантом, оказалось способно уничтожить добрую треть крупного города - и это я ещё изрядно ослабил его перед смертью королевы.

Возможно, кого-то подобное зрелище повергло бы в шок, заставило задуматься о своих поступках, раскаяться - но я встречал образы прошлого с равнодушием. Я совершал и более ужасные вещи, что ничего не трогали в душе, а здесь и вовсе не моей вины в случившемся - никто не заставлял Гастона убивать мою жену.

Воспоминание о ледяном маге остро кольнуло неприязнью изнутри. Скользкая была тварь - дважды убежать от меня сумел. Если бы я мог, я бы пытал его душу пару-тройку столетий, такой план испоганил, сволочь. Жаль, на плато не было времени, чтобы найти и пленить его душу…

Что же, теперь мне остался только его начальник. Впрочем, его я совершенно не опасался. Гастон, первый помощник верховного иерарха, по моим ощущениям был куда более близок к тому, чтобы быть угрозой, чем сам иерарх. Пусть он и уступал своему руководителю в силе - было что-то в характере, в железной решимости водяного мага такое, что заставляло с ним считаться.

Этериас никогда бы не решился убить беременную женщину за моей спиной, потому что был слюнтяем. Гастон же, поняв что проигрывает бой, ударил так, что заморозил саму смерть, взрывая ледяными лезвиями землю, камень, воздух, и разорвав даже мою защиту. Он не стеснялся бежать, когда надо было бежать, и не боялся убивать, даже воспитанный в церкви, что строго-настрого запрещает подобное. В нем был стержень…

Я нашел место, где погибли охотницы, только под утро. Небольшой, летний кабак, с прекрасной верандой на втором этаже - он пережил и нашествие нежити, и вымирание города. Лишь живая изгородь, некогда украшавшая его стены, обратилась сухими остовами лиан.

Три женщины - пепельноволосая, блондинка и рыжая, неспешно разливали чайник с каким-то травяным сбором по кружкам. Лара, Фия и Тея - три охотницы, из числа первых людей, что привела мне за собой Мелайя.

– Не могу сказать, что мы имеем приятный повод для сборища. – пустым голосом произнесла рыжая, гипнотизируя взглядом кружку.

Коротко стриженная блондинка фыркнула.

– Хватит раскисать, сказочница. Никто же не умер. Ну, поваляли девок немного, дело-то житейское. Большинство и не против было, в храмах отбоя от новых семей нет, очередь на месяцы вперед уже расписана!

– А сколько семей было разрушено? – резонно осведомилась пепельноволосая лучница, смотря в горизонт. – Нас это не затронуло, но застань меня мой муж в таком виде, как леди Дею, в окружении полдюжины солдат…

– Она всё равно была стервой. – пожала плечами блондинка, совершенно не разделяя сантименты подруг.

– Не каждая изнасилованная женщина в городе - стерва, что это заслужила, Фия. – холодно произнесла Лара.

Блондинка опустила голову на стол со стоном, обхватывая себя руками в защитном жесте.

– Чего ты от меня хочешь, Ла? – жалобно спросила она. – Чтобы я кричала как это всё ужасно и начала подбивать егерей на восстание против королевской власти? Я просто пытаюсь видеть и хорошие вещи тоже, не раскисать и улыбаться.

– Величие не достигается без жертв - кажется, так говорила Мелайя… – задумчиво протянула рыжая, катая отвар по стенам кружки. – Но это его слова. Раньше они казались мне мужественными, но сегодня мне кажется, что это отдает какой-то гнилью. Думаю, стоит дождаться Киану. Она всегда была самой умной, вот пусть и решает, что будем делать.

– Это если она придёт. - хмуро ответила Лара. – Последнюю неделю, пока его величество валяет в кровати королеву, она ушла в глубокие леса. Не уверена, что ей передали записку.

– Дождемся. – голос поднявшей голову блондинки лязгнул железом. – А до тех…

Тяжелый, протяжный отзвук грохота боевой магии разнесся по городу - что-то разорвало сам воздух, прерывая речь светловолосой охотницы. Женщины в миг ощетинились оружием, поворачиваясь в сторону угрозы: бессмысленный, рефлекторный жест.

