Герцогиня из приюта

Глава 70

Быстрее всех я управилась с Бенджамином и Морри. Мальчики опять потребовали сказку про драконов. Но на этот раз ее рассказывал Аргус: она получилась динамичной, с пятью разрушенными деревнями и одним сожженным дотла городом. Мальчишки плавились от восторга.

Подозреваю, что после они только сделали вил, что угомонились. Оба забрали с кухни по три напитка, и сейчас кружки выстроились на их тумбочках в ряд.

Огонь в камине догорал. Предлога находиться в спальне дальше у нас не было.

— Я через час проверю, чтобы все спали, — одними глазами промурлыкал пес. — В детских комнатах Кристиан распылил «угасительный» порошок. Он не позволит заклинаниям распространяться и усиливаться.

Когда мы зашли к Люку, он уже сладко сопел и, похоже, не притворялся.

— Это не ребенок, а стихийное бедствие. Я немножко зачаровал его медовое молоко, — признался хранитель. — Завтра на уроках он доведет Кернана своими энтузиазмом и активностью, но это лучше, чем если бы он до утра бродил в замке, пока все спали.

Я отложила лекцию о педагогике на следующий раз. Люк, действительно, становился потише в присутствии князя.

Соня и Мири уже лежали в своих кроватках и болтали. Они выбрали послушать довольно страшную сказку — про маленькую дочь дровосека, которая трижды терялась в лесу и всякий раз попадала к злой колдунье. И пока я переплетала густые косы старшей девочки, она уснула на самом остром моменте — когда дочку дровосека запихивали в печь.

Моему голосу явно не хватило выразительности. С другой стороны, теперь я знала, что просто создана для «колыбельных» историй. Интересно, Кристиана я тоже смогла бы вот так усыпить после тяжелого дня?

Дикость этой мысли немного привела меня в чувство. Здесь в Энтине, возясь с детьми и распоряжаясь, как у себя дома, я постепенно утрачивала связь с реальностью. А ведь та никуда не делась.

Мири внимательно дослушала сказку до конца… И про восставшую деревню, и про смерть колдуньи. Бочком-бочком, постепенно она сползла с подушки вниз и переместилась ко мне на колени.

В этой комнате очаг тоже едва тлел. Рассеянно наблюдала, как утихающие тени ложатся на стены и задевают детские щечки. Я как будто разделилась на две части. Одна половина меня умирала в Круа, стыла вместе с жертвами Роберта. Другая — жила в этих детях. Частила вместе с сердечком Мири, неслась через две ступеньки вместе с Люком.

… Рваться от боли и заходиться от радости. Я всегда считала себя спокойной и не слишком эмоциональной. Но сейчас мне только это и казалось правильным. Одни умирали, другие рождались, а стоящий на грани чувствовал каждого.

Раньше собственная магия мешала мне тренировать этот вид восприятия. Я слишком была полна собой.

Девочка робко коснулась пряди моих волос.

— Можно? — спросила она. — Вы трогали меня за волосы, когда стояли позади. И внутри как будто лопались пузырьки. Стало легче дышать… Если я поглажу ваши, наверное, вам тоже полегчает. Хотя я даже близко не такая кудесница, как вы.

Я кивнула. И два указательных пальчика принялись накручивать из моих прядей тяжелые кольца. Ого, какие у меня светлые и в то же время золотистые волосы. Сейчас я заметила то, чего не видела в зеркале, — они блестели. Наверное, да, это красиво.

Мои волосы нравились нянькам, родителям, подругам и, конечно, Роберту… Какая красивая девочка. Какие чудесные волосы… Но я никогда не думала о них отдельно. До этого момента… Между пальцами Кристиана они выглядели бы так же хорошо.

— Ты станешь замечательным магом, Мири. Честным и смелым. Будешь смотреть в самую суть вещей. Но почему ты думаешь, что мне плохо? Я не смогла вспомнить, когда мне в последний раз было так хорошо.

Она обняла меня за талию и вжалась носом в грудную клетку.

— В нашу деревню приходила девушка. Она потеряла своего новорожденного мальчика и часто спускалась на берег. Посмотреть, как мы играем. Глаза у нее были, как у вас, — они плакали и улыбались. Только ваши еще и светятся.

Мое первое впечатление о ней оказалось верным. Девочка стеснялась, сомневалась, но шла вперед. Без мешавшего ей магического недуга все у нее сложится.

— Нет, Мири, Слава Богине, это не так. Она не послала нам с мужем ребенка. Я считала это своим горем, но сейчас… У меня была мечта стать талантливым — ладно, не буду врать, великим, — лекарем. Вот ее я давно похоронила. Но познакомилась с вами, и оказалось, что я могу видеть скрытые магические недуги. Это редкая способность. От этого рядом с вами я так радуюсь, потому что не бесполезна.

Девочка смотрела на меня, не зная, что сказать. Эти взрослые слишком сложно устроены, чтобы понимать, когда они грустят по-настоящему, а когда — счастливы немного погрустить.

В спальне, куда мы с Аргусом добрались через портал, — а это значило, что Кристиан вернулся в замок, — меня ждал сюрприз. В вазе на трюмо стоял ослепительный букет. Лепестки и листочки слегка звенели.

Я остановилась на пороге и ухватилась за дверной косяк.

Среди прочих соцветий бутоны алой весперены невозможно ни с чем перепутать. Этот прихотливый цветок способна принять только та, которая любима. Иначе жгучие бордовые лепестки весперены, с живым огнем внутри, почернеют и погаснут… Королева цветов сияла и благоухала.

Еще я узнала сине-золотой люменис, с его удлиненным цветками. Золотые искры он копил именно в них, в самой сердцевине, и пробуждался каждое утро, как маленькое солнышко. Его дарили как обещание верности, а запах сравнивали с сочными травами на берегу лесного озера — терпкий, строгий, без всякой сладости.

Это неспроста. Люменис не выносил измен. Считалось, что подаривший его связывал себя навеки. По легенде, стоило обманщику зайти в воду, как его ноги оплетали гибкие стебли и он тонул… А еще здесь тонкие нити лесной траэлы — своими крошечными соцветиями она оплетала другие цветы и защищала того, кому была предназначена, от обмана. И огненная ланторея, вот она, — та распускалась лишь на зов сердца. Это значило, что подаривший ее ждал свою возлюбленную годами.

Я не заметила, как подошла ближе, и, не касаясь, проводила пальцами над каждым бутоном... Фиора, помогающая пробуждать воспоминания о забытой любви... Камалис, бутоны которого никогда не раскрываются до конца, — он позволяет слышать возлюбленную на любом расстоянии.

— Зачем, Кристиан? — пролепетала я. — Это так… Это…

Князь вошел в комнату с террасы.

— Человек, если он не идиот, не совершает одну ошибку дважды. А человек любящий, тот не задается дурацкими вопросами. Я счастлив, что ты здесь, со мной, Белль. Я не мог об этом и мечтать.