Очнулась от адской боли. Руки горели от запястий до кончиков пальцев. Я орала, но легче было отстраниться и представить, что вопли не мои и это кто-то вдалеке. Но еще более ненормально было другое: я сидела не на подушках, а на абсолютно голом Кристиане, который зажимал мои бедные кисти.
От его рук исходили волны, — колючие, будто с кристалликами льда, — то, что мне сейчас требовалось. Однако облегчение наступало буквально на пару мгновений. А потом я снова ждала, когда его магия ослабит это жжение.
Болонка скакала по кровати, высоко подкидывая зад, словно жеребец.
— Он ее убивает, убивает!
— Перестань орать, ты ее сильнее напугаешь. Я же здесь… Скорее, пытается забрать контроль. Ты в какой момент заметил?
— Ну, ты сказал, прислушиваться. Я остался с ней, на всякий случай. Спрятался под кровать… Что ты так смотришь? Несчастная девочка… Все врут ваши газеты. Не может она быть той самой распутницей. Ты ее синяки видел? И знаю я, как выглядят развратницы. Кого ты только сюда не приводил на моем веку…
— Аргус!
— Что Аргус, что Аргус? Не одного тебя мне охранять. Ты давно должен был сделать мне маленьких легранчиков. Я от тебя за столько лет утомился… В общем, выставил заслон вокруг нее. Немножко с родовой магией. У меня же другой нет. Она иногда стонала. Показать как?
— Нет, — прорычал Кристиан. — Не отвлекайся. Со слов Аргуса выходило, что я попыталась выйти из комнаты, но, не доходя до двери, застыла и стала кричать.
На лбу Кристиана выступили капли пота. Я через сорочку чувствовала, какой он горячий. При этом маг продолжал отдавать чистый холод. Время от времени у него сводило мышцы на руках — потом и на ногах тоже.
Держал он меня в каком-то захвате. Внизу был он, а сзади — спинка кровати. Я старалась не брыкаться, но иногда почему-то начинала неистово вырываться и даже не орать, а хрипеть.
— Сейчас пройдет, Белль, — прошептал он в ухо, дождавшись момента, когда мне снова полегчало. — Это была попытка тебя взломать... Как комнату или сундук. У вас связь через браслеты… Но то ли ты сопротивлялась, то ли Аргус отбил. Скоре всего вы оба… Я же кретин. Все не могу поверить, что такими методами можно воздействовать на живого человека.
Наверняка, он хотел сказать, на собственную жену, но сдержался.
— Синяки, — напомнила собачонка. — Весьма жестоко, и там, где платье обычно все закрывает. Ты же ее переодевал… Очевидно, супруг у нас с фантазией. Мне даже интересно, какую историю он выкатит завтра… Я беру свои слова обратно. Горгону ему лысую в кружевах и чепчике, а не герцогиню… А чего ты, кстати, такой нервный, Крис?
— Белль, не ерзай, пожалуйста. А ты — заткнись.
— Ну, вообще испытывать возбуждение во время отдачи магии — это отклонение. А к бедной девушке, выпитой досуха и чуть что теряющей сознание… Я прямо тебя не узнаю. Напомни, почему ты на ней не женился? Когда пять лет назад леди Вальмонт окончила свой пансион и вышла в свет, она значилась на первой строчке в ежегодном рейтинге невест. Нам не пришлось бы столько тратить на эти бесполезные ежегодные отборы…
Вжух. Аргус просвистел в воздухе по направлению к противоположной стене. По траектории он должен был удариться об портрет строгой леди в чепце и с крючковатым носом, но вместо этого — просто испарился перед ним.
— Ты ничего не слышала, хорошо?
Я быстро кивнула… А также ничего не видела. Боль почти отпустила. Лицо горело. У него тоже. Но я старалась смотреть только вверх и не встречаться с Кристианом взглядом. Он бы с превеликим удовольствием разжал руки и что-то на себя накинул, однако все еще опасался ослабить хватку.
Наконец на меня опять накатила сонливость. Мы оба сообразили, что это значило. Я все же глянула в его невыносимо фиалковые глаза.
— Это все? А если повторится?
— Уже нет. Сейчас что-нибудь намотаем. И Аргус уже уловил враждебную магию и так просто к тебе ее не пропустит. Он дух-защитник Легранов, весьма силен и без меня. Обычно помогает лишь членам семьи. Но от тебя уже без ума. Мнется здесь от безделья… Я редко появляюсь в Энтине. Только когда следует побыть в одиночестве и подумать.
Значит, Кристиан удалился сюда размышлять о будущем, о своей Лилиане. И тут я. Если я снова скажу, что мне жаль, что от этого поменяется?
— Спи, Белль. Ты снова справилась.
Он смотрел так серьезно, а потом прижался губами к моему лбу.
…Меня поцеловал чужой мужчина. Не тот, которому я клялась в верности до самой смерти. И магия князя плескалась во мне, от кончиков волос и до самых пяток. Но если подумать, реальная гибель была не за горами. И для общества я уже, определенно, мертва.
Потом сквозь сон до меня доносились то лай, то короткая ругань, а то и вполне мирная болтовня.
— Обвязывай нормально, крепче, — тявкал Аргус, которого полет через комнату ничуть не смутил.
— Но у нее кожа такая тонкая. Нельзя перетягивать. И, смотри, она снимает.
— Так ты додумался, галстук накручивать. Еще бы носки на руки надел. Неси свою рубашку. Побольше и подлиннее. Ту, что дольше всего носил. Твоя магия сейчас необходима.
На секунду мне резко стало холодно, а потом сразу тепло. Рубаху заранее нагрели, чтобы избежать перепада температур.
Кристиан мог раздевать и одевать женщин без помощи рук. Наряду с привычкой спать голым… — похоже, он вел не очень строгий образ жизни. Да и предложение, которое он сделал мне пять лет назад, говорило о том же.
Впрочем, сейчас это все неважно. Зачем я ему? Против воли этой ночью я подслушала и кусок другого разговора:
— Завтра последний срок, когда ты можешь заявить о помолвке. Потом Лилиана, с ее высокими баллами и безупречными характеристиками, вольна выбрать другого жениха.
— Каждый из нас хозяин — своей судьбы. Или хозяйка. Девушка имеет право на счастье. Я за две недели так и не определился. Зачем хвататься за помолвку в последний момент… Это как бежать за уходящей вдаль каретой.
Голос Кристиана был подозрительно сонным и шел откуда-то слева.
— Ты мог бы для приличия расстроиться.
— У меня обстоятельства государственной важности. Надо выручить Белль, вернуть ей ее графство и получить союзника на границе с Марбо. Если хотя бы часть моих подозрений подтвердится, то там сменится герцог. Де Роман ответит за то, что с ней сделал.
Аргуса я не услышала. Но на его месте я бы задала только один вопрос — зачем?