Герцогиня из приюта

Глава 98

Кстати, Аргус, славный пес, отлично справлялся. Время было довольно позднее, а давление теней, которое я обычно уже ощущала — даже не догадываясь, что это оно, — отсутствовало.

Мы сидели с Кристианом в придвинутых близко креслах. Наши колени и бедра соприкасались. Его рука лежала на подлокотнике, а моя, словно случайно, опустилась сверху. Букет продолжал наигрывать свою мелодию. Рядом с Крисом цветы становились почти не слышны, однако я все равно улавливала их голоса.

Стоило немалых усилий, чтобы не взять свои слова обратно. Думаю, это касалось и его тоже. Зачем переливать из пустого в порожнее, даже иносказательно… Мы ведь могли просто уснуть, заключив друг друга в объятия. Однако я помнила, к чему приводят недомолвки и знала, что по-прежнему чрезвычайно уязвима. Стоило Роберту поднажать, достать еще один скабрезный факт, очерняющий Леграна, и моя вера в любовь князя зашаталась бы, как карточный домик.

Ненавидела себя за эту неустойчивость и от того с еще большей нежностью водила пальцами по внутренней стороне его запястья. Как будто заранее извиняясь. Кристиан стоически терпел. Я же убедилась, что, глядя на меня, он готов терпеть чуть ли не бесконечно.

— Я же могу задавать тему? Любые вопросы? А твои ответы вполне сойдут за сказочную повесть.

Потерлась щекой о его грудь. Мужчина распахнул рубашку, и касание атласной кожи было приятным до дрожи.

— Конечно, Белль. Я всегда найду момент, чтобы ввернуть историю. Спрашивай, о чем пожелаешь. Единственное, я бы не хотел касаться своего детства. Эти впечатления до сих пор болезненны — а сейчас, рядом с тобой, я просто купаюсь в гармонии.

Он немножко кривил душой. Эйфория между нами имела мало общего с тихим упоением.

— Невинные девицы, Кристиан… Мне еще тогда показалась твоя фиксация на них не совсем здоровой. После того, как я сама была буквально возложена на алтарь и прошла через ритуал прикрепления, а затем отъема… Я не сравниваю. Не вздумай обидеться. Я лишь желаю разобраться… Ты соблазнял всех этих красавиц с определенной целью, или в их невинности заключалось предпочтение? Фетиш.

Уверена, что моя мать, прожив с отцом несколько десятков лет, не позволила бы себе подобный пассаж. Я только что спросила у Леграна, что за причина заставляла его выбирать девственниц — и уж не извращенец ли он?..

— Ты так мило краснеешь, Бель. Мы обязательно возьмем за правило обсуждать что-то запретное хотя бы раз в неделю. И, главное, не ограничиваться словами, а пробовать это вместе. Ты сможешь практиковаться на мне. Я никому не скажу.

В его бездонных глазах не было и намека на стыд… А в моих? Я вдруг представила себя в комнате с отполированными до блеска черными-черными панелями на стенах. Лежащей в постели на черных-черных простынях... Его спальня.

Мои руки заведены за голову, сведены вместе и связаны. Грудь обнажена, и я не в силах восстановить дыхание. Белое тело смотрится так же вызывающе, как кровь на снегу. Я жду… Я вся превратилась в ожидание. Сейчас в комнате пусто, но он должен прийти. Он совсем близко.

…Что это? Неужели мои же мысли, или я снова поймала его фантазию? Даже если так, то почему мне так странно… Так тяжело сидеть ровно, а вместо этого появляется потребность спрятать лицо в ладонях и свернуться клубочкам. Но это не была бы поза защиты. Ведь некоторые части моего тела открывались бы ему.

— Кристиан, это нечестно. Только я задала вопрос, как ты уже ускользнул, оставив меня один на один… Впрочем, неважно. Вы сами себе противоречите, Ваше Высочество.

— А что ты увидела? — оживился он, но тут же собрался. — Это самая скучная тема из всех возможных. Хотя бы потому, что я не выделял девиц в отдельную категорию. Скорее, наоборот, старался избегать. Но я, разумеется, проясню, раз это для тебя важно.