Волна черного, дымчатого мрака пронеслась через город, убивая всё живое. Мои охотницы прожили чуть дольше других: опытные, тренированные, кажется, они даже имели при себе какие-то амулеты, наполненные жизнью - что могли, в теории, помочь пережить не слишком сильное проклятье.

Но этого было слишком мало.

Я вынырнул из видения, судорожно вдыхая воздух, и резко, рефлекторно обхватил рукой голову, поворачиваясь.

Кианы не было в городе, когда случилась катастрофа! Она может быть жива!

Эта новость, неожиданная, ошеломляющая, отчего-то вызвала внутри целую бурю эмоций. Хотелось куда-то срочно бежать, что-то делать… Впервые за долгое время мне потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки и холодно обдумать происходящее.

Моя бывшая любовница, вероятно, жива - но надо удостовериться. Почему не явилась, пережив катастрофу - вполне понятно, типичные женские обиды. Увидела возможность подстроить собственную смерть - и воспользовалась, она всегда была умной девочкой. Это могло бы стать проблемой во время войны, Киана знала немало моих тайн, которые не должны стать публичными, однако, похоже, ни одна из них не всплыла, иначе я бы заметил. Выходит, ушла, но не до конца, порядочно оставив при себе всё нелицеприятные подробности прошлых отношений.

Я хмыкнул, полностью успокаиваясь и полностью подавив порыв объявить черноволосую в розыск. Если хорошо подумать, не было никакой нужды что-то делать. Захочет - сама придет с повинной головой. А если нет… Не бегать же, как за ушедшей бывшей, право слово? Я выше этого.

Черная клякса крутилась рядом, посылая мне войны недовольного любопытства. Кажется, дух очень хотел знать, что вызвало у обычно спокойного меня такую бурю эмоций. Мне же пришла в голову интересная идея. Общение образами - это, конечно, хорошо и отлично тренирует менталистику, но… Если воспринимать духа как ребенка - могу ли я научить его говорить?

Научить языку существо, имеющее энергетическую природу - задача не из простых, и тратить на неё месяцы и годы я не был намерен. Однако он определенно разумен - и потому есть шансы воспользоваться тем, про что я давно забыл.

Когда-то давно, устраивая мне новое рождение в этом мире, тварь, что привела меня сюда, поместила мне в разум несколько своего рода подпрограмм - позволяющих учиться языку и имитировать поведение ребенка.

Очень заботливо с его стороны - в ином случае я мог бы всерьез тронуться головой, обучаясь языку в теле младенца, или почти наверняка был бы раскрыт как одержимый - сомневаюсь, что сумел бы качественно имитировать поведение маленького ребенка.

Я уже давно и забыл об этом, перестав пользоваться подобными закладками в собственном разуме - просто за отсутствием нужды. Однако стирать это из своей памяти не стал, хотя дракон и научил меня, как потихоньку вымывать из разума подобные вещи. Никогда не знаешь, когда пригодиться способ притвориться овощем - а ребенок в теле взрослого человека так и выглядит.

Это потребовало большого напряжения - поднять из памяти, выделить кусок, отведенный далекому детству, нащупать корни заложенных давным-давно подпрограмм… К счастью, демон был невероятно искусен в магии разума - и созданные им конструкты хорошо сохранились. Да и сам я поднаторел в этом в последние годы…

Сформированный даже не образ - своего рода гигантский, хорошо заархивированный поток информации - подействовал на духа подобно удару молотом. Привычно переливающаяся в воздухе клякса резко замерла, замерцала, и практически взорвалась, словно разбившись на мельчайшие частицы от тяжелого, сокрушительного удара.

Я даже слегка обеспокоился - подобное воздействие духу повредить не должно, но не свел ли я его с ума случайно? Но прежде, чем я успел что-то предпринять, кляска собралась вновь, становясь словно гуще, больше и… Величественнее?

Могучее, давящее присутствие чужой силы сгустилось вокруг меня: но не подавляя, а скорее обнимая, обволакивая. И в ней чувствовалось дикая, безумная, практически всеподавляющая радость.

– Отец!

Всего одно слово - но сколько в нём было понятий. Это не было признанием отцовства, обычного для людей - нет, это было наречение богом-всесоздателем. Отцом называли бога, что сотворил людей - и в языке людей Тиала это слово, пусть и было схоже с привычным родительством, не было одним и тем же, чем называли наследники своих родителей. Это различие - ясное, четкое, не допускающее двойных толкований - было первым, что я понял из научившегося говорить духа.

– Ты можешь говорить. - послал я духу образ легкой радости. – Это хорошо. Ты научился быстрее, чем я ожидал.

– Видел. Образы. Много. Сложно. Понять.

– Это ты поглотил большую часть памяти, что была в естественном фоне смерти? – вскинул брови я. – Если так, почему ты ещё не научился говорить ранее?

– Знал. Видел. Не понимал. Много смыслов. Много нюансов. Язык ясен, но не понятен. Ты дал ключ.

Он словно учился строить предложения на ходу - но невероятно быстро.

– А почему ты не затронул этот участок? Где произошла катастрофа? – с любопытством поинтересовался я.

В ответ мне пришел образ легкой неуверенности.

– Это твоё.

В этом была логика. И даже какая-то трогательная, детская забота. Ведь именно я был в эпицентре.

– Идём. – легко рассмеялся я. – Я хочу навестить Мелайю. Отведи меня к ней.

Определенно, ему была свойственна некоторая хитрость. Дорвавшийся до разговоров дух принялся немедленно заваливать меня множеством вопросов - об окружающем нас мире, о магии… Впервые, наверно, за десятилетия мне доводилось испытывать столь обстоятельный экзамен на предмет того что я знаю о жизни в принципе. Но я справлялся - всё же, когда возраст твоей личности переваливает за сотню, поневоле приобретаешь какой-никакой опыт.

У меня была насыщенная жизнь - что эта, что прошлая. В свою очередь я попросил духа узнать, была ли Киана среди тех, кого он убил - и он не понял вопроса. Не понял разницы, между жизнью и смертью…

– Чем отличается жизнь от смерти? – спросили меня с образом недоумения. – Это же просто форма энергии, одно перетекает в другое, разве нет?

Я тяжело вздохнул. Это будет долгий разговор. Хитрец водил меня по городу долгими, обходными путями - словно чувствовал, что его отодвинут в сторонку, когда я встречусь с королевой земли теней. Но я не препятствовал - пожалуй, мне даже нравилось заниматься подобными воспитанием.

Это был несколько необычный опыт - дарить знания могущественному сверхъестественном существу, а не получить их от него. Значило ли это, что я сам вырос, раз способен сотворить подобное? Или то была лишь случайность, порождение дикой магии, что я лишь временно сумел скопить в себе? Медленно шагая по улицам мертвого города, я задавался многими вопросами: но, в отличии от вопросов моего творения, ответить на мои не мог никто.

Он учился быстро - быстрее, чем любой разумный которого я когда-либо встречал. И это, несмотря на заискивание, несмотря на искренние, детские эмоции этого существа, вызывало у меня тревогу. Дух смерти пока не мыслил категориями далекого будущего, не планировал стратегию на годы вперед: словно ребенок, он мыслил категориями сегодня и сейчас.

Я запрокинул голову вверх, смотря на серые, затянутые тучами небеса. Где-то там, вдалеке, королевства окутывала завеса, что скрывала нас от взора богов. Завеса, созданная силой, природу которой я так и не сумел понять. Но этой силы оказалось достаточно, чтобы запереть мое творение в Таллистрии.

– Тебя волнует тень в небесах, Отец?

– Ты её видишь? – слегка удивленно спросил я.

– Чувствую.

– Не завеса сама по себе. – покачал головой я. – Она полезна, ибо скрывает нас. Меня волнует её создатель.

Он долгое время молчал, впав в глубокую задумчивость: я определял это по тому, что в такие моменты дух утрачивал контроль над внешними флуктуациями собственной энергии. А затем, спустя долгие минуты прогулки, когда мы были уже недалеко от королевского дворца, ответил:

– Я помню его. Плохо, фрагментарно, но помню. Могущественный. Сильный. Страшный. Он ворвался ко мне в разум, когда я ещё даже не знал, что такое разум. Он запер меня здесь, в границах Таллистрии. Это словно блок во мне: могучий, нерушимый, сотворенный волей, что способна на невозможное.

Я вздохнул.

– Это я знаю.

Дух неожиданно заволновался. Пространство вокруг черной кляксы дрогнуло, заискрило серыми всполохами, исказилось и пошло рябью: а само существо принялось быстро тараторить, словно боясь моего разочарования:

– Не думай, что я слаб, Отец! Просто я молод, а он очень стар. Мне всего несколько лет, а в его разуме было эхо целой вечности, и много-много того, что я пока не могу понять. Но однажды я вырасту и сломаю его оковы. Придёт день, когда даже такой как он, меня не удержит.

Я не стал объяснять ему, что меня волнует именно это. Вместо этого я спросил другое:

– Что ты можешь сказать о нём? О его природе? Я так и не смог проникнуть в эту тайну, но мы видим мир иначе. Возможно, твой взгляд поможет нам лучше понять нашего противника. Похож ли он на тебя? Чем является? Элементалем? Духом? Демоном или темным богом? Что есть ближайшая аналогия к его бытию?

Мы даже остановлись, пока мое творение размышляло. Флуктуации энергии стихли, перестали быть волнующими, стали скорее свободными. Но он учился быстро - и вскоре дал мне ответ.

– Мы похожи, но иные. Оба нематериальны. Оба несем в себе силу смерти. Но я был рожден естественным путем - почти случайно, в вихре твоей воли и силы. Он же был создан как орудие, невероятно могущественное, древнее, в котором слышно эхо воли, что способна сотрясать саму вселенную. Я не знаю слова, которым можно описать подобное существо. Это не бог и не демон, не дух и не элементаль. Он словно эхо, сотворенное кем-то куда сильнее него, но даже этого эха достаточно, чтобы сотрясать миры и быть подобным богам. Но как и у всякого эха, у него нет будущего: его судьба затихнуть. Чем бы он ни был, у него нет души.

– Не такой вещи, как судьба. – просто ответил я. – Будущее не предопределено, и нет во вселенной силы, способной предсказать случайность всегда и везде. Помни об этом, если однажды тебе расскажут о том, что твоя судьба - быть побежденным.

– Я запомню, Отец.

– Говоря же о душе… Ты говоришь об этом как о недостатке. Но ты уверен, что она есть у тебя?

Ответом мне был звонкий, чистый, добрый смех в котором не было и тени зла: я уже и не помнил, когда слышал такой в последний раз. Он неожиданно глубоко резанул меня внутри: возможно, потому что я сам никогда уже не буду способен смеяться так.

– Конечно, Отец. Ведь ты дал мне часть своей.

Я не ответил, но это и не требовалось. Неожиданно для самого себя я понял: с меня словно сняли тяжелый, многотонный, груз, словно с атланта, что перестал держать небеса. Всё тревоги, связанный с мертвым королевством, всё опасения утраты контроля, волнение за будущее своей власти - они ушли, словно их не было.

Между нами словно на миг возникла нить - между безжалостным императором-завоевателем и молодым, чистым и невинным духом, что родился из его гнева и стремления убить врагов, и эта нить дала мне понять, что он не лжет.

Говорят, лучшие мастера магии людей могут вложить частичку своей души в свои творения - и, пусть и случайно, похоже, я сумел сделать тоже самое. И это меняло всё - ведь как можно боятся части собственной души? Того, что возможно, более ценно для любого человека, чем даже его родное дитя? Какое-то седьмое чувство, идущее изнутри, ясно давало понять - даже если рухнет сама вселенная, последнее, чего я могу оказаться среди её руин, будет мое творение.

И это было бесценно.

Я улыбнулся - искренне. Так ли удивительно, что моим лучшим творением оказалось совершенное оружие? Пожалуй, это характеризовало меня как человека определенным образом - но я не был против. Я принимал себя таким, какой я есть.

Мелайя встретила меня, в легком, пурпурном платье, легкомысленно развалившись на троне.

– Теперь это земля теней, здесь нет места живым. – передразнила меня бывшая охотница.

Я развел руками.

– Из любого правила есть исключения.

– Ты уж точно исключение из многих правил. – хмыкнула она, слезая с трона. – Визит неожиданный, но не скажу что неприятный. Я уже настроилась сидеть тут ближайшее столетие одна. Знаешь, у меня есть претензии! Ты говорил о величии, но как-то здесь… Скучновато, знаешь. К тому же… столько грязи, крови и смерти теперь витает

Я ненадолго замолчал, сделав предельно серьезное, каменное лицо.

– Величие и созидание - это не одно и тоже. – негромко сказал я. – Ты должна знать это лучше других.

В тронном зале повисло тягучее, зловещее молчание.

– Ты безжалостный ублюдок. – наконец, спокойным голосом сказала Мелайя. – И я хочу обвинить тебя во множестве вещей. Однако в этом ты не лгал, это правда. Поэтому давай вместо того чтобы заниматься любовью с твоим мозгом, мы пройдем в более подходящее для встречи старых друзей место, и займемся чем-то более приятным?

Я не отказался.

Удивительно, но во дворце сохранились вполне рабочие, заботливо поддерживаемые в прекрасном состоянии купальни. Нежити не нужна еда - но, похоже, некоторые женские привычки оказались неистребимы даже у вампиров.

– Дашь мне своей крови? – легкомысленно, осведомилась королева Земли теней, без тени стеснения скидывая с себя одежду и ныряя в теплую воду бассейна.

– Сколько хочешь. – усмехнулся я, раздеваясь.

Сложно сказать, сколько раз она убила меня. Кажется пять… или семь? Это не отложилось у меня в памяти, потому что я не считал: просто у меня раз за разом останавливалось сердце, пока впившись в шею девушку тянула из меня кровь, и мое бессмертие вновь и вновь запускало его, сотворяя новую, чистую кровь.

Мертвенно-бледная, совсем не похожая на живую фигура преобразилась, наливаясь цветов, соком и жизнью. Вскоре Мелайя уже ничуть не напоминал нежить - став прекрасной, молодой девушкой с идеальной фигурой, слегка раскрасневшейся, и на вид такой невинной…

А дальше я потерял счёт времени. Возможно прошел день… два… или неделя. Бессмертному не нужна еда, сон или отдых: пусть их переносить и более неприятно, чем для безучастной нежити.

Но всему приходит в конец, и в какой-то миг, вяло лежа на теплом камне под водой, я лениво принялся размышлять: является ли это некрофилией, или всё же нет.

Напившаяся кровью и жизнью, она совсем не отличалась от молодой девушки - ни на ощупь, ни даже в энергетике. Идеальный диверсант: пока сам себя не раскроет. Однако был один фактор, что я всё же вынес для себя.

Бессмертный, в отличии от нежити, не является полностью неутомимым. Я мог сколько угодно восполнять силы, прибегая к нему, но в конце-концов меня банально залюбили до такой степени, что у меня полностью отказало желание продолжать заниматься любовью: даже при наличии физической возможности и прекрасной, неутомимой любовницы под боком.

– Сдаешься? – ехидно посмотрела на меня Мелайя, подходя поближе и ставя рядом поднос с дымящимся отваром для меня.

– Сдаюсь. – вяло махнул рукой я, не чувствую между ног и тени движения при взгляде на обнаженную фигуру девушки.

Наверно, это всё же некрофилия, решил для себя я. В ином случае я бы продержался дольше - но предпочтения оказывают эффект, всё же, я не какой-то там извращенец, а обычный мужчина…

– Да-да, утешай себя мыслями что это некрофилия. – зевнула хорошо знавшая меня вампирша. – Какие только оправдания мужчины не выдумывают чтобы оправдать свою слабость…

– Это нечестно. – вяло отбивался я. – Ты не знаешь усталости.

– Зато я изучила все книги по плотским утехам, что смогла найти в городе, пока тебя не было. – фыркнула бывшая охотница. – И мы даже не попробовали половины, потому что ты ханжа и скромник. Вот уж чего не ожидала!

– Извращения - это для ненормальных, а я психически здоров. – отбрил девушку я.

– Утешай себя этой иллюзией и дальше, друг мой некрома…фил! – крикнула она, удаляясь за одеждой.

Это место определенно на меня плохо влияет. Надо будет как-нибудь ещё заехать…

Я не стал задерживаться надолго - легкого отдыха было достаточно. Вскоре меня проводили к границе тем же путем, что и раньше: но в этот раз вместе с духом меня сопровождала и сама Мелайя.

– Ты знала, что он научился искривлять пространство? – поинтересовался у девушки я.

– Конечно. – пожала плечами она. – Вообще-то, я сама научила его пользоваться лесными тропами. Они были в Таллистрии и раньше, просто мало кто знал: но я нашла инструкции в архивах королевской семьи. Пусть леса и мертвы, сами тропы остались, так что малыш справился.

– Малыш? – приподнял бровь я.

– Ну, ты оставил ребенка на меня, так что не жалуйся теперь на его воспитание. – хмыкнула Мелайя.

Я оставил это заявление без комментариев.

– Оставь нас. У меня есть разговор для малыша. – сказал я девушке ближе к границе мертвой земли.

Она смерила меня странным, печальным взглядом. А потом крепко поцеловала в губы, обняв.

– Заглядывай иногда.

– Киана жива. – ответил я.

На несколько долгих мгновений королева земли теней застыла в ступоре. А потом встрепенулась, тряхнув волосами.

– Лучшая новость за последний год, что сказать. Не убивай её. Пожалуйста.

– Не буду. – коротко ответил я, отворачиваясь.

Некоторое время мы молча стояли на границе: я и дух, которому я так и не дал имени.

– Я чувствую, тебя всё ещё что-то беспокоит, Отец. Что волнует тебя?

– Некс. – ответил я. – Твое имя Некс.

– Несмотря на то, что я рад получить имя, ты не ответил на вопрос.

Да, он учился быстро…

– Там, за границей, которую ты пока не можешь преодолеть, лежат мои земли. Мир, что стал моим, пусть пока и частично. – вздохнул я. – Я не хочу, чтобы он стал таким, как Земля Теней.

– Но… Разве ты не создал меня, чтобы убивать?

– Создал. – кивнул я. – И ты выполнил свою задачу. Это не значит, что ты должен уйти, когда она выполнена. Но я никогда не хотел убить эти земли. В конце-концов, это мир, в котором я живу.

– Ты хочешь сказать… Что я не должен был убивать всё живое в Таллистрии?

– Да. – просто ответил я.

Он молчал долго - неожиданно долго для существа, способного учиться очень быстро, что свидетельствовало о глубоком самоанализе. Кажется, внутри молодого духа бушевали эмоции - и даже я, связанный с ним больше, чем кто бы то ни было, не мог понять их природы.

– Смерть - это то, кто я есть. – раздался в моей голове тихий, печальный голос Некса. – Нести смерть - моя природа, моя суть, мое предназначение. Я не могу изменить то, кто я есть.

– Даже смерть можно преодолеть. – эхом отозвался я, глядя на горизонт. – Мы не можем изменить свою природу, ты прав. Но мы можем преодолеть её. Я был рожден человеком, и я остаюсь человеком и по сей день: но дела, что я сделал, миллионы людей назвали бы бесчеловечными. Я же назову это величием. В том, чтобы следовать тому, кто ты есть, тому, что кажется твоим предназначением, нет величия, ибо в этом нет борьбы, нет подвига, не преодоления невозможного. Измени себя, не изменяя себе, если хочешь этого. Иногда для того, чтобы совершить невозможной - нужно лишь желание, сильное настолько, что заставляет содрогаться само мироздание.

Он не ответил, но ответа мне и не требовалось. Разве ты ждешь от детей ответа, когда делишься своей мудростью?

Я уже было собирался переступить границу, как голос Некса догнал меня:

– Прежде, чем ты уйдешь, Отец… Ответь мне. Кто я, по-твоему? И кем бы ты хотел, чтобы я стал?

Связь между душами натянулась, словно струна: и понял, что всеми силами молодой дух пытается добиться от меня правдивого ответа, и даже случись мне солгать, он поймет реальный ответ. В конце-концов, в какой-то мере, у нас всё ещё одна душа…

Я запрокинул голову, смотря на лучи закатного солнца. И с возрастающим изумлением понял для себя - что не хочу власти над тем, кого мог бы по праву претендовать на силу самого могущественного оружия этого мира.

Мне не нужен был Некс, чтобы завоевать этот мир. Напротив, скорее он бы убил всё живое: а я хотел править, а не убивать. И в то же время я хорошо знал себя: как сторонник простых, эффективных решений, я без колебаний бы обратил в прах половину континента, чтобы завоевать оставшуюся. Но это была дорога без возврата - эти мертвые земли уже не станут живыми. И в один день я останусь властелином пустоши, населенной нежитью… Императором мертвого мира - а это было тем, чего я никогда не хотел. Чего не хочет ни один настоящий мастер смерти, на самом деле: ибо мы побеждаем смерть, властвуем над ней, а не служим ей. Но тогда чего я действительно хочу от него?

– Ты убийца, Некс. Так же, как и я, создавший тебя. Совершенное оружие, равного которому нет в этом мире. – медленно ответил я. – Однако есть два типа убийц, которые я знаю: разрушители и защитники. Большую часть моей жизни я был первым - но сейчас, глядя на то, что принадлежит мне, я понимаю, что в какой-то степени стал вторым. Каждый правитель, плохой или хороший, является защитником своей земли - просто по определению.

Темная бездна хтонического древнего бога встала перед моим глазами, безучастно требуя у меня позволить ей поглотить всё. – Это мой мир…

Я тряхнул головой, выныривая из недр памяти, и отправил этот образ Нексу.

– Этот мир… Он не всегда был моим - но стал таковым. Я хотел бы, чтобы он стал и твоим. Чтобы ты был защитником этого мира - а не его убийцей.

Он услышал меня, и что-то изменилось в воздух вокруг. Пространство и время словно задрожало вместе с воздухом, мертвые деревья зашевелились, приходя в движение. С удивлением я понял, что силы целого королевства стягиваются сюда, в границе, прямо в сердце духа!

Черная клякса разбухла, налилась силой, превращаясь в антрацитовый шар с серым ореолом, который, словно черная дыра, тянул и тянул в себя силу… Оглушительный грохот! Черная молния бьет в землю, взрывая её, одна, другая, третья: в лицо ударил ветер невероятной мощи, заставляя меня прикрыться ладонью и обнажить клинок, вонзая его в землю, чтобы не быть сдутым ураганом.

В центре шара открывает своё око тысячерукий спрут, и бесчисленной множество черных щупалец вгрызаясь в землю, воздух, в само пространство вокруг: в безудержном стремлении дотянуться… дотянуться до чего?

С неожиданной, невероятной ясность, я понял, что он делает: подобно тому, как я читал память мира, молодой дух, собравший большую часть своих сил в кулак, пытался дотянуть до самого энергетического сердца планеты: но зачем?

Энергия взвилась вихрем, превращаясь в немыслимый ураган. Ни одна лишь смерть пришла в движение - но вся магия, что была рядом, вскипела вокруг. Впервые в жизни я увидел шторм силы, созданный не мной - и даже не моим творением… Созданный самим миром!

Завеса в небесах заискрила, покрываясь сероватыми молниями: и, словно перестроившись, рассеяла давление, распределяя его по всей поверхности себя. Небо от горизонта до горизонта покрылось серовато-серебристыми тучами, по которым то и дело пролетали разряды.

Я совершенно перестал понимать, что вообще происходит. Но внезапно для меня ураган рассеялся, почти мгновенно стихая: а на мое сознание обрушился тяжелый, словно повзрослевший в один миг голос Некса, чье ядро рассеялось, становясь привычной мне кляксой.

– Я БУДУ БОЛЬШИМ, ЧЕМ ЭТО.