На самом деле куда больше меня беспокоила Сесилия, но я понимала, что такими темпами подозрительность скоро перерастет в манию. И здесь мне самой следовало понаблюдать и решить, что имело место — нездоровая привязанность к митре или рабочие отношения.

— Когда ты меня похитил перед свадьбой...

Я не удержалась и хмыкнула. «Похищение» звучало чересчур грозно, хотя Легран тогда выкрал меня прямо из постели и попытался переубедить, как умел.

— Ты довольно подробно расписывал свой характер отношений с дебютантками. Ты еще, помнится, называл это честной сделкой, потому что не обещал им ничего, кроме денег. Я и тогда, мало что соображая, утверждала, что это жестоко. Это никакая не благотворительность, а откровенный цинизм и ложные надежды… Девушка, особенно красивая, всегда рассчитывает, что уж на ней-то черствое сердце растает. И ты женишься… А вместо этого она получала денежный куш и необходимость искать другого мужчину. Того, кто возьмет ее после всего, что с ней случилось…

Он ощутимо напрягся. Как бы Легран ни сводил все к шутке, слушать обвинения из моих уст ему было тяжело. Поэтому я не убирала руку с его плеча. Это не допрос. Всего лишь попытка его понять. О том, что я буду делать, если ответы меня не устроят, старалась не думать.

— И Бартоломью Крейден сказал, что после мой свадьбы ты не оставил этой своей привычки.

Кристиан криво улыбнулся.

— Заметь, Белль, дознаватель не утверждал, что на отборах я соблазнял невинных овечек. Но он произнес свою тираду с таким отвращением, что ты восприняла это именно так… Отец Барта служил управляющим у моего отца. Ни папаша, ни сын не появлялись на Вилле, потому что Крейден занимался южными регионами Ланвиля. Но даже оттуда он сделал совершенно верный вывод, что мой родитель — редкая сволочь. Крейден уволился до того, как князь окончательно свихнулся. Вслед за отцом Барт вынес стойкое убеждение, что те, кто имеют высшую власть и деньги, практикуют отвратительнейшие безумства. Такие, на какие у обывателя, не хватит ни средств, ни фантазии… Если ты с детства брал все, что желал, то дальше неизбежно пробовал что-то другое. Что-то более острое. А предела практически нет. Не замечая этого, охотник за ощущениями гниет изнутри. Превращается в выродка, не способного получать эмоции естественным путем.

Я допускала, что это могло быть правдой. Как-то, когда муж с Патриком думали, что я уснула в своем кресле, — в момент очередного ухудшения меня вывезли на вечернюю прогулку — де Труи, хихикая, рассказывал, что у правителя Азарии имелся тайный гарем, объединенный с конюшней и зверинцем.

— Для воина это смерть, — вдруг сказал Крис. — Настоящего воина ведет его душа. Пылающая страсть. Если внутри тебя тлеют головешки, в бою ты не оторвешься от земли.

— Не смей сравнивать себя с ними, — тихо оборвала его я. — У тебя никогда не было проблемы, где взять эту страсть. С переизбытком силы, с контролем над ней — да. С чувством вины, связанным с тем, что ты вообразил себя ответственным за родителей, — видимо, тоже. Но не с тем, чтобы высечь искру… Те, о ком ты говоришь, всего лишь слизняки. А ты воин. Ты был им до нашего знакомства. И сейчас ничего не изменилось.

Кристиан рассмеялся.

— Ты не годишься в обвинители, Белль. Ты настоящая женщина. Ты всегда дарила мне крылья. Даже когда я вел себя, как ничтожество… Давай же вернемся к нашей стыдной сказке. Давным-давно болтался по объединенным королевствам один пресыщенный… чудак. Он редко влюблялся, а остывал, напротив, чересчур быстро. Сам чудак связывал это с перепадами силы. Несколько раз его энергетические раны не оставляли лекарям надежд, но этот… зачем-то выживал. Как ему потом объяснила прекрасная фея, проблема заключалась в том, что женщины падали к его ногам еще до того, как он входил в залу. Потому что его слава, титул, деньги и непомерное высокомерие ступали туда первыми…

— Кристиан!

— Хорошо-хорошо, Бель, не отвлекаюсь на фею…

И он принимался целовать мои ладони… Да с таким сказками мы до утра не закончим… Одна луна уже обогнала другую, указывая, что полночь давно миновала